Читать книгу "О, Мари! - Роберт Енгибарян"

– Кто он вообще?

– Я не знаю. Говорят, сравнительно молодой и очень требовательный.

– Жаль. Предыдущий начальник был удобным. Есть он, нет его – мы и не замечали. Приглашение в театр остается в силе?

– У вас что, есть сомнения? Или вы заняты? – изменившимся, сухим тоном спросила она, пристально глядя мне в глаза. – Мне будет очень жаль, если посещение спектакля не состоится.

* * *

Вернуться в старый номер было выше моих сил. Я опасался, что мои нервы не выдержат соседства с этим мерзким, отвратительно пахнущим типом. Как может человек так вонять даже после душа? Видимо, какие-то особенности физиологии. Я вспомнил прочитанную однажды маленькую заметку в какой-то газете. Там рассказывалось о продавщице крупного супермаркета в Нью-Йорке, которую пришлось уволить с работы и назначить пожизненную пенсию, так как, несмотря на все ее старания и использование всевозможных духов, от нее пахло так ужасно, что находиться рядом было невыносимо. Но этот тип, похоже, гниет и изнутри. Должно быть, он чем-то болен. Чисто по-человечески можно было его пожалеть, не будь он таким гнусным и отвратительным субъектом.

Не хочу и не буду делить свое жизненное пространство с Коробко! Надо забрать оставшиеся в номере вещи и убираться в другой. Платить за него я буду самостоятельно, деньги не особенно большие. Конечно, то, что я не хочу пользоваться государственными средствами и четверть своей зарплаты трачу на отдельный гостиничный номер, все равно выглядит странно. Ладно, будь что будет. Пусть пойдут пересуды о моих скрытых денежных возможностях, мне все равно.

Открыл номер своим ключом. Коробко не было. Должно быть, ужинает где-нибудь в самой дешевой харчевне. Он считал, что в гостинице все дорого, и находил на окраинах города рабочие столовые, где подавали отличные, по его мнению, сардельки с тушеной капустой и тому подобные блюда.

Уже выходя из номера со своими немногочисленными вещами, я случайно зацепил ногой большой бесформенный портфель Валентина, с которым он не разлучался, отправляясь на допросы в следственный изолятор. Раздавшийся звон стеклотары заставил меня вернуться. Что это у него в портфеле? Он что, бутылки сдавать ходит?

С интересом открыл портфель – там оказались три полулитровые бутылки водки самой дешевой марки. Вот почему Коробко всегда ходит, согнувшись под тяжестью портфеля, но старается этого не показывать, бежит так бодро. На работе, что ли, пьет, скотина? Вдруг меня осенило: вот откуда у него признательные показания! С этими бутылками Коробко приходит в тюрьму. Несчастные алкоголики с дрожащими руками, по два-три месяца лишенные спиртного, готовы подтвердить что угодно за глоток водки. Да они бы не отрицали, что хотели взорвать Мавзолей, Кремль, да хоть Луну! Точно, я прав. Вот и леденцы-монпансье, которые он дает им после допроса, чтобы замаскировать запах алкоголя.

Сволочь! Все-таки телесно грязные люди нечистоплотны и духовно. Нормальный человек, даже если он занимается физическим или грязным трудом, скажем, шахтер, принимает после работы душ и только потом идет домой. У этого – никакой потребности быть чистым. И вот результат – преступление, нарушение всех норм человечности и правосудия. Надо поставить в известность Ольгу Викторовну. А что я скажу? Каким образом обнаружил этот факт? Получится, что я рылся в вещах Коробко… Все равно. Я обязан сказать правду, и пусть думают, что хотят.

Дежурный администратор, который отлично знал меня, тут же выделил мне светлый и довольно чистый однокомнатный номер в другом крыле гостиницы.

* * *

Новый начальник следственной группы – еще сравнительно молодой, хотя и начавший уже лысеть человек лет сорока двух или сорока пяти, среднего роста, широкоплечий, самоуверенный, с приятной внешностью – гордо носил свою прокурорскую форму государственного советника третьего класса с генеральскими петлицами. Говорил он с еле заметным южнороссийским акцентом, резко, требовательно, как все высокопоставленные прокурорские чины, и в конце выступления поставил нереально короткие сроки для завершения следственных действий.

Для начальников всех силовых структур, да и вообще для российских начальников любого ранга такой командный стиль общения с подчиненными был обычным явлением. Культуры диалога, означающей возможность оппонирования власти или руководителю и включающей в себя элемент интеллектуального состязания, не существовало. К сожалению, вежливость и сегодня не является доминирующей формой общения руководителей и подчиненных – военно-командный, приказной стиль, нивелирование мнения подчиненных считается в России необходимым качеством сильного руководителя.

– Требую от каждого из вас представить подробный отчет о проделанной работе. Срок – пять дней.

Ольга Викторовна пыталась смягчить тягостное впечатление от его выступления и стала перечислять то положительное, что было в нашей работе. Константин Петрович – так звали нового начальника – резко и довольно грубо прервал ее, заявив, что общая неудовлетворительная работа обусловлена в том числе ее слабым руководством. Воцарилось тягостное молчание. Я уже лихорадочно думал, как построить свою речь, какими аргументами убедить нового начальника в том, что он заблуждается, но неожиданно Ольга Викторовна проявила характер.

– Я не согласна с вашей оценкой работы следственной группы. За небольшой срок сделано очень много. Основная схема преступления уже ясна. Главные фигуранты арестованы. Такое сложное дело со многими обвиняемыми, причастными к убийствам и содействующими убийствам, требующее проведения многочисленных экспертиз, не может завершиться в столь короткие сроки.

Ответ не заставил себя ждать:

– Ну что же, если вы так считаете, по-видимому, придется нам с вами расстаться. Надеюсь, в Генпрокуратуре согласятся со мной.

– Уважаемый Константин Петрович, тогда я попрошу меня также отозвать, – резко бросил я. – Если Ольга Викторовна откажется оставаться в следственной группе, я напишу рапорт о несогласии с вами, с вашими нереальными требованиями и, простите, необъективностью!

К моему удивлению, едва я замолчал, с места поднялся Сигизмунд. С несвойственной ему резкостью литовец заявил, что тоже не согласен с выводами начальника.

– Кто еще так думает? – нахмурился Константин Петрович.

Все следователи группы, за исключением Коробко, более-менее четко высказались в поддержку Ольги Викторовны. Валентин сидел молча, угрюмо смотрел вниз, не поднимая глаз.

– Как вы знаете, в нашей системе такие вопросы голосованием не решаются, – подытожил Константин Петрович. – И приказ вышестоящего прокурора обязателен для нижестоящих. Но я пока приказов не отдаю, а просто хочу ознакомиться с состоянием расследования и вашим отношением к происходящему. Все свободны, кроме Ольги Викторовны. Жду ваших отчетов в указанный мною срок.

Вот сволочь! Он сразу же, с первого взгляда, мне не понравился. Опять первое впечатление оказывается правильным. Настоящий советский тип начальника. Неважно где: на хозяйственной или на государственной работе – не вникать, не помогать, только угрожать и требовать. Для него существует только вышестоящее руководство. Всех, кто ниже его, можно оскорблять, унижать, требовать круглосуточной работы до изнеможения.