Читать книгу "Набоков в Америке. По дороге к "Лолите" - Роберт Роупер"

Уилсон не пропагандировал ни ленинизм, ни сталинизм. К тому времени, когда он дописал “К Финляндскому вокзалу”, Уилсон уже был в ужасе от политических убийств и репрессий и как-то заметил в письме, что его работа над книгой закончилась тогда же, когда Россия попыталась прикончить Финляндию (речь шла о советско-финской войне)43. Глубокое влияние на Уилсона оказала Великая депрессия, о которой он писал репортажи в New Republic. В начале журналистской карьеры он писал о культуре, но в дальнейшем заинтересовался социальными проблемами. Биржевой крах вызвал у Уилсона сильную тревогу за переживавшую кризис родину:

Сегодня [речь о январе 1931 года] в Соединенных Штатах… около девяти миллионов безработных. Наши города являют миру зрелище лишений и невзгод: масштаб бедствий потрясает до глубины души… сельское хозяйство разорено… промышленность, переключившись на Юг, оказалась в ужасных условиях… почти как в Англии сто лет назад44.

Уилсону казалось, будто мир окутал “мрак”, “земля расколота и близится судный день”45. Особое внимание он уделял эпидемии самоубийств. Все это свидетельствовало об ослаблении воли, хотя самоубийцы вызывали у Уилсона искреннее сострадание. Оставив работу в New Republic, он несколько месяцев ездил по стране и писал о положении дел на заводах и о Генри Форде как непоследовательном пророке капитализма, о близившемся голоде, о суде над парнями из Скоттсборо в Чаттануге[15]. В 1932 году Уилсон собрал репортажи в книге “Американские передряги: год кризиса” (The American Jitters: A Year of the Slump)46: получился в целом беспристрастный, неожиданный и удивительно подробный рассказ о глубоких ранах, нанесенных Америке и ее надеждам на будущее. В главе под названием “История автора” Уилсон в грубоватой, но добродушной манере описывает себя как мелкого буржуа, конформиста, гедониста и эгоиста. Рассказывает о собственных доходах в 1920-е годы, признавая, что наследство давало ему возможность “читать, выпивать и ни о чем не заботиться”47.

Эдмунд Уилсон, начало 1940-х годов

Уилсону еще и потому так нравился коммунизм, что писатель полагал, будто американское правительство работает плохо и не оправдало надежд народа. Оно неспособно распознать грядущую экономическую катастрофу несмотря на то, что президент Гувер ранее был министром торговли. Теперь же этот президент, писал Уилсон, “уверяет нас, будто бы дела в полном порядке”, сам же тем временем посылает генерала Дугласа Макартура “сжечь лагерь безработных ветеранов войн, которые пришли в Вашингтон, чтобы потребовать справедливости… а мы еще гадаем, жизнеспособны ли американские республиканские институты”48. Уилсону казалось, что уж в СССР-то не спасовали бы перед такими проблемами: решили бы их, не моргнув глазом. “Успехи Советского Союза вызывают у нас все большее восхищение: советское правительство уделяет пристальное внимание промышленным и экономическим вопросам и сумело предотвратить подобные кризисы”49.

К моменту знакомства с Набоковым Уилсон все же понял, что на самом деле творится в Советском Союзе и кто такой Сталин. В 1935 году Уилсон побывал в России на средства, выданные фондом Гуггенхайма: свойственные писателю энергичность, любознательность и дружелюбие помогли ему собрать материала на три книги. Он понял, что СССР – полицейское государство, прочувствовал царившую среди интеллигенции атмосферу страха (многие вскоре были репрессированы). Толпа на улицах показалась Уилсону “неряшливой” и “скучной”50. Социализм не развеял всепоглощающую русскую тоску – скорее наоборот.

Однако в своих книгах Уилсон не обмолвился о страхе: он постарался отыскать примеры советского опыта, которые можно перенести на американскую почву и которые свидетельствовали о компетентности и власти над будущим. Ведь обе страны так похожи: обширные и до конца не освоенные территории, кругом “степи, бурные реки и дикие леса”51 – “никогда не знаешь, что таится… в глуши этих земель, никогда не знаешь, что из них выйдет”.

Глава 4

Уилсон достал для Набокова заказы на книжные рецензии, помог завязать новые полезные знакомства, благодаря чему Набоков благополучно пережил первую зиму в Америке без постоянной работы. Его ждала должность в Стэнфордском университете, а в феврале двоюродный брат Николай договорился для него о лекции в Уэллс-колледже. Набоков привез в США “сотню лекций – примерно 2000 страниц – по русской литературе”1 и был готов прочесть их, как только представится такая возможность. Он видел себя не только художником, но и потенциальным преподавателем – тем, кто несет культурные блага и знание диковинной иностранной литературы аудитории, которая готова платить за это деньги. Набоков не утратил оптимизма и выбрал правильную стратегию приспособления к жизни в эмиграции.

По рекомендации Карповича, преподававшего в Гарварде, Набокова включили в список внештатных преподавателей Института международного образования, и колледж Уэлсли пригласил его в марте 1941 года прочесть двухнедельный курс лекций – отчасти потому, что в тамошней библиотеке вместе с прочими изданиями Льюиса Кэрролла обнаружился перевод “Алисы в Стране чудес”, который Набоков сделал в 1922 году2. Набоков-лектор оказался обаятельным, эрудированным, с отменным чувством юмора и очаровательным английским акцентом. “Мои лекции пользуются обнадеживающим успехом, – писал он Уилсону. – Я между делом разделался с Максимом Горьким, мистером Хемингуэем и еще некоторыми, изувечив их трупы до неузнаваемости”3. Писателю понравились студентки Уэлсли и “очаровательные” преподавательницы. В Бостоне он пообедал с Эдвардом Уиксом, который, как и Набоков, учился в Тринити-колледже в Кембридже. Уикс “принял мой рассказ, а заодно и меня самого с трогательной теплотой”, – сообщает Набоков (речь о рассказе “Облако, озеро, башня”, который рекомендовал Уилсон). Уикс рассыпался в похвалах, назвал рассказ “гениальным” и тут же предложил Набокову написать для журнала Atlantic еще несколько “маленьких шедевров” (“это то, что нам нужно”). Набоков был потрясен.

Вера почти весь год проболела: впоследствии она признавалась, что ее болезнь стала “результатом всех переездов и треволнений”4. Она искала работу, в январе 1941 года нашла (переводы для газеты Free French), но потеряла, поскольку несколько недель ее мучил ишиас5. Из-за болезни запланированная поездка в Пало-Альто угрожала сорваться: казалось маловероятным, что Вера сможет отправиться в путь. Однако 26 мая, в понедельник, который пришелся на новолуние, семья выехала на запад на машине Дороти Льютхолд, одной из студенток Набокова.