Читать книгу "Налда говорила - Стюарт Дэвид"

– Ну ладно, – сказала Элизабет, когда мы полили еще несколько цветов. – Мод, давай вернемся обратно и оставим садовника в покое. – И она мне улыбнулась. Но Мод эта мысль не особо понравилась, я увидел, как ее маленькая рука вцепилась в лейку, и Мод сказала все тем же тихим слабым голосом:

– Ой… ну еще несколько цветов. Еще несколько минут, Элизабет. Пожалуйста…

– Ну, – сказала Элизабет, – у меня есть другие дела, Мод.

– Пожалуйста, – сказала Мод, – еще несколько цветов.

– Ну, – опять сказала Элизабет. – Давай сделаем вот что. Мне надо идти, но я пришлю сюда Мэри, – ничего, если она побудет с тобой несколько минут? – спросила меня Элизабет, и я вроде как пожал плечами. – Хорошо, – сказала она. – Мод, ты – старая попрошайка. – Но Мод только посмотрела на меня, вжала голову в крохотные плечи и улыбнулась, а ее крохотные, похожие на булавочные головки, глаза засияли. И мы пошли к следующему цветку.

И вот что получилось: когда эта Мэри спустилась к нам в сад, она оказалась той самой сиделкой, от кого мое сердце билось сначала быстро, а потом медленно. И когда я увидел, что она спускается по газону, я так занервничал, что смог только изо всех сил смотреть на цветы, которые мы поливали, прямо как Мод, и притворяться, что меня это очень интересует.

– Здравствуй, Мод, – сказала сиделка, когда спустилась туда, где были мы, и встала по другую сторону от Мод. – Опять из-за тебя неприятности?

И когда я тайком повернулся, чтобы быстренько взглянуть на нее, она улыбнулась мне за спиной Мод. И знаете что: когда я попытался улыбнуться ей в ответ, у меня получилось! Я не очень понимаю как, но получилось. А потом я снова уставился на цветы, и мы пошли дальше.

– Вы были к ней очень добры, – сказала мне сиделка через какое-то время. – Очень терпеливы, хотя, мне кажется, для вашей работы вообще требуется большое терпение. Приходится так много смотреть и ждать.

И когда она это сказала, я почти чуть из собственной кожи не выпрыгнул – прежде чем понял, что она имеет в виду садовничество, а совсем не ту, другую штуку. Хотя, когда она это сказала, мне на секунду показалось, что она все-все про меня знает. И у меня ушло несколько мгновений на то, чтобы побыстрее взять себя в руки, и после этого я кивнул.

– Да, наверное. Может быть, – сказал я, и сиделка скромно улыбнулась, глядя на цветы, я эту улыбку раньше всегда видел, когда она разговаривала с пациентами. Потом она снова подняла голову, посмотрела по сторонам и сказала: – Прекрасный сад. Он был таким запущенным, что я даже перестала его замечать, но вы сделали так, что он снова стал прекрасным, правда, Мод?

И Мод посмотрела на меня и сказала:

– Когда-то и у меня был прекрасный сад.

И ее улыбка исчезла.

– Я устала… Мэри, – сказала она и попыталась поднять лейку, чтобы отдать ее мне. Я взял лейку за ручку.

– Достаточно? – спросила ее сиделка. – Ладно, ты все сделала очень хорошо, Мод. А теперь нам нужно возвращаться, скажи спасибо садовнику. – И Моденова улыбнулась мне своей безумной улыбочкой.

– Спасибо, – сказала сиделка вместо нее. А потом они медленно отправились вверх по газонам. Пожилая дама одной рукой опиралась на свою палочку, а другой – на руку сиделки. Я немного на них посмотрел, потом пошел к крану, чтобы снова наполнить лейку.

