Читать книгу "Моя работа в Москве и Финляндии в 1939-1941 гг. - Юхо Кусти Паасикиви"

сэр Криппс, когда я был у него с прощальным визитом перед отъездом из Москвы в мае 1941 года.

О требованиях и вопросах Молотова, а также об ответах Гитлера я тогда ничего не знал. Слышал, что Советскому Союзу было заявлено о желании Германии избежать конфликтов в Северной Европе, а также о выраженной Германией надежде, что Советский Союз учтёт это в своей политике в отношении Финляндии. В какой степени Кремль будет выполнять подобные пожелания с течением времени, было непонятно. Это зависело от развития событий и общеполитической ситуации. И, в первую очередь, конечно, от того, какую реальную силу Кремль был готов применить в поддержку своей политики.

Если описанная мною выше и принятая в Финляндии более мягкая оценка целей разговора Молотова в Берлине относительно Финляндии была правильной, и если в намерения Кремля не входила «ликвидация» Финляндии, как у нас было принято полагать, а включение нашей страны в сферу интересов Советской России, как было установлено между Риббентропом и Молотовым 23 августа 1939 года, то всё равно дело было для нас серьёзным. Позиция Кремля, в соответствии с которой с территории Финляндии или через неё не должна исходить никакая военная угроза или опасность для Советского Союза, была оправданной и понятной. Мы должны были сделать всё от нас зависящее, чтобы так и было на самом деле. Но Кремль смотрел на всех с подозрением. Для достижения своих целей он считал необходимыми не только территориальные изменения, которых он добивался в 1939 году и получил по Московскому миру, но и определённое политическое влияние в Финляндии. Всё это наглядно следует из августовского договора 1939 года между Германией и Советским Союзом, а также из разъяснения его целей и содержания в речи Гитлера 19 июля 1940 года и в документах от 22 июня 1941 года. Ссылка на это была также в упомянутом мною ранее меморандуме правительства СССР правительству Финляндии от 14 октября 1939 года, переданном мне в ходе наших переговоров со Сталиным и Молотовым, в котором говорилось, что главную заботу Советского Союза в переговорах с финляндским правительством составляют два момента: обеспечение безопасности Ленинграда, а также «уверенность в том, что Финляндия будет стоять прочно на базе дружественных отношений с Советским Союзом». Это был основной ориентир в политике Советского Союза по отношению к Финляндии, которому хотела следовать Москва после заключения мира.

Но в этом месте наши жизненные устремления и цели Кремля несколько расходились. Восток и Запад никогда полностью не совпадут. Взгляды Советского Союза на свою военную безопасность, вытекающие из географического положения Финляндии, как было сказано, Финляндии следовало признавать и учитывать. Это мы должны открыто заявить. Но в культурном, общественном, историческом плане, а также в отношении идеалов, мировоззрения, «стиля жизни» нашего народа, всего того, что делает жизнь нашего народа и его отдельных членов достойной, мы принадлежим не к Востоку, а к Северу Европы. Сохранение образа жизни нашего народа и его сохранение в виде единой нации – самый главный вопрос для нас. Для нас важное духовное дело – согласовать противоречие между Востоком и Западом, но не подчиняться и не попадать в безграничные объятия великого Востока, сохранять своё место на Севере Европы и тем самым в культурном мире Запада. Достижение этих двух целей, обеспечение военной безопасности Советского Союза и сохранение нашего народа на Севере Европы вполне возможно.

Отношение Германии к нашей Зимней войне в последовавшие за ней месяцы, часто упоминаемая речь Гитлера в рейхстаге 19 июля 1940 года показывают, что Германия тогда рассматривала Финляндию как входящую в сферу влияния Советского Союза. Так же понимал это и Кремль. Меня постоянно беспокоил этот вопрос. «Упрямое и последовательное выступление Молотова против всех идей о союзе между Финляндией и Швецией указывает на существование такого разделения зон интересов, при котором граница проходит вдоль Финского залива и реки Торнионйоки, – писал я в начале октября 1940 года министру иностранных дел. – Мы относимся к североевропейским государствам и к народам Севера Европы. Вопрос стоит о том, как нам вести дела, чтобы попасть в этот круг, а не остаться здесь. Это главный вопрос нашей политики». В конце того же месяца я писал премьер-министру Рюти: «Постоянные речи Молотова о том, что мы стремимся к союзу со Швецией, означают ни что иное, что он и Советский Союз хотят вырвать нас из числа североевропейских государств и прежде всего оторвать от Швеции, а также включить нас в сферу интересов Советского Союза, куда, по всей вероятности, нас уже передал Риббентроп в августе 1939 года… Нам важно добиваться укрепления связей с Швецией и вообще с Севером Европы. Мы относимся к Северу Европы… У меня нет никаких предрассудков в отношении Советского Союза и русских, в молодости я бывал здесь, знаю русскую классическую литературу и культуру. Делаю всё от меня зависящее для поддержания хороших отношений с Советским Союзом. Мы здесь можем вести торговлю и заниматься многими другими делами. Так было во времена России. Но от этих столетних связей нам не осталось ничего, кроме как что-то в области кулинарии: блины, икра, борщ и ещё какая-то еда. Наоборот, мы отдалялись от России десятилетие за десятилетием. Это другой мир, который нам не подходит».

Эти мои слова вовсе не означают враждебности в отношении России, как это и видно. Географическое соседство с великой Россией, связанное с этим поддержание хороших отношений, смягчение и устранение противоречий – этот принцип я принял и усвоил. Признание фактов, которые нельзя изменить, принятие политических необходимостей – первое правило государственной жизни. Но столетняя история раз и навсегда провела границу, пересечение которой означало бы нашу гибель.

Положение малых государств порой бывает сложным. Иногда невозможно сказать, как им действовать в той или иной ситуации. Наиболее ясный и естественный выбор для них – политика нейтралитета. Но в последнее время эта политика не даёт результатов: Голландия, Бельгия, Дания, Норвегия, Финляндия, Балтийские государства, Румыния и Греция являются самыми убедительными доказательствами этого. Считается, что существование малых государств в эпоху великих держав возможно, если они будут оставаться «на краю», на периферии событий, или же будут выступать в качестве буферных государств, то есть будут представлять интерес для конкурирующих между собой великих держав. Развитие военных технологий в последнее время показало, что польза от нахождения вдали от центральных событий будет лишь минимальной или чистой видимостью. Ясно также, насколько опасной может быть для малого государства политика буферного государства. Малого затянут в споры больших, в водовороты международных событий, на