Читать книгу "Король Георг V - Кеннет Роуз"

Поскольку король больше не мог исполнять свои конституционные обязанности, рядом с его спальней собрался Тайный совет, чтобы утвердить назначение государственных советников. Бальфур по состоянию здоровья тоже не смог на нем присутствовать, так что его место лорда — председателя Совета занял министр внутренних дел Джойнсон-Хикс. На следующий день, однако, он получил от Доусона письмо, содержащее как описание церемонии, так и прогноз болезни короля:

«Бюллетени до сих пор были исключительно точными и ясными. Ключевым моментом, однако, является сердце, и хотя проблемы с легкими практически решены, сердце вынуждено бороться с оставшимся в организме ядом. Шесть часов сна прошлой ночью означают, что организм имеет скрытые резервы. А тот факт, что Е.В. смог провести заседание Совета и поставить свою подпись — причем вполне разборчиво, — служит для меня свидетельством того, что он выздоравливает. Хотя, конечно, печально, что председателя там не было! Джикс как его представитель был там весьма кстати и стоял в дверях, соединяющих спальню и зал для аудиенций, в дальнем конце которого находились другие Т.С..[147] Поставив подпись, Е.В. сказал, что „хотел бы увидеть Т.С.“, но ему сказали, что „лучше не надо“; и сие удовольствие было отложено!»

Столь уверенный, а местами даже беспечный тон послания оказался не слишком уместным — тяжелый кризис был еще впереди. Однако Доусон был полон решимости не допустить никакой паники. Позднее он писал:

«На третий или четвертый день мы получили подтверждение, что у него септицемия,[148] но публике не могли об этом сообщить. Это не только исключительно серьезная болезнь для любого человека, тем более для публичного деятеля, находящегося в центре внимания прессы, но к тому же очень продолжительная».

«Неприятности в легких», как называл это Доусон, отошли на второй план, когда обнаружилось общее заражение крови. Десятилетием позже с этим заболеванием могли бороться, используя сульфамидные препараты, еще через пять лет в распоряжении медиков оказался пенициллин с его почти магическими свойствами. Однако зимой 1928 г. целая группа выдающихся специалистов, число которых постепенно возросло до одиннадцати человек, фактически могла лишь наблюдать затем, как пациент сражается с болезнью. Первичный абсцесс находился непосредственно за диафрагмой; вот почему он был невидим на всех рентгеновских снимках, но если бы его удалось обнаружить, хирургической операции под наркозом было бы не избежать.

Бредивший из-за высокой температуры король во второй половине дня 12 декабря впал в бессознательное состояние. Старшая сиделка сестра Блэк позднее писала об этом моменте: «Врачи сделали все, что могли. Человеческие возможности на этом исчерпаны». И тут в комнату вошел Доусон. «Дайте-ка мне шприц! — внезапно сказал он. — Пожалуй, я еще раз попробую найти эту жидкость». Он снова обследовал грудную клетку и через несколько секунд отыскал нужное место. Можно, конечно, сказать, что ему просто повезло, однако подобное везение, как правило, приобретается лишь долгими годами практики. Погрузив иглу в грудь больного, Доусон тут же выкачал оттуда шестнадцать унций[149] гнойного содержимого. В тот же вечер король, все еще находившийся в коматозном состоянии, был прооперирован Хью Ригби; хирург удалил ему ребро и сделал дренаж. Дальнейшее ухудшение здоровья короля было приостановлено.

Примененный Доусоном метод лечения с позиций сегодняшнего дня можно назвать почти древним. Но как с этих же позиций оценить циркулировавшие в столице слухи? Например, герцога Йоркского весьма позабавило утверждение, будто принц Уэльский срочно возвращается домой, так как опасается, что младший брат попытается захватить трон в его отсутствие. Французский посол сообщал своему правительству, что король, как говорят, уже умер, а официальное сообщение об этом откладывается до возвращения наследника. Даже флегматичный Болдуин в мелодраматических тонах поведал племяннице, как произошла встреча принца с отцом: «Старый король, который почти неделю пролежал без сознания, наполовину приоткрыл один глаз, посмотрел на него и сказал: „Черт возьми, какого дьявола ты здесь делаешь?“ С этого момента наступил перелом, и король стал быстро поправляться. Это в точности напоминает сцену из „Генриха IV“, когда принц Генрих примеряет на себя корону».

Правда была не столь красочной. Услышав о болезни отца во время путешествия по Танганьике, принц действительно воскликнул, обращаясь к другу: «Только представь, завтра я могу стать королем Англии!» Однако нет свидетельств, что принц проявил какой-либо восторг, когда садился в Дар-эс-Саламе на корабль его величества «Энтерпрайз». За какие-то восемь дней преодолел 4700 миль, отделявших его от Бриндизи, промчался по Европе на личном поезде Муссолини и, наконец, вечером 11 декабря вошел в Букингемский дворец. Король, хотя и был весьма слаб, все же узнал сына. Однако никакого взрыва эмоций не последовало, хотя король все же полюбопытствовал, как принц поохотился в Восточной Африке. Перелом в болезни также наступил не в эту ночь. В последующие сутки состояние короля продолжало ухудшаться, пока шприц Доусона не принес ему желанной передышки. После проведенной Ригби в тот же вечер успешной операции болезнь отступила, однако упадок сил сохранялся. Даже две недели спустя Доусон все еще не был уверен в окончательном выздоровлении пациента. «Безопасность, а тем более выздоровление, — писал он, — пока еще являются делом будущего».

Королева пыталась облегчить страдания мужа. «Если бы все были такими, как она, — говорил Доусон, — насколько легче было бы работать». Королева демонстрировала не только стойкость духа, но и практичность, заставлявшую вспомнить о Флоренс Найтингейл. Когда Доусон попросил кусок увлажненного муслина, чтобы фильтровать воздух в комнате больного, королева сразу поняла, чего он хочет и где это найти. Пройдя по каким-то коридорам и поднявшись по черной лестнице, она привела Доусона в маленькую комнату, где, усадив доктора в кресло, достала со шкафа какой-то сверток; в нем оказались занавески королевы Виктории, которые много лет назад она осторожно сняла в Балморале и бережно хранила.

Однако Доусон не всегда имел под рукой такого надежного помощника и союзника. Марго Асквит с ее неуемной фантазией любила в старости повторять: «Король говорил мне, что никогда бы не оказался при смерти, если бы не этот дурак Доусон Пенн». Такой злобный выпад при всей абсурдности являлся тем не менее вполне типичным для той атмосферы социальной и профессиональной зависти, которой был окружен Доусон.

Например, охотно рассказывали историю о том, как он шесть недель лечил пациента от желтухи, прежде чем понял, что тот китаец. А хирург лорд Мойнихен после стычки с Доусоном по поводу лечения одного из сыновей короля, сочинил про своего коллегу такие стишки:

Лорд Доусон Пенн Погубил много народу. Вот почему мы поем: «Боже, храни короля!»

Когда в 1928 г. король находился при смерти, коллеги-медики возмущались тем, что он не прибегает к консультациям лучшего специалиста по грудной хирургии Артура Тюдора Эдвардса: ходили даже слухи, что врачи и студенты в присутствии прессы собирались устроить демонстрацию возле дома Доусона.