Читать книгу "Страстотерпицы - Валентина Сидоренко"

Дома было натоплено и полутемно. Играло радио. Трясущаяся голова Большой Павлы долго всматривалась в Капитолину, словно не веря, что эта худая, потертая женщина и есть та шустрая, красивая ее внучка, сгинувшая бесследно много лет назад.

– Дождалась, – сказала Большая Павла. – Во как. Все ж таки дождалась. Жаль, зима на дворе…

– Не все ли равно, бабинька, – плача, обняла ее Капитолина.

– Хоронить счас самое плохое время. Земля промерзла… Холодно хоронить меня будет.

– А ты поживи!

– Придется пожить… До осени… А остарела ты, Капка…

Большая Павла сдержала свое слово. Она умерла в конце августа, тихим предосенним вечером. Ходила на своих ногах до последнего часа, а потом под вечер прилегла отдохнуть. И задремала.

В сладкой дреме пришла к ней Таисия и подала руку.

– Пойдем, – сказала. – Умаялась я тебя ждать.

– Дак, – заметалась Большая Павла. – Я еще не все Капке присказала… Я ей еще не открылась, где тятенькин последний золотой песочек хороню… И про дом.

– Это уже не твоя забота. Кончилось твое на земле…

Таисия крепко взяла старуху за руку, и та легко поднялась, удивляясь невесомости, но крепости руки матушки. Оглянувшись, она увидела свое тело на лежанке, в последний раз подивилась выбившемуся из-под платка белому пуху своих волос.

– Косматкой сплю. – Это была последняя ее мысль на земле…

Эпилог

Мзда

Капитолина перед похоронами нашла смертный узелок Капитолины, а в нем последний мешочек с золотым песком Афанасия Брагина. Похороны были тихими и немноголюдными. Большой Павле было больше ста лет… Сверстники ее перемерли, а новые поколения ее не знали. Плакала Дуняшка, старенькая старушка, да пришла, не забыла Надежда Петровна.

Ревекка Айзековна покружила вокруг усадьбы Брагиных, но во двор не вошла. Она всегда считала Большую Павлу отсталой старухой. А сейчас, когда гремела перестройка, она вообще не знала, к какому берегу пристать…

После похорон Капитолина попыталась перестроить, осовременить усадьбу, но, видимо, властная рука хранительницы не позволяла это…

Возвращение ее было печальным. Сельчане не признавали ее. Многие отворачивались и не здоровались. В магазине продавщица кинула ей через весы сигареты. Они упали на пол…

– Не ходи ко мне, – прошипело там, за прилавком.

Капитолина молча вышла, не подобрав пачку.

Деньги, как вода сквозь решето, ушли мигом. Их немного оставалось после колонии.

Капитолина попыталась наладить дружбу с Дуняшкой, но та тряслась при виде ее как осиновый лист, и молчала.

Вечерами Капитолина сидела, одиноко глядя в оконце. Начинались ледяные култукские ветра. Они хлестали в окна, забивая крыльцо и сенцы сухой листвою. Дом выстывал быстро… Капитолина куталась в старые шали Большой Павлы, но ничто не согревало ее. При большой луне углы дома зловеще светились, и Капитолина видела всю его неухоженность. Руки старой Павлы уже не трогали углы. И этот дом не признавал Капитолину. Он как бы помнил ее предательство и хотел умереть один. Сам по себе, не перестраиваясь, без этого сгнившего в своеволии, последнего корешка погибшего Брагинского рода.

Снег на хребты упал рано. Оттого над Байкалом сияло, и это сияние проникало сквозь сопки. Свет был алмазный и холодный.

Однажды, сидя у телевизора, который купила сразу по приезде, она увидела в перестроечных новостях Ефима. Он шел в свите Березовского, как всегда, ухоженный, со львиной поседевшей шевелюрой, у него было презрительно-высокомерное выражение. Березовский пружинил стремительно, деловито, и Ефим, как ни подражал своему боссу, но Капитолина, зная его, уловила одышку в движении своего бывшего любовника.

«Я убью его, – подумала она. – Я все равно убью его!»

Капитолина достала остатки своих сбережений. Денег на дорогу до Москвы не хватало. «Нужно еще оружие», – думала она…

Капитолина серьезно начала копить на убийство Ефима. Стрелять она умела. «А дом я продам!» Это стало последним ее упорным желанием… Но копить было не с чего. Работы в Култуке не было, а за усадьбу много не выручишь…

Но она привыкла в жизни добиваться своего.

Жизнь приобрела смысл.

Как-то в конце октября, на сороковой день по кончине Большой Павлы, Капитолина, навещая ее могилу, все же решилась зайти к Семену. С бьющимся сердцем она подошла к кованой оградке, удивилась кресту. Она и не подозревала, что Семен крещен. Она уже протянула руку открыть дверцу оградки, как увидела метнувшуюся навстречу женщину изнутри оградки…

Перед ней стояла Татьяна.

Она решительно и молча вышла из оградки, пошла грудью на соперницу. Капитолина попятилась.

Они стояли друг против друга, с напряженной ненавистью глядя друг на друга. Татьяна была высокомерно-величава, и весь вид ее показывал, что пока она жива, она не допустит ненавистную эту женщину близко к мужней могиле. Капитолина понимала свою вину, но не готова была уступить сопернице…

Октябрь млел последней бабьей нежностью. Крест лучился свежим еще деревом, второй ряд распустилась верба у ручья, и мелко зацвела трава.

Там, за дощатой оградкой кладбища, сиял алмазной глубиною Байкал. Мирная тишина покоилась в рябиновых гроздьях поселка, и в России, к которой зловонной волною катились девяностые годы двадцатого века. Уже отмаячило сатанинское пятно Горбачева. Над Россиею каркающе резало пьяное рванье речи зомбированного Ельцина. Две разбитых стены, оставшиеся от Култукской церкви, зловеще темнели в лучах солнца, предвещая неотвратимые беды и разруху страшных лет отходящего века…

2019