Читать книгу "Сказка старого эльфийского замка - Анна Морецкая"

Ну, и четвертая крепость из того оборонительного периметра, что когда-то при помощи гномов возвел опасливый Викториан II — и была Лесная Цитадель, которая к настоящему времени из-за своей близости к обширной пуще Спасского леса фактически превратилась в охотничий замок Семьи. Возвышенность, на которой крепость обосновалась, как числилось по документам, была хоть и невысокой, но вполне природной. Но на самом деле на сегодняшний день никакого, ни природного, ни искусственного холма под замком не наблюдалось совсем. Думается, что за давностью зим он просто просел, так как в основе под собой имел лишь мягкий грунт и никакой каменистой основы. И, похоже, только фундамент, и довольно обширное подземелье, сложенные из завозных тесаных громадных плит, и позволяли теперь выглядеть замку стоящим как бы чуть выше всего окружающего его пейзажа. С одной стороны под самые стены внешнего защитного круга подступал небольшой пруд. А весь остальной ров Цитадели наполняла речка Каменка, которая, несмотря на название, тоже имела мягкое илистое дно, а все свои камни, похоже, оставила там же — в начале, где и обзавелась таким неподходящим названием. Но, несмотря на то, что и пруд действительно был небольшим, и речка маловата, но, ни тот, ни другая, никогда не пересыхали благодаря многочисленным ключам, которыми славилась вся эта местность, включая и площадь громадного леса.

Рой любил этот замок, который толи потому, что не возвышался грозно над окружающими полями, толи потому, что за прошедшие мирные века лесу было позволено подступить почти под самые его стены, но он совершенно не воспринимался именно цитаделью — мрачной, подавляюще могущественной военной крепостью. Ройджену было уютно и спокойно здесь, а лес, заменивший замку парк, воспринимался как единое целое с ним и всегда вызывал у него желание углубиться в его дремучую чащу. Впрочем, насколько бы дремуча не была та чаща, но благодаря тому, что лес регулярно использовался для королевской охоты, даже самая глухая его часть встречала ухоженностью. И нигде нельзя было встретить непроходимых зарослей и буреломов — завалов из сушняка и старых деревьев.

И будь он здесь сам, только с собственным малым двором из нескольких доверенных людей, то он бы уже вовсю мчался за собаками по лесу или стоял сейчас на самом верху донжона и встречал восходящее солнце, разглядывая, как оживают окрестности.

Хотя, мог и просто досыпать в свое удовольствие в теплой постели, пользуясь тем, что за окнами не многоголосый королевский дворец и огромный город, а тихая сельская местность, нарушить утренний покой которой может разве что петушиный крик из ближней деревни… да и рядом под одеялом девчонка из местных селянок, которую вполне еще можно потискать, а не служанка из дворца, сбегающая от него ни свет ни заря, чтоб только не попасться на глаза сенешалю или его доверенным.

А он вместо этих незатейливых радостей вынужден теперь ожидать нерасторопных родственников, лишь имея возможность позволить себе, скидывая зевки в кулак, молча злиться на весь окружающий мир. На сестрицу, которая могла и вовсе не приезжать в Лесную Цитадель, раз так уж не любит ранние подъемы, а спать себе в городском особняке хоть до обеденной трапезы! На зятя: вот какого… надо было тащить сюда жену, зная, что едешь на охоту?! Тут уж или бабы, или дичь! Оно ведь как?! Несколько дней мотаешься по лесу — ранний подъем, скачки, бой и азарт, потом крови море, опять же, а спать валишься, не чуя под собою ног. И не то, что дамам какое-то внимание уделять, тут едва пожрать-то успеваешь да морду сполоснуть поутру! Вот потом, день на пятый, а то и на седьмой, когда все вымотаются, а дичь, выставленная Главным ловчим, из леса в подвал на ледник в виде мяса переберется, вот тогда уж и застолья пойдут, и танцы, и, соответственно, дамы к месту придутся. Вот и ехала бы сестрица к балам поближе, как многие дамы делают — те, что не охотницы. Так ведь — нет, каждый раз тащатся на пару, а потом ждать себя заставляют!

Злился принц и на брата, за то, что волю родственникам дал не мерянную, а близняшке своей и вовсе с рук спускает все. И на Владиуса, что королю в капризах потакает, когда б мог и своей волей приструнить некоторых. И на Тая, молча и терпеливо стоящего рядом, как будто не впустую время летит, что вечно порядку следует, который никем кроме него самого, да вот Роя еще — вынужденно, не соблюдается.

А уж как он злился на жизнерадостных придворных и слов не подобрать! За то, что они, похоже, тоже были в курсе нелюбви сестрицы короля к ранним подъемам. Но только в отличие от него, не имеющие права пылать праведным гневом, они просто принимали это ожидаемое… хм, ожидание — философски и вполне подготовлено.

Чуть ниже того места, где сейчас стоял Рой, сразу за воротами и спущенным через ров мостом, знатные господа, как ни в чем не бывало, просто разбрелись по опушке подступавшего к самому замку леса. И кто парами, кто группками по нескольку человек, чинно беседуя или смеясь, вполне спокойно прогуливались вдоль рва. И уже дымились разложенные жаровни, от которых тянуло вкусным дымком, и слуги суетились вовсю, обнося народ зажаренными сосисками и парящими кружками с осенним глёгом. А ров в это тихое утро благодаря дремавшим на его глади листьям нимфеи и почти не колышущемуся камышу больше напоминал пруд в парке, чем грозное оборонительное сооружение, призванное остановить врага на подступах к замку. Это ощущение еще более поддерживал вид сидящих и щебечущих дам, которым уже настелили ковров по траве вала и подали сладостей.

В общем, было похоже, что кроме Наследника никто больше и не злиться на задержку, и даже не расстраивается. Понимание этого дразнило и раззадоривало и без того не радужное настроение Роя. Хотелось рявкнуть на праздную толпу и разогнать весь этот благостный импровизированный пикник, а потом вскочить на Грифа, прихватить своих собак и мчаться, наконец-то, в лес.

Когда по всем ощущениям терпение принца было уже на исходе он, наконец-таки, услышал позади себя многочисленные голоса. В тишине нижнего двора, где даже кони, чувствуя его злость, не отваживались громко фыркать, многоголосый говор, вылетая из забранного в камень поворота захаба, слышался звучно и звонко. А вслед за звуками показались и люди издававшие их. Первыми шли герцоги Вэйнтэриджский и Монтесэлтийский, соответственно дядя и двоюродный дед принца. В шаге за ними спешили личная прислуга, ближняя знать и придворные маги. Следом десяток гвардейцев с капитаном во главе, окруживших короля в его передвижном кресле и Архимага, шествующего рядом. И вот за ними, о Светлый Великий, наконец-то проснувшиеся супруги Морельские.

И сразу же весь нижний двор, пространство, в общем-то, не маленькое и пару минут назад еще тихое и пустое, заполнился народом и шумом. Тут и конюхи потянулись, ведя лошадей для вновь прибывших господ. Его Соловик, державший все это время под уздцы Грифа и Звезду Тая, вынужден был отступить к стене, давая дорогу другим.

Дядька с дедом, кивнув Рою и поклонившись королю, вместе со своими людьми быстро взгромоздились на коней и направились к воротам. Остальной народ, так же без задержки, направился за ними. Видно не ему одному уже не терпелось приступить к делу, ради которого они сюда все и прибыли. А вот Мэрид, похоже, опять никуда не спешил. Он о чем-то тихо переговаривался с Владиусом и даже не обернулся, когда к нему подвели коня.