Вот какая еще более особенная штука приключилась, хотя это еще не все. Понимаете, с тех пор каждый день, примерно в одно и то же время, Мэри приводит Мод в сад. И пока Мод какое-то время делает вид, что помогает мне, Мэри стоит рядом, пока я помогаю Мод, и разговаривает со мной про всякие-разные штуки. У меня пока не очень получается с ней разговаривать, по крайней мере, хуже, чем с Фрэнком и Элизабет. Но я думаю, что у меня все-таки получается лучше, чем раньше, и еще мне всегда удается ей улыбнуться, почти совсем всегда.

И вот еще, я заметил две такие вещи. Первое – она неожиданно говорит что-то такое, отчего я сразу думаю, будто она все про меня знает. И я снова почти выпрыгиваю из кожи вон и только потом понимаю, что опять ошибся. Прямо как в тот первый раз, когда она сказала про терпение и ожидание, а я не понял, что она имела в виду мою работу в саду.

Есть еще одна вещь. Я понял, что не могу ей врать так же, как я вру Элизабет и Фрэнку. И даже больше. Потому что каждый раз, когда она меня о чем-то спрашивает, я не могу молчать или говорить о чем-нибудь другом. Кажется, что я хочу, чтобы она знала обо всем. Просто обо всем.

И был такой случай пару дней назад, когда я дал Мод маленький совок и мы все втроем стояли на коленях у клумбы, пока Мод выкапывала маленькие ямки и сажала маленькие луковицы. Пока мы это делали, я стоял с одной стороны от Мод, а Мэри с другой, она сказала мне:

– Я помню, мы занимались этим однажды в школьном саду. Но мой цветок не вырос.

И прежде чем я хоть что-то успел подумать, я сказал ей, что никогда не ходил в школу.

– Потому что там заставляют быть таким же, как все, – сказал я, – а Налда сама научила меня читать, писать и считать. И узнавать время. И когда приходили люди, чтобы заставить меня ходить в школу, она меня прятала.

Но Мэри почему-то только засмеялась. Это мне так везет. Потому что когда я говорю правду, она говорит, что я все придумал или что я ее дразню. В самый первый раз, когда я рассказал ей про Налду и про то, как я приехал к ней, одетый в странную кучу тряпья, молчаливый и испуганный, она рассмеялась, прищурилась, посмотрела на меня и сказала:

– А вы очень скрытный.

И это самое странное. Но наверное, мне все-таки везет. Потому что так я буду в безопасности.

11

А пока что по вечерам Фрэнк очень подолгу рассказывал мне про свой «маленький лучик надежды». Он рассказывал про методы, которые всегда использует, когда делает ставки на скачках, и про то, как это все должно сработать, если он выиграет. Я сначала решил, что все это понять очень сложно, но, по-моему, теперь у меня получается.

Почти.

Вроде бы каждый день по всей стране проводят такие гонки, где все лошади изо всех сил пытаются победить друг друга и обогнать. И вот главная причина всего этого – люди ставят деньги на то, которая лошадь прибежит первой. Но эксперты, они ведь чаще всего знают, какой лошади проще победить в каждом заезде, и поэтому у каждой лошади есть свой номер – коэффициент выигрыша. И чем больше вероятность, что лошадь выиграет, тем меньше это число, а чем меньше вероятность, тем число больше. И все равно, сколько денег ты ставишь, если твоя лошадь выигрывает, твои деньги умножаются на это число, и вот так считается выигрыш. Ну, это я так понимаю, как там все происходит.

– Ты сведешь его сума, – сказала Элизабет Фрэнку однажды вечером, когда я сидел рядом с ним и пытался понять все эти примеры с суммами, которые он мне писал на какой-то бумажке. – Он в конце концов сделает тебя таким же, как старый Уилл, – сказала мне Элизабет и начала смеяться. – В конце концов, ты станешь тут бродить и кричать незнакомым людям: «Как там твои булки?» Знаешь, именно так все и было со старым Уиллом. Сначала он поступил сюда всего лишь со сломанной рукой, а потом Фрэнк начал ему все это объяснять.