Читать книгу "Память всех слов. Сказания Меекханского пограничья - Роберт М. Вегнер"

Младшая вдруг оказалась перед вором. Он почувствовал запах ее духов и легкое прикосновение к своему лицу.

– Прости. – Голос ее был серьезен, без обычного оттенка иронии. – Ты имел право на меня сердиться, полагая, что я тебя предала. На самом деле я искала тебя все эти годы, но он, – раскрытой ладонью она отвесила ему пощечину, и она предназначалась только Альтсину, – был упрям, глуп и ловок. Убегал, скрывался, защищался. Мне тоже приходилось убегать. Многое случилось. Когда-нибудь расскажу. А теперь ты должен это сделать. Покинуть это тело: наверху ждет другое, старше и наверняка более потрепанное, но зато снабженное татуировками.

Нож уколол его сильнее, и вор почувствовал, что кровь уже не просто сочится, но течет горячим ручейком.

– Прости? – В голосе Огевры послышался страх. – Значит, это ты сделала?

– Ты ведь не думаешь, что твой граф сам пришел к мысли о татуировках? Ему необходимы были указания и разъяснения. И можешь мне поверить, я не использовала колдовства, чтобы его убедить, золотце. Достаточно было сыграть на его амбициях, чувстве миссии и мании величия. Видение себя как первого за три с половиной тысячи лет авендери, ступающего по земле, он носил в своей душе уже годы. И решил, что после Объятий сумеет контролировать Кулак Битвы. Глупец. Неужели сапоги, что надеваешь, рассказывают тебе, куда ты должен идти? – Девушка снова похлопала Альтсина по щеке. – Сперва я хотела схватить вот этого, обездвижить и силой вытатуировать ему на коже барьеры. Я была и вправду отчаявшейся. Но теперь на это нет времени.

– Я его убью!

– Ох, да пожалуйста. Прекрасный сосуд только и ждет пересадки. Сделай это.

Сейчас.

Нож дрогнул и передвинулся выше, под ухо, а Альтсин почувствовал на шее еще и узкую ладошку. Потому прижал подбородок к груди, связывая руку на мгновение, и дернулся в сторону.

Клинок у Денготаага был острее бритвы, острее чего угодно, что сумели бы создать руки смертных. Но теперь важнее всего стало то, что клинок находился между руками служанки Эйфры.

Лезвие разрезало ее правую руку до самой кости: он почувствовал это и в следующий момент дернулся в другую сторону.

Крик грянул в комнате, и внезапно показалось, что ту залило масло. Вдруг стало сложно дышать, темнота сделалась почти ощутимой, сквозь меч прошла безумная дрожь.

Альтсин яростно пнул куда-то вперед, попал, девушка по имени Канайонесс охнула. Можешь быть невесть кем, даже божественной сущностью, но солидный пинок всегда может выбить из тебя дыхание, сука! Сапоги? Я тебе покажу «сапоги»!!!

Земля застонала, а потом на них со всех сторон рухнула Сила.

Денготааг завибрировал, словно ударенный молотом.

Тихий смех раздался в голове Альтсина.

«Ну-ну, парень, очень даже неплохо. Как я и надеялся: даже будучи связанным, можешь доводить богов до безумия».

Оум, это ты? Что происходит?

«А ты не понимаешь?

Эйфра, Владычица Судьбы, одна из самых сильных богинь, которых знал мир, на несколько мгновений сконцентрировала все свое внимание в этом месте, на своей служанке, ставшей ее глазами, ушами и телом. Это не было Объятие, как в случае с авендери, потому что душа богини разделяла не тело со смертной, а ее сознание. Но сознание тоже может чувствовать боль, шок и ярость.

Быть может, впервые за тысячелетия Эйфра чувствовала, как ее тело рассажено клинком, как брызгает из перерезанных вен кровь, – но прежде всего чувствовала, как черный меч пьет ее жизнь.

Тело служанки стало каналом, через который клинок пытался пожрать сущность по другую сторону. А разъяренная богиня ответила контратакой».

Оум!

«Да, ты прав. Я тебя обманул. Но не злись на Аонэль, она не знала, что то, что я тебе даю, не мое семя. Тех семян уже нет. Это была моя кровь. А внутри нее – то, что ты точно не проглотил бы добровольно».

Образ маленького округлого кулона из кости танцует перед внутренним взором вора. Овал растрескивается на несколько кусков, которые окружает густеющий древесный сок.

Зачем? Ответь мне. Зачем?!

«Чтобы он увидел. И решился».

Кто? И что именно он должен увидеть?

Фрагменты кости выныривают из псевдосемени, вращаются и складываются в одно целое. А потом растут, превращаясь в отверстие, калитку, дверь. Ворота.

Ворота, из которых в него хлещет, рыгает сказание.

Альтсин был… кем-то другим. Помнил бескрайние степи, которые одеваются весной в плащ зеленых трав, встающих в рост взрослого мужчины.

Он бегал в тех травах, ставя силки на зайцев, куропаток и дроф. Когда стал чуть побольше, научился стрелять из лука, подаренного ему отцом, и выслеживать степных лисиц, чей мех поздней осенью и зимой был гладким и шелковистым, словно… словно первое прикосновение, разделяемое с девушкой. Он уже не помнил, как ее звали, но была она красива – самая красивая в мире. Он знал, что девушка – из соседнего рода, они встретились на ежегодном празднике, сбежали в ночь… Потом он видел ее лишь однажды.

Небо далеко на западе пульсировало молниями, морщило лицо грозовых туч. Когда приближались к их лагерю, они поспешно собирались и сбегали. Ему было тринадцать, когда появились всадники. Среди них – и его отец. Старый мужчина с глазами пустыми, словно осушенный до дна колодец. Он узнал отца по знаку на левой руке: носил точно такой же и сам. Мать вышла из юрты с кувшином ферментированного лошадиного молока, чтобы поприветствовать его согласно обычаю. Отец взглянул на нее, словно не узнавая. Забрали их, всех мальчишек, что доставали макушкой до поднятой на высоту четырех футов и восьми дюймов палочки, независимо от возраста. Накололи ему татуировку Камии, молния Владыки Гроз жгла много дней подряд…

Первая битва.

Они атаковали волнами, стрела за стрелой в небо, в направлении неподвижно стоящих рядов предателей – и отступление. Погиб Анухэ, его лучший друг, пали Тамхи, Эгаа и Мунвэ. Он боялся, как никогда в жизни, боялся развернуть коня и атаковать снова, но тогда Камии загорелась, и Воля Владыки Битв пала на него, словно гром, и страх уже не имел никакого значения.

У них закончились стрелы, а потому в последней атаке они ринулись на линию пикинеров, словно тяжелая кавалерия, надеваясь грудями лошадей и своими телами на стальные наконечники. Выбили кровавые дыры, открыли проход для более умелых отрядов.

Вроде бы выиграли.

Он не видел победы, потому что раньше упал с коня, а пинок копытом в голову вбил кусочек кости внутрь черепа.

Из его отряда выжили трое мальчишек. Из родного лагеря – только он.

Отец пришел лишь раз, чтобы увидеть его после битвы. Он тогда не узнал родителя, в голове его стоял серый шум, а глаза и руки никак не желали договориться.