Читать книгу "Остенде. 1936 год: лето дружбы и печали. Последнее безмятежное лето перед Второй мировой - Фолькер Вайдерманн"

Просто замечательно. У него есть идея получше, чем окопы. «Отправляйтесь-ка в штаб-квартиру Франко, осмотритесь там», – говорит он любезно. Цель: подтвердить вмешательство Германии и Италии на стороне Франко. И Кёстлер собирается в дорогу.

Йозефа Рота все это мало интересует. Ему чужда эта наэлектризованная готовность к борьбе. Но и его Австрия в эти недели оказалась в худшем, чем когда-либо, положении. 11 июля его родина подписала соглашение с нацистской Германией. Или это все же хорошая новость? Может быть, это хитрый ход режима Шушнига[38], чтобы надежней оградить себя от растущего влияния новой Германии? Нет, Йозеф Рот не питает иллюзий. Это еще один шаг к аннексии Австрии нацистской Германией, еще один шаг к катастрофе. Соглашение предусматривает амнистию заключенных – членов НСДАП, запрещенной в Австрии, снятие запрета на некоторые немецкие газеты; кроме того, Шушниг обязался ввести в правительство двух национал-социалистов, одного – в качестве министра, другого – в качестве госсекретаря. Этим соглашением австрийский канцлер надеется продлить суверенитет Австрии. На самом же деле он еще шире открыл дверь немцам. Он не первый и не последний политик, который верит, что Адольфа Гитлера можно умиротворить уступками. Это проявление слабости. И никто не осознает это так ясно и с такой тревогой, как два австрийца на бельгийском пляже. А из этих двоих особенно тот, что в узких офицерских брюках.

* * *

К ней он переехал уже через несколько дней после их первой встречи в Café Flore. Они живут в Hôtel de la Couronne с видом на парусные яхты и вокзал. Никто в это не верит. Такая молодая, загорелая, веселая женщина – и пьяница Рот? Возможно ли такое? И к чему это приведет? «Она пытается отучить его пить, а он пытается привить ей эту привычку. Думаю, побеждает он», – говорит Киш. Стефан Цвейг скептичен, но поначалу радуется, видя, как новая жизнь вливается в его старого друга, встряхивает его и помогает пережить разрыв с Мангой Белл. Тем не менее он остается его беспокойным братом и замечает, что Рот, сидя с Койн, все больше налегает на шнапс. Сухой закон, который действует в Бельгии, не помеха таким опытным выпивохам, как Койн и Рот.

Вот что пишет Койн: «К сожалению, напитки в Бельгии – сплошь дерьмо. Неудивительно, что в стране, где алкоголь запрещен, легко отравиться. Спрашивается, а что же пить? Пиво здесь – дрянь. Вино можно пить, но только очень дорогое. От сладких аперитивов начинает тошнить уже после четвертого бокала, к тому же от них болит голова. Естественно, есть кабаки, где я могу купить шнапс. Он безумно дорогой и редко хорош. Писателю нужно зарабатывать по крайней мере столько, чтобы в день выпивать одну-две бутылки приличного сухого шампанского, особенно когда до сдачи романа остается восемь-девять недель. Это единственный способ в такое дерьмовое время не заболеть и быть в форме».

Когда Ирмгард Койн отправляет это письмо возлюбленному в Америку, она уже месяц живет с Йозефом Ротом, ворчуном из ворчунов, ругателем из ругателей и непревзойденным среди изгнанников мизантропом. Это были очень веселые недели, как они хохотали, до слез. Больше всего их забавляет Стефан Цвейг, его добродушие, наивность, непоколебимая вера в лучшее, что есть в людях, его человеколюбие. «Это не может быть правдой», – упрямо твердит Рот, хотя, как никто другой, он знает, что это правда.

Цвейг ведет его к лучшему портному, шить новые брюки. Рот настаивает на узком офицерском крое, а портной наотрез отказывается, но Рот все равно доволен результатом. На следующий день, сидя с Ирмгард Койн и Германом Кестеном в бистро на рыночной площади, за столиком, похожим на пивную бочку, он заказывает три рюмки ликера и одну за другой опрокидывает на свой пиджак под бурные аплодисменты подруги, вспоминал позже Герман Кестен. «Что ты делаешь?» – спрашивает Кестен. «Я штрафую Стефана Цвейга, – отвечает Рот. – Вот они, миллионеры! Ведут тебя к портному шить брюки, а что к ним нужен пиджак, забывают!» Через три дня Стефан Цвейг действительно заказал для него пиджак. «Он гений, – говорит Цвейг Кестену. – Такой же гений, как Верлен, как Вийон!» А Рот чрезвычайно горд и новым костюмом, и тем, что он не унизился перед Цвейгом.

Над Кестеном они тоже потешаются. Над его скверными книгами. Его выдающимся животом и тем, как он прячет его под столиком в бистро, думая, что никто не замечает. За глаза Рот называет его «бриллиантовым Германом», потому что раньше Кестен с сестрой промышляли алмазами. По крайней мере, в этом уверяет Рот, хотя, кроме него, об алмазах никто не слышал. Единственное не связанное с литературой дело, к которому был причастен Кестен, – мелочная лавка его матери.

Два года назад Кестен написал рассказ об Остенде и опубликовал его в эмигрантском литературном журнале Die Sammlung, издаваемом Клаусом Манном[39]. Это рассказ о беде, разразившейся посреди бельгийской летней идиллии: «Когда на краю неба, мерцая зеленоватым светом, взошла первая звезда и на горизонте задымила труба шедшего из Англии парохода, купальщик и ювелир обнаружили в песке мертвую женщину. Тело уже разлагалось, но платье, поврежденное песком, было новым и красивым. Покойница была стройна и великолепно сложена, только лицо внушало ужас, отливая зелено-синим, цветами океана. Но широко открытый рот, забитый сыпучим, ярко сверкавшим песком, казался задушенным криком, заключенным в камне».

Герман Кестен рассказывает об убийстве этой женщины, учительницы Адриенны, дочери набожного портного из Остенде, с ужасающими подробностями. «Ее смерть, похоже, была страшной, материалом для газет, но жизнь ее была еще хуже». Он повествует о ее большой и несчастливой любви, о ее изнасиловании в дюнах Бредена, о том, как ее, беззащитную, погребли в песке, как в скором времени осудили и убили двух невинных людей, как мальчик Поль мог этому помешать, но хранил молчание. О том, как потом признали виновными и повесили настоящего преступника и двух его сообщников. Кестен описывает огни на рыбацких барках, выходящих на рассвете во тьму, в открытое море, описывает танцевальный бар «Мексика», буйное веселье, разноцветные лампионы в июле, крики чаек и мальчика, желающего только одного – молчать и созерцать. Рассказ заканчивается так:

«Остается только сообщить, что мальчик Поль, чья странная причуда стоила жизни двум честным, порядочным обывателям, что этот мальчик Поль, которому сейчас 15 лет, уже слагает прелестные стихи, предвещающие очень милый поэтический талант.

Аппетит у мальчика хороший. Сон мирный. Школьные оценки в целом удовлетворительны. Теплыми летними ночами, особенно в полнолуние, влюбленные пары любят возлечь у подножия дюны, где была найдена прекрасная Адриенна, задушенная, с полным песка ртом, отверстым, словно