Читать книгу "Кавказская Одиссея и граф Николаевич - Елена Мищенко"

Мастер праздновал победу. Сегодня утром пришла телеграмма: «Элиелу Сааринену. Поздравляем победой конкурсе на проект монумента Джефферсону в Сент-Луисе». 75-летний маэстро был очень доволен. Дело в том, что этот конкурс проходил не совсем обычно. Его сын и соратник Ээро начинал работу над проектом вместе с ним. Однако, увлеченный новыми идеями, он попросил у отца разрешения сделать собственный вариант проекта. Таким образом в Сент-Луис из Кренбрука отправилось два разных проекта. Ээро слишком любил и уважал отца, чтобы переживать по поводу результатов конкурса. Он первым от всей души поздравил отца с победой. Шел 1948 год.

В то время мы ничего не знали о наших заокеанских коллегах. Это был период, когда в советской архитектуре безраздельно господствовал сталинский ампир. В начале 60-х было ненамного легче. Разросшийся аппарат Госстроя мешал работать, он буквально душил все инициативы архитекторов. В проектных мастерских начали вспоминать прошлые времена когда проводились большие конкурсы, в 20– и 30-е годы они привлекали внимание прекрасных архитекторов, и не только советских, но и зарубежных.

В 1926 году конкурс на проект павильона для международной выставки в Париже выиграл Константин Мельников. Ему удалось построить этот павильон, но сразу после его возвращения из Парижа, как мы уже знаем, ему запретили проектировать.

В 1937 году был проведен конкурс на проект Дворца Советов – один из крупнейших конкурсов в мире. В нем принимали участие такие архитекторы, как Ле Корбюзье, Гамильтон, Бразини.

Победителем конкурса, несмотря на участие в нем всемирно известных зодчих, стал Борис Иофан, хотя в его биографии были некоторые «дефекты». Он же выиграл конкурс на лучший проект павильона на международной выставке в Париже в 1937 г. Его соавтором была замечательный скульптор В.И. Мухина.

К конкурсам у меня было отношение особое, очевидно, это наследственное. Мой отец участвовал в них с институтских времен. Он делал конкурс на здание Госпрома в Харькове и получил премию, но конкурс выиграл архитектор Серафимов. Проект, представленный Серафимовым, настолько понравился отцу, что он пошел работать на стройку Госпрома. В дальнейшем он участвовал в международном конкурсе на проект театра массовых действ в Харькове и получил первую премию. Он участвовал в конкурсе на проект Правительственной площади в Киеве. Но потом проект заказали Лангбарду, а когда он реализовал его половину, и люди увидели этот апофеоз сталинского ампира, от второй половины отказались. И правильно сделали, так как появилась возможность восстановить Михайловский Златоверхий собор.

После переезда правительства из Харькова в Киев был объявлен конкурс на проект здания Верховного Совета Украины. Материалы этого конкурса опубликовали в журнале «Соцiалiстичний Київ» (№ 7–8 за 1936 г.) – в том самом номере, который начинался статьей «Приговор суда – приговор народа» (перепечатка передовицы из «Правды»). В ней говорилось: «Троцкистско-зиновьевские бандиты будут стерты с лица земли. Утратив человеческий облик, перейдя все границы цинизма и самооплевывания, презираемые и ненавидимые советским народом, отходят в могилу шестнадцать цепных собак капитализма». Это было жуткое преддверие 1937 г. Люди, проектировавшие правительственные здания, оказались под жестким контролем. Это были проф. Рыков, проф. Штейнберг, Заболотный и Григорьев. Был принят проект Заболотного.

Я тоже очень любил конкурсы, и, так же, как Ээро Саариннен, сначала работал вместе с отцом. Я начал в них участвовать с институтских времен. В 1954 году объявили конкурс на проект Пантеона в Москве. Здание предусматривалось грандиозным. Программа на проектирование начиналась так:

«Конкурс на лучший проект сооружения в г. Москве Пантеона – памятника вечной славы великих людей Советской страны. Пантеон будет сооружен на территории Ленинских гор в юго-западном районе Москвы на площадке 3,5 км южнее нового здания Московского государственного университета… В Пантеоне должны быть предусмотрены:

а) зал, в котором будут установлены саркофаг с телом В.И. Ленина и саркофаг с телом И.В. Сталина.

б) один или несколько залов, в которые будут перенесены урны с прахом и останки выдающихся деятелей Коммунистической партии и Советского государства, захороненных на Красной площади у Кремлевской стены…»

Я был тогда еще зеленым второкурсником, а в бригаду входили дипломники с шестого курса – Леонид Оловянников, Михаил Русаковский. Руководил бригадой отец. Меня пригласили принять участие и построить двухметровую перспективу интерьера с залом саркофагов – перспективу очень сложную. Были времена советского ампира, так что в этом зале были и многоколонные портики, и кессонированный купол. Ко всему, зал был круглым. Я с удовольствием выполнил эту работу.

Потом мне рассказывали москвичи, что как только проекты развесили в Доме архитектора на улице Щусева, начались скандалы. Пришла комиссия в штатском посмотреть экспозицию до правительственного просмотра. Среди представленных на конкурс проектов был один, очень тщательно разработанный. В этом проекте на плане в зале с захоронениями умерших деятелей партии и правительства были изображены стелы с именами похороненных. Автор предусмотрел места впрок и для живых. Там были стелы с надписями – Хрущев, Каганович, Микоян и т. д. Вызвали директора Дома архитекторов и велели немедленно снять проект. Злые языки утверждали, что конверт с девизом к этому проекту был распечатан задолго до окончания конкурса. Члены правительства, как дети, почему-то верили в свое бессмертие, или, во всяком случае, старались держать в секрете свои физические недомогания. А может быть, проштрафившийся архитектор нарушил табель о рангах, или сильные мира сего боялись, что нарушится порядок чинов. Меняли же надпись на мавзолее: то «Ленин», то «Ленин-Сталин», то опять «Ленин».

Самое печальное, что все наши усилия оказались тщетными. Ситуация изменилась, осудили культ личности, и проект Пантеона предали забвению.

…Вернемся, однако, в Кренбрук, к праздничному столу архитекторов Сааринен. Похвалы Элиелу сыпались со всех сторон. В тот же вечер его сыну Ээро позвонили коллеги с поздравлениями по поводу его победы на конкурсе. Ситуация требовала разъяснения, пришлось звонить в Сент-Луис и просить описать проект, который получил первую премию. Каково же было всеобщее смущение, когда оказалось, что произошла ошибка, и наградой был отмечен проект младшего Сааринена, Ээро.

Несмотря на ускользнувшую победу, Элиел был рад за сына и первым его поздравил. Ситуация, возникшая в Кренбруке, была чисто шекспировской – принц был коронован при жизни отца. Элиел все прекрасно понимал, он чувствовал, что приходит новая эпоха архитектуры и пора передавать бразды правления сыну. 75-летний Маэстро отдал ему руководство мастерской в Кренбруке, и Ээро прославил эту мастерскую, став одной из ярких звезд американской архитектуры.

Мой отец, в отличие от Элиела, не отдал мне мастерскую, но всегда радовался моим победам. В дальнейшем я участвовал во многих конкурсах. При победах он поздравлял меня первым. Так было и с конкурсом на проект монумента в Бабьем Яру, который мы выиграли в 1967 году.

КОНКУРСНЫЕ ЭПОПЕИ

Город Киев славился своими конкурсами с давних времен. Просматривая журналы «Аполлон», издававшиеся в начале XX века, я находил статьи Кузьмина и Лукомского, посвященные этим событиям. Статьи эти трудно было обвинить в доброжелательности. В 1910 году Кузьмин писал: