Читать книгу "Станислав Лем – свидетель катастрофы - Вадим Вадимович Волобуев"

остался «доволен сверх всякой меры», как написал Щепаньский[1306]. Нашелся, наконец, повод избавиться от части книг, лежавших мертвым грузом в подвале: в феврале 1997 года Лем подарил Ягеллонской библиотеке собрание переводов своих произведений: 217 томов на 23 языках. И словно по заказу, Тадевальд обещал привезти из Германии деньги за планируемую экранизацию «Насморка». А еще первый канал польского телевидения в ноябре запустил передачу «Беседы в конце века», где первым приглашенным стал именно Лем.

28 сентября 1996 года Щепаньский записал: «В мире все более мрачно. В Израиле столкновения на грани гражданской войны, вызванные шовинистическими действиями Нетаньяху. В Афганистане назревает следующий акт братоубийственных боев. Русские грозят военной интервенцией в случае расширения НАТО. У нас глупая политическая толкотня – заранее готовятся к выборам»[1307]. Лем тоже был озабочен реакцией России на расширение НАТО, считая это одной из насущных угроз: «Что будет с Россией и окриками ее руководителей, чтобы никто не осмеливался расширять НАТО? Когда большой частью света управляли коммунисты, бандитизм был государственный. Теперь, когда пошла свобода, стало больше коррупции, мы видим давление на таможенную службу, принадлежность к Евросоюзу должна принести ликвидацию границ или растущую вседозволенность. Определенным фактором является демографический взрыв <…> Неизвестно, будет ли продолжаться потепление климата, а если да, и особенно в Южном полушарии, это вызовет таяние ледников Антарктиды»[1308]. К американцам он тоже относился критично, особенно к администрации Джорджа Буша – младшего. Например, в мае 2001 года радовался, что «республиканцы потеряли большинство в Сенате США. Это затормозит воплощение множества безумных идей президента Буша» (Лем, в частности, негативно смотрел на американский проект ПРО)[1309].

Выборы, о которых писал Щепаньский, – это парламентские выборы 1997 года. В их преддверии правоцентристы объединились в «Предвыборную акцию Солидарность» под руководством 47-летнего научного работника из Силезии Мариана Кшаклевского, который сменил Валенсу во главе независимого профсоюза. В коалицию приглашали также партию Мазовецкого «Союз свободы», но неудачно. Выборы были запланированы на октябрь, но уже в начале апреля 1997 года Лем в разговоре со Щепаньским ругал «Ольшевского, Кшаклевского, но также и Союз (Свободы. – В. В.)». Кроме того, приятель отметил, что Лем «еще более снисходительно относится к посткоммунистам»[1310]. Своего отношения к ПНР Лем не изменил, но наблюдая за курсом, который взяли многие выходцы из «Солидарности», стал видеть в однопартийцах Квасьневского меньшее зло. В 2000 году он вообще заявил, что разделяет мировоззрение редколлегии посткоммунистического журнала «Пшеглёнд»[1311]. А к 2002 году, когда «Предвыборная акция Солидарность», поруководив четыре года, бесславно сошла со сцены, Лем уже начал находить добрые слова и для социалистической Польши – хотя бы за массовое издание классической литературы[1312].

В 1997 году «Знак» издал сборник фельетонов Лема для «Тыгодника повшехного», выходивших в 1995–1997 годах, «Dziury wcałym» («Придирки по мелочам»). О сборнике довольно холодно отозвался 39-летний популяризатор науки Гжегож Филип (будущий писатель и главный редактор ежемесячника «Нове ксёнжки»): «Ключевым текстом сборника является „Бег в пустоте“ – фельетон, представляющий мир как хаос, в котором носятся потерянные, лишенные целей люди. По Лему, у нас были бы, с одной стороны, социалистические и национал-социалистические утопии, а с другой – „пустота, наполненная бесполезными усилиями людей“. От автора Маски можно было ожидать больше оригинальности, ибо подобная концепция нам прекрасно известна из высказываний бывших марксистов, которые после утраты веры в свою утопию обратились к постмодернизму <…> Это такая поза, очень, впрочем, удобная, ибо избавляет от интеллектуальной ответственности, о чем недавно писал епископ Юзеф Жициньский. Но почему Лем? Ключом, дающим частичный ответ, кажется отношение Лема к вере – отношение последовательное и неизменное. Эта сфера в мировоззрении Лема не существует, чем можно объяснить его нынешнюю потерянность. Другая причина – это лемовская „прогрессивность“. Сегодня, когда это понятие ассоциируется с экономической и общественной левизной, политкорректностью, отрицанием авторитетов и прочим из этой области, „прогрессивность“ сильнее, чем когда-либо, приобретает негативный оттенок». Филип, как ранее Маслонь, обвинил Лема в незнании сути порнографии и еще в целом ряде вещей – в частности, ему не понравилось, что писатель отдал преимущество вхождению Польши в Евросоюз перед ее вступлением в НАТО. А еще он негодовал на теплое отношение Лема к «антикапиталистическим разглагольствованиям усталого капиталиста Джорджа Сороса на тему „третьего пути“». Однако Филип отдал должное литературоведческим и научным рассуждениям Лема, подытожив, что писатель «удивляется сложности бытия, как бы сомневаясь, что все это могло возникнуть случайно. Это совершено новая черта в философии Станислава Лема»[1313].

В 1998 году Лем дал новую порцию интервью, теперь уже Томашу Фиалковскому, который через два года на основе этих бесед выпустит книгу «Мир на краю» – этакое продолжение «Так говорил… Лем». Ничего нового относительно своего прошлого Лем тут не поведал, а просто повторил то, что уже говорил Бересю. Разве что на этот раз Лем позволил себе острые высказывания об СССР и России, но и тут не было ничего особенно нового в сравнении с его последними интервью. В остальном это были рассуждения о философии, истории, политике, литературе, науке, цивилизации и т. д., которые опять же были знакомы читателям по сборникам газетных заметок Лема. «Читателя, знающего многочисленные интервью Лема, книга удивляет своего рода мягкостью и сдержанностью. Лем как бы признал, что громы и молнии ничего не изменят, и решил со стороны наблюдать за безнадежными играми человечества», – написал Марек Орамус[1314].

Книга вызвала множество позитивных отзывов (хотя и не удостоилась широкой рекламной кампании), однако правые, которых Лем критиковал все более беспощадно, тоже не дремали. В декабре 2000 году по писателю ударил 63-летний музыковед и пропагандист джаза Кристиан Бродацкий. Он поймал Лема на уклончивых ответах Фиалковскому касательно его жизни во Львове «при первых Советах» (в 1939–1941 годах), припомнил ему вторую и третью части «Неутраченного времени» и рассказы из сборника «Сезам», но особенно резко обрушился на писателя за соучастие в антицерковной пропаганде Народной Польши. «Эти его признания в неверии сегодня столь же примитивны, как и полвека назад <…> Только стеклышко и око мудреца для него считаются (то есть только опытное и рассудочное познание. – В. В.). И в то же время он пеняет на зло современного мира, пророчит ужасные сценарии будущего, его потрясает поведение поляков в Третьей республике. А почему он не замечает связи между буйствующим материализмом и кризисом духовности? Сам он, случаем, никак этому не способствовал?»[1315]

Бродацкому и ему подобным ответил 73-летний телережиссер и журналист, ветеран АК Веслав Водецкий: «В Польше прощают пьянство, насилия, предательство