Читать книгу "Блеск шелка - Энн Перри"

– Понятно, – сказал Михаил. – Тебе повезло, что мне остается лишь смеяться от отчаяния. Иначе я не нашел бы это сообщение таким забавным.

– Спасибо, ваше величество.

– Почему ты мне об этом рассказал, Никифорас? Если бы ты промолчал, я бы так ничего и не узнал. Зачем ты рисковал навлечь на вас двоих мой гнев?

– Елена Комнена тоже знает об этом, ваше величество. И, чтобы отомстить Анне Ласкарис за то, что та рассказала вам о ее планах, непременно выдала бы вам ее тайну.

– Понятно. – Император снова откинулся назад. – Разумеется, Елена не будет молчать. – Михаил повернулся к Анне, в его черных глазах светилось восхищение. – Да, ты красивая женщина. Представляю, как Елена тебя ненавидит. Ты очень нравилась Зое. Она знала, что ты женщина?

– Да, ваше величество.

– Это многое объясняет. Это так по-византийски! – Его голос внезапно сорвался, словно Михаила захлестнули эмоции, и он замолчал.

Анна отвела взгляд – было бы невежливо в этот момент пялиться на императора. Она стояла неподвижно, потому что Михаил еще не разрешил ей удалиться, но смотрела вниз, не смея поднять глаза.

В коридоре послышался какой-то шум, и дверь открылась. На пороге появились два стражника, между ними стояла Елена Комнена. Как и в храме Святой Софии, на ней была темно-синяя, почти фиолетовая далматика.

– Подойди, – приказал Михаил.

Воины потащили ее, спотыкающуюся, вперед. Они остановились перед императором, все еще держа женщину за запястья. Лицо Елены пылало, волосы выбились из сложной изысканной прически, словно она отчаянно сопротивлялась варягам. На мгновение в ее яростном взгляде промелькнуло страстное великолепие Зои.

Один из охранников разжал кулак и положил на колени Михаилу кольцо, медальон и маленькую коробочку.

С лица Елены слетела маска спокойствия.

– Это твой договор с Карлом Анжуйским, – тихо произнес Михаил.

– Вы верите этой… лгунье? – насмешливо поморщилась Елена, кивая головой на Анну, и замолчала на мгновение, когда первый охранник вновь схватил ее за запястье. – Этот ваш лекарь – женщина, ваше величество! Вы это знали? Такая же женщина, как я, без стыда и совести прикасалась к вашему телу! И вы верите ей больше, чем мне?

Михаил окинул Анну взглядом сверху донизу.

– Ты уверена, что он – женщина?

Елена хрипло рассмеялась:

– Конечно уверена! Сорвите с нее тунику – и увидите сами!

– И как давно ты об этом узнала?

– Давным-давно!

– И тебе не пришло в голову рассказать мне об этом раньше? Почему, Елена Палеолог?

Женщина слишком поздно поняла свою ошибку. Она выпучила глаза, как животное, почуявшее смертельную опасность.

– Это – Анна Ласкарис, – продолжал Михаил. – Она принадлежит к такому же знатному императорскому роду, как ты и я. Она сама сказала мне об этом. Но прежде всего Анна – прекрасный лекарь, именно это мне от нее и нужно. А также ее преданность.

Елена набрала в грудь воздуха, словно собиралась заговорить, но потом поняла, что это ничего не изменит, и беззвучно выдохнула.

Михаил чуть шевельнул пальцами, и варяги схватили Елену крепче и поволокли прочь. Она обвисла на их руках, словно силы разом покинули ее и ей трудно было стоять на ногах.

– Я никогда не доверял Зое, – сказал Михаил. Его голос был полон сожаления. – Но она мне нравилась. Она была восхитительной женщиной, полной огня и страсти. В ее душе было, хоть и несколько извращенное, понятие о чести. – Он повернулся к Анне. – Ты получишь письмо о помиловании. Тебе следует поторопиться, пока мое слово еще чего-то стоит. Когда город падет, оно уже ничего не будет значить. – Император слабо улыбнулся. – Но у Елены масса друзей. Советую тебе покинуть дворец в женском платье. Так будет лучше, ведь они будут знать, что и ты, и Елена вошли во дворец – но никто из вас оттуда не вышел.

Анна не сразу смогла ответить, а когда все же нашла в себе силы, голос ее сел и немного дрожал.

– Да, ваше величество.

Никифорас взял Анну за локоть и потянул ее к двери. Как только они вышли в коридор, а затем – в величественный холл, она повернулась к евнуху:

– Елену посадят в темницу? А что произойдет, когда город… падет?

– Варяги свернут ей шею, – ответил тот. – Когда флот Карла появится на горизонте, никому не будет до этого дела. Идем. Я найду для тебя женскую одежду, а пока ты будешь переоблачаться, напишу письмо, и император его подпишет. Потом ты должна будешь уйти. – Он улыбнулся. – Мне будет тебя недоставать.

– Я тоже буду скучать. – Анна коснулась руки Никифораса. – Ни с кем другим я не смогу вести такие разговоры, как с тобой.

Она отвела взгляд, чтобы он не заметил в ее глазах такого же тоскливого одиночества, как и у него.

Никифорас провел Анну вниз, на набережную. Летняя ночь сверкала яркими звездами, но было слишком поздно, и паромщиков уже не было видно. Лишь императорский баркас поджидал Анну, чтобы отвезти ее через Золотой Рог в Галату. Она больше не появится в Константинополе. Анна была рада, что ночь скрывала горечь на ее лице, печаль от осознания: все, что она так любит, скоро будет уничтожено.

– Ты не сможешь вернуться, – предупредил ее Никифорас. – Я пошлю сообщение твоим слугам. Пусть они останутся в городе по крайней мере еще на несколько дней. Друзья и союзники Елены будут следить за твоим домом – Исайя или кто-то еще, например Деметриос. В одном Елена очень похожа на свою мать: во время победы или поражения, триумфа или унижения она никогда не забывает о мести. Ты же великодушна, и Зоя считала это слабостью. Это мешало тебе быть похожей на нее.

– Похожей на нее? – удивилась Анна.

– Она видела в тебе страсть к жизни, ослабленную умением прощать. Однако я думаю, что в конце концов Зоя поняла: на самом деле это не слабость, а сила. Это делает тебя цельной натурой, чего нельзя было сказать о ней.

Анну захлестнуло чувство вины. Она считала, что недостойна такой похвалы. Конечно, она прощала многое – неважное, незначительное. Но самые большие обиды оставались в ее душе незаживающими ранами. Она не смогла простить своего мужа Евстафия. Скрывала отвращение, которое испытывала к нему, вину за то, что не могла его полюбить и не хотела родить ему ребенка, голод, который снедал ее, оставляя раны в сердце. Анна никогда не переставала винить мужа за то, что он ее избивал, а на самом деле сама же провоцировала его вспышки жестокости. Она помнила этот стыд острее и явственней, чем боль и кровь.

Винила ли она Евстафия, потому что он позволял своему отчаянию, ярости, беспомощности, злости из-за поражения выливаться в жестокость и насилие? Или в этом была ее вина, ведь в глубине души она все-таки хотела, чтобы он опустился столь низко?

Да, Евстафий был жесток, но этот грех ложился бременем на его душу, до которой она не могла сейчас дотянуться. Она не могла ему помочь. Время, когда ей это было под силу, прошло, она его упустила. И за это ей еще предстояло вымолить прощение.