Читать книгу "Кондотьер - Макс Мах"

Что ж, что есть, то есть – шрамы покрывали все его тело. Жизнь на войне и вообще-то не сахар, а уж долгая жизнь… Удивительно другое. Как он умудрился выжить и сохранить лицо? В прямом и переносном смысле. Вот это действительно вопрос.

– Девятый час, – констатировал он с сожалением. – День, почитай, уж три часа как начался, а мы все еще в постели.

– С кем мы встречаемся сегодня? – она соскользнула с кровати, ловкая, стройная, но отнюдь не худая.

«Женщина, как женщина. Молодая, вот в чем, наверное, дело. А я старый…»

– Желающих много, – он тоже встал. Получилось не так естественно, да и внешностью гордиться не приходилось. Желания красоваться «в чем мать родила» Генрих не испытывал, скорее, наоборот. – Но кое с кем встретиться просто необходимо.

– Возьмешь с собой? – Она одевалась без спешки, методично отыскивая детали своего туалета, разбросанные по всей комнате, и заменяя – по ходу дела – то или это на вещи из шкафа.

– Всенепременно. А скажи, Тата, ты разве не собиралась увидеться со своей подругой? Как же ее? Ольга Берг, кажется, или я что-то путаю?

– Не путаешь, – повернула голову, посмотрела из-за плеча. Внимательный взгляд, тонкая кость обнаженного плеча. – Она Станиславская по мужу, – слова медленные, с подтекстом, как капли, падающие в воду с большой высоты. – Дмитрий был военным. Служил в охотничьем полку. Поручик – парашютист…

– Кабул? – спросил Генрих, прикидывая, где мог служить офицер-разведчик, погибший, судя по подтексту, в недавнее относительно время.

– Восточный Туркестан.

– Вот как, значит, Сянцзан, – кивнул Генрих. – Восстание уйгуров…

– Там, – подтвердила Наталья, отворачиваясь.

– Не хочешь с ней повидаться?

– А ты?

– И я бы не отказался. Разговор у нас вчера занятный получился, но, как ты помнишь, завершить его мы не успели.

«Берг… – вспомнил он. Кто бы мог подумать! Но портрет Серебряковой, вот главная интрига! Как же зовут ее мать?»

– Что ж, – пожала плечами, – девятый час, говоришь? Давай позавтракаем, и я ей позвоню. Здесь есть телефон?

– Обязательно есть. Как же в наше время и без телефона?

– Я могу им воспользоваться?

– Ни в чем себе не отказывай! – он прошел на кухню и стал варить кофе. Ему было любопытно, кому сейчас звонит Наталья, но не настолько, чтобы подслушивать. В конце концов, об этом и о многом другом ему чуть позже доложит Людвиг. А пока…

«Кофе и бутерброд с ветчиной! Могу я позволить себе съесть наконец что-нибудь человеческое?»

Под «человеческим», как и всегда, понималась простая сытная пища. Не то чтобы Генрих не понимал гурманов. Понимал. И под настроение мог составить им вполне компетентную компанию. И все-таки, если речь заходила о еде, которая ему по-настоящему не надоедала, то это совсем о другом. Отварной картофель, печеная кукуруза, тушенная с перцем и томатами фасоль. Макароны по-флотски, гороховый суп на копченых свиных ребрах, холодец…

* * *

Все-таки, хочешь или нет, но положение обязывает, и по счетам попробуй не заплати. Натали прошлась по квартире, нашла телефонный аппарат, закурила папироску и начала накручивать диск. Первым делом – а начинать всегда следует с самого паскудного – набрала номер телефона конспиративной квартиры Годуна. Юрий Львович Павловский, известный в леворадикальном подполье под псевдо Годун, жил, практически не скрываясь. Он являлся – и не по легенде, а на самом деле – успешным и состоятельным частным поверенным, вполне официально вел в императорских уголовных судах дела анархистов, коммунистов и социалистов, со всеми был знаком и встречался открыто даже с теми из «этих всех», кто находился на нелегальном положении. Такое сложное существование между двумя отрицающими друг друга мирами позволяло, среди прочего, эффективно маскировать активное участие в работе боевой группы. Но вот уже об этом знали совсем немногие, и Натали – как раз по случаю – была одной тех, кто знал это наверняка. Павловский являлся ее непосредственным командиром, насколько это вообще возможно в анархистской среде. Ну, а на конспиративной квартире – во всяком случае, той, о которой знала Натали – Годун содержал любовницу, что было, ужас, как практично. Во всех смыслах, если быть искренним. Ну, а в случае провала всегда можно покаяться в меньшем грехе. Перед женой, вот в чем соль, а не перед жандармскими дознавателями.

Итак, она позвонила Годуну и сухо – то есть без эмоций – доложила, что операцию пришлось отменить, так как «буквально в последний момент» стало известно, что «мы ошиблись» и это не Кейн.

Павловский не удивился и не осерчал. Похоже, он знал в подробностях, как именно она «отменяла операцию». Выслушал, хмыкнул в трубку, сказал, молодец, конечно, но – напомнил отеческим тоном – дисциплину никто не отменял. И далее в том же роде, типа, если вышел приказ «стрелять», то сначала выстрели, а потом уже уточняй.

– Ну, да! – сказал он почти весело. – Не Генрих Кейн, а Генрих Шершнев. Не Мясник, а Шершень. Оба полковники. Оба наемники. В чем разница?

– Наверное, в том, – осторожно возразила Натали, – что, когда Кейн рвался к Саламанке, защищал ее Шершнев.

– Ну, это философский вопрос, кто, зачем и от кого защищал Саламанку, да и не телефонный разговор. Увидимся, поговорим!

– Хорошо, – согласилась Натали, но не задала вполне ожидаемый вопрос на тему, где и когда. – Увидимся.

«Будет интересно… но только одному из нас».

Следующей в ее списке значилась Альта.

– Это я, – сказала Натали.

– А это я, – ответила, словно бы потягиваясь, Альта, – белолица, весновата и черемна. Не хочешь упасть в мои объятия?

– Не хочу.

– А жаль! – вздохнула на другом конце провода Альта. – Тогда переходим к фигурам вежливости. Чем могу быть полезна?

– Мне нужен номер телефона Ольги Станиславской.

– Вот оно как! А ты знаешь, где служит Оленька Берг?

Альта к делам боевки отношения не имела. Она писала стихи, играла на флейте, рискуя сесть за совращение несовершеннолетних, клеила сопливых девчонок – едва ли не гимназисток младших классов – и устраивала всевозможные «перформансы», заканчивающиеся традиционным скандалом и мордобоем. Однако, как и положено «фурии авангарда», Лера Михеева придерживалась левых взглядов и гордилась своей «прикосновенностью» к делам подполья.

– И где же служит Оля Станиславская?

– Оля служит в контрразведке флота, – драматическим шепотом и наверняка не без закатывания глаз ответила Альта.

– Ужас какой! – подыграла, было, Наталья, но тут выяснилось, что после разговора с Годуном настроения дурачиться у нее нет и в помине. – Лера, она же филолог, как и я. Наверняка работает делопроизводителем. Жить-то ей на что?

– Ну, не знаю, – возразила Альта. – Берги, вообще-то, богатые.