Читать книгу "Случай в Семипалатинске - Николай Свечин"

— Это казахи племени аргынов рода басентийн, к которому принадлежит наш Ботабай Ганиев, — сказал подпоручик коллежскому советнику.

— Для чего мне знать его род?

— Папа, здесь это очень важно. Каждый казах помнит свою родословную до седьмого колена. Это нужно для того, чтобы избегать кровосмесительных браков. Потом, принадлежность к тому или другому роду часто определяет характер человека. Вокруг Семипалатинска лежат земли аргынов и найманов. Аргыны хитрые, хотя сами себя считают просто умными. Они предприимчивы, умеют со всеми ладить. Найманы, наоборот, простодушные, доверчивые, у них доброе сердце, но короткая память.

— Мы надолго затаимся в этом ауле?

— На день-другой. А пока ждем приглашения.

— Какого приглашения? — спросил сыщик, оглядываясь по сторонам.

— Ну как же. Приехал человек из самого Петербурга, да еще полковник. Надо встретить его как полагается. Я-то здесь частый гость, привычный, притом молодой. А тебе особый почет. Бота сейчас все организует.

Их спутник бросил поводья подбежавшему сородичу и скрылся в главной юрте. Лыков сразу понял, что она главная: находилась в центре летовки, была больше других и накрыта белыми войлоками. Остальные юрты были меньше, и войлоки у них оказались серые. В стороне сгрудились маленькие закопченные шалаши, по три штуки зараз — видимо, летние кухни.

Появление гостей вызвало переполох, но только у детей. Ребятишки сбежались и стали их рассматривать, тихонько переговариваясь. Прошли две женщины, покосились, кивнули в знак приветствия и тоже исчезли в ставке. Николай пояснил, что это замужние дамы, поскольку они были в белых, спускающихся на плечи капюшонах. Мужчины не показывались — не то были заняты работой, не то считали ниже своего достоинства пялиться на приезжих. Тот же, кто держал кобылу Ботабая, улыбался, но помалкивал. Николай заговорил с ним первый. Разговор велся вежливо, на незнакомом питерцу языке. Он спросил сына:

— Ты знаешь их язык?

— Как бы я мог служить тут, не зная его?

— Это казахский?

— Правильнее сказать, тюркский. Казахское наречие. Их три, есть еще узбекское и джагатайское, я владею всеми.

— Снесарев упомянул, что ты говоришь на пяти языках, это правда?

— Теперь уже больше. Арабский, фарси, западный диалект китайского, монгольский, уйгурский, тюркский, урду, армянский, пушту[22]. Ну, не считая французского, английского и немецкого, разумеется — эти я освоил еще в юнкерском училище.

— Молодец, не хуже самого Снесарева, — похвалил сына Алексей Николаевич.

— Если бы еще начальство ценило, — вздохнул тот. — Вон британцы: добавляют к жалованию офицера две тысячи рупий, если он в Индийской армии изучил иностранный язык. А за наш, русский, будто бы даже пять тысяч, как за особо трудный. И что у нас? Пособия покупаю за свой счет, учителям плачу из собственного кармана. Хорошо, есть лесное имение, а то не знаю, как бы я выкручивался.

Наконец Ботабай вышел и пригласил гостей к аксакалу. Из круглого отверстия в крыше юрты валил дым, вкусно пахло едой.

— Алексей Николаевич, я похлопотал за вас, — усмехнулся Ганиев. — Сегодня угоститесь кониной. Но начнут все равно с баранины.

Жилище аульного аксакала выглядело нарядно. Стены юрты снаружи были украшены лентами и узорчатыми войлоками, деревянные части выкрашены. Низ войлоков по случаю жары подняли. Но что творилось внутри, было не видно, поскольку обзор закрывали спущенные до земли плетеные циновки. Гости распахнули резные