Читать книгу "Сны инкуба - Лорел Гамильтон"

Лицо Натэниела было странно-гармоничным сочетаниемчеловеческого лица и морды леопарда. Форма лица ближе к человечьей, чем увервольфа, но за этими серо-голубыми глазами не было никого, с кем можноговорить.

Я избавилась от своего зверя, вызвав зверей из них, и вдругоказалась в луже, так похожей на кровь, и меня держали два только чтопревратившихся ликантропа. Натэниел положил мохнатые руки на кровать по обестороны от меня, и из них выскочили белые когти, подобные ножам. Только от ихвида у меня, беспомощно лежащей, сердце забилось сильнее.

Я знала, что они мне ничего плохого не сделают. Я верила им.Но в глубине души я больше верила Натэниелу и Джейсону, чем их зверям. Япыталась не бояться, потому что страх для них — как пряная приправа к мясу.Ликантропов страх возбуждает — всегда. И я лежала совершенно неподвижно,пытаясь успокоить сердце, пытаясь придумать, как сказать им, чтобы отпустилименя, и голос чтобы не был похож на голос жертвы.

Натэниел сдвинул руки так, что мех его пальцев гладил меня.Моему сердцебиению это не понравилось. Мне тоже. Он снова сжал руки, и когтиисчезли в шерсти. Этой шерстью он погладил меня по бокам, и прикосновениетёплого меха заставило меня задышать прерывисто.

Голосом, который больше всего был похож на рычание, Натэниелпроизнёс:

— Никогда раньше у меня при превращении не было рук.

Эти «руки» он поставил по обе стороны от меня, так близко,что волоски меха касались сбоку моих грудей. Когти он направил вниз, я ощутилабоками, как сократились его мускулы. Руки Натэниела были рядом с моими грудями,и я почувствовала, как когти впиваются в кровать. Он потянул лапы вниз, ипростыни с треском разошлись, но что-то вроде жалобного писка вызвал у менязвук рвущегося матраса. Сам матрас рвался с мясистым звуком, когда когти будтобез сопротивления полосовали его. Натэниел сдвинулся так, что мог очертитьруками контуры моего тела. Он их вырезал когтями. А я не могла пугаться.

Джейсон засмеялся, и этот очень мужской смешок отличнопередавала волчья глотка. Я глянула на него, а он блеснул клыками и сказал:

— Анита, не бойся.

— Тогда отпусти меня, — ответила я, и голос у меняпочти даже и не дрожал. Будь они людьми, они бы не заметили моей дрожи илиубыстрения пульса. Но они людьми не были.

Натэниел свалился на меня, и оказался выше и шире,мускулистее, или мускулы были в таких местах, где раньше их не было. Будтосовсем другое тело прижимало меня к постели, тело, которое мне не приходилосьтрогать. На груди, на животе, в паху мех был реже, но кожа теплее, почтигорячая она была, будто в таком виде кровь бежит горячее.

Он лизнул меня в плечо, и я чуть-чуть пискнула. Закрывглаза, я сосредоточилась на дыхании, только на дыхании. Не на ощущении его телаили рук Джейсона, у которого когти не так хорошо втягиваются. Я дышала, дышала,пока язык, куда шершавее, чем у Натэниела, лизал меня смачно поперёк плеч.

Когда я открыла глаза, пульс у меня стал нормальным, и японяла, что Натэниел очищает меня от прозрачной жижи, которую излили на меня они Джейсон. Почти в ухо он тихо прорычал мне:

— Мы тебя измазали.

— Ага, — ответила я шёпотом.

Он прислонился бёдрами к моей ляжке и стал делать короткиесильные движения, нечто среднее между кругами и толчками. Вдруг он оказался уменя на заду, и я почувствовала, что он и в этом месте изменился. Стал больше,но, может, это просто у страха глаза велики.

Он вроде как фыркнул мне в лицо, не так, как если бы нюхал,а как если бы это был звук, который мне полагается понимать.

— Ты голодна. Голодна, как мы. Я это чувствую.

Я попыталась сохранить ровный пульс и ровное дыхание. Ничегоя не стала бы делать такого, чтобы усугублять ситуацию.

— Я не голодна.

Он прижался сильнее, медленно скользнул между моими ногами —не внутрь, но в ту сторону. От этой мысли сердце заколотилось, и я не могла егосдержать. А Натэниел потёрся мохнатой щекой о моё лицо.

— Тебе надо в душ.

— Окей, — сказала я. Я готова была согласиться совсем, что позволило бы мне встать и выползти из-под этих двоих.

— Мы тебя не съедим, Анита, — сказалДжейсон. — Если бы была такая вероятность, Жан-Клод никогда бы не допустилтакой ситуации, ты это знаешь.

Я подняла голову и посмотрела в эти волчьи глаза.

— Извини, но когда вы вот так лезете на меня с зубами икогтями, я поневоле начинаю сомневаться.

— Мы тебе плохого не сделаем, — сказал Джейсон.

— Тогда отпусти меня, — ответила я совершеннонормальным голосом, и пульс у меня тоже замедлился до нормы.

— Ещё нет, — сказал Натэниел, все так жеприжимаясь ко мне лицом.

— Почему? — опередил меня Джейсон.

— Потому что ей все ещё нужно напитать ardeur.

Никогда бы не подумала, что на волчьей морде можно выразитьтакую недоверчивость, но Джейсон сумел.

— Анита с мохнатыми не ложится.

Леопард у меня на спине сдвинул нижнюю часть туловища надолю дюйма и толкнулся — не внутрь, но все же в самые интимные ворота.

— Ты внутри пустая, я это чувствую. А раньше не умел.

С первого раза я ещё могла считать, что он желаемое задействительно принимает, во второй раз я попыталась заглянуть в себя. Увидетьardeur, не пробуждая его. Нужен был этакий метафизический манометр, а так ятолько ощутила некую пустоту в себе. Место, где должно что-то быть, а ничегонет.

— Чувствую, — сказала я.

— Я сейчас не устал, Анита. Я как новенький. — Ончуть придвинулся. — Скажи «да».

— Отпусти, тогда посмотрим.

— А мне нравится тебя держать. Когда мы вдвоём тебядержим, — прорычал он.

— Я думала, ты не любишь командовать.

— Обычно — нет, а сегодня — да. Сегодня я хочу чувствоватьтвоё тело под собой. Как ты стараешься не биться, не паниковать. И просто наязыке ощущать твоё самообладание. Мне его хочется слизнуть прочь.

— Натэниел!

— Скажи «да», Анита. Скажи «да». Напитай ardeur, потомпойдёшь в душ, а мы поищем, чего ещё поесть.

— Чего ещё поищете? — спросила я.

— Тут глубже в подвале есть запасы, — объяснилДжейсон. — Слишком у нас тут много оборотней, чтобы их не иметь.

— Что за запасы?

Он нагнулся ко мне, не отпуская мои руки.

— Никакой человечины, ничего незаконного. Клянусь.

Он лизнул меня в лицо быстрым движением языка, а потомзасмеялся — не специфически мужским смехом, а просто как Джейсон, отпустившийодну из своих шуточек. Как Джейсон, который будет шутить и по пути в ад, дажеесли это будет значить продление срока и ужесточение наказания. В каком бы видеДжейсон ни был, он оставался собой.