Читать книгу "Не спи под инжировым деревом - Ширин Шафиева"

Я представил себе, что мы – благополучный сытый Мика, кислолицый Эмиль, злобный Джонни с профилем молодого Данте Алигьери, Сайка с её модельной внешностью и я – талантливый и красивый – пытаемся стать медиаличностями. С Сайкой всё понятно – это её открытые для всех фотографии притягивают к нам тех немногих поклонников, которых мы имеем, извиняюсь за выражение. Джонни, если бы начал писать всё, что говорит (а не выставлять по одному чужому музыкальному клипу раз в два месяца), мог бы иметь скандальный успех среди подростков. Я, что бы ни делал, умудряюсь оставаться в интернете совершенно незаметным, ну а Мика и Эмиль вообще не могут быть никому интересны ни в каком качестве.

– Да, – сказал я, – ты прав. Надо оставаться мёртвым до победного конца.

– И вот ещё что. У меня есть знакомый журналист, специализируется как раз на всяких происшествиях типа самоубийств и изнасилований. Я его попросил статейку сделать о тебе, для достоверности. Если на новостном портале опубликуют материал о твоём самоубийстве, это добавит тебе популярности. На одном напишут – на остальных тоже напишут. Они все копипастят друг у друга новости.

– А если они проверят и узнают, что я жив?! – в ужасе спросил я.

Ниязи посмотрел на меня с сочувствием, как на глупого ребёнка:

– Ты что, всерьёз думаешь, что наши журналисты проверяют информацию, прежде чем её выпускать? Им бы хоть какую новость выложить. Здесь же ничего не происходит.

Припомнив заголовки всплывающих у меня в ленте новостей («Шок!!! В селе Зяхримар муж застукал жену с любовником!»), я согласился.

Мы сердечно распрощались, и на следующей остановке я с облегчением покинул вагон. Тут мне позвонили и срочно вызвали на одну из фирм, которые я имею несчастье периодически обслуживать. До семи, то есть до конца их рабочего дня, оставалось сорок минут, и за эти сорок минут мне предстояло добраться до места, выслушать жалобы капризных девиц и всё исправить, а если не исправлю, то задержаться в стремительно пустеющем офисе и сидеть там до тех пор, пока проблема не будет устранена. А потом шеф скорее всего заявит, что денег на непредвиденные расходы у него с собой нет, и я буду так любезен, что соглашусь прийти за деньгами завтра, или послезавтра, или никогда.

Я готов сто раз умереть, если это сделает меня богатым и знаменитым.

Когда я вернулся домой, уже стемнело. Мама смотрела по телевизору какую-то малоинтеллектуальную местную передачу, ведущая которой, находясь в прямом эфире, вытягивала выпавшие длинные чёрные волосы из причёски и кидала их на пол. Зарифа, как всегда, сидела в своей комнате, словно паук. Стоило мне появиться в дверном проёме гостиной, как мама разразилась гневной речью:

– Ты бы хоть предупредил мать свою, что задерживаешься! Я так понервничала! В могилу меня решил свести! Пока он там шляется, я тут, как дура, отвечаю на звонки, принимаю соболезнования… – Она с трудом перевела дух и продолжила: – А они ещё вопросы задают, на которые я не знаю как ответить! Решат ещё, что это я тебя довела до самоубийства! А что мне сказать про похороны твои? Все хотят прийти, уже и Егяна, и Наиля, и Аллочка меня спрашивали. Дуру делаешь из матери своими игрищами!

Я в приличных словах объяснил маме, куда Аллочке и прочим стервятницам следует отправиться на мои похороны.

– Что я скажу им?! – взвыла мама.

– Не беспокойся. Один мой друг всё уладит. Устроишь похороны, порадуешь подруг.

– Это ж какие деньги! У нас нет лишних денег! У нас даже участка на кладбище нет, не купила я ещё! А даже если был бы! Кого похороним? Живьём тебя? Эти твои шалости плохо кончатся!

Мама долго носилась по комнатам, хватаясь то за сердце, то за какие-то просроченные капли от этого самого сердца, которые никто никогда не пил, но которые всегда имелись дома на всякий случай. Я, как отдавленный хвост, волочился за ней и пытался убедить, что всё будет в порядке, хотя и сам не был уверен в этом. Зато мне было ясно, что это представление мама устроила исключительно для порядка, тогда как на самом деле мелкомошенническая натура её горела желанием узнать, что из всего этого выйдет.

– А вместо поминок все желающие могут прийти на наш концерт, который состоится в память обо мне! Мы как раз заканчиваем записывать новый альбом, он называется…

– Да кому он нужен?! – взбеленилась мама. И она, и сестра считают мою музыку просто блажью, чем-то вроде хобби, которому я уделяю слишком много времени – наверное, свихнулся. Их друзья разделяют эту точку зрения, эту убогую, пораженческую точку зрения. Никто не верит, что наша группа может добиться большого успеха. Что я могу добиться успеха.

– Опять ты со своей музыкой! Кто здесь будет вас слушать? – разорялась мать. – Спустись с небес на землю!

Если бы я стал властелином мира, я бы приказал расстреливать за слова «спустись на землю» без суда и следствия.

– Вот поэтому папа ушёл от тебя, – отпарировал я и сбежал в свою спальню. Это был очень жестокий ответ, но я не переступил допустимого предела жестокости, потому что мама – существо достаточно толстокожее, да и отца, как я понимаю теперь, никогда особо не любила, а замуж вышла опять же «для порядку». Дабы «Егяна, и Наиля, и Аллочка», все эти вот, не смотрели на неё с жалостью, что она в тридцать лет всё ещё не замужем и без детей.

Минут пятнадцать я теребил гитарные струны, успокаиваясь. Пытался придумать соло для новой песни, но ничего у меня не получалось, и я решил вкусить лести, которой заваливали мою страницу убитые горем френды на Facebook.

Расторопный Ниязи уже отсканировал моё «предсмертное» письмо и вывесил его на моей странице. Народ рыдал и рвал волосы на головах и прочих частях тела. Каждый увидел в моих проблемах зловещее отражение своих собственных, отчего моя смерть стала гораздо более значимой персонально для каждого. Жаль, не было возможности сопроводить письмо музыкой. Может, следовало просто снять видеообращение? Хотя я не настолько хороший актёр. Пусть будет просто письмо.

На странице группы Death and Resurrection, которая до моей внезапной трагической кончины нравилась трёмстам шестидесяти пяти людям, количество лайков выросло до тысячи с лишним – и это всего лишь за один день! Эти люди меня даже не знали, но слетались на запах трагической смерти.

Кстати, о запахе смерти. То, что вчера показалось мне лёгкой игрой воображения, сейчас вдруг резко ударило меня по обонятельным рецепторам и возвестило о том, что в комнате кто-то сдох, и отнюдь не символически. В поисках источника этого зловония я начал обнюхивать углы комнаты. Самой высокой своей концентрации оно достигало под письменным столом, там, где обычно находились мои ноги. Я нырнул под стол – совсем как во времена детства, когда кто-нибудь из семейства меня обижал и мне приходилось искать укрытия. Несколько паркетных дощечек вынимались – в своё время я сам об этом позаботился, – доска пола под ними была выпилена (опять же мной). Там, в свободном пространстве между лагами, я хранил разную ерунду, детские сокровища вроде ракушек, камушков, цветных стёкол и манускриптов на выдуманном языке, обожжённых спичкой по краям и окрашенных чаем. Весь этот хлам давно уже был ликвидирован во время очередного приступа взросления. Убийственный запах тухлого мяса шёл именно из моего тайника. Снятие первой паркетины чуть не закончилось для меня ранним расставанием с недавно съеденным на ужин фастфудом. Сгоняв на кухню, я вернулся с фонарём (таким мощным, что его лучом можно было ослеплять пилотов в самолётах высоко в небе) и снова опустился под стол, стараясь побить мировой рекорд по задержке дыхания. Яркий луч фонаря упал на жалкую тушку мёртвой крысы, осветив её так, словно она была звездой современного балета на сцене. Рядом с крысиным телом валялся пыльный листок бумаги. Содрогаясь от отвращения, я всё же сунул руку в тайник и взял листок. Что это – крыса тоже оставила предсмертную записку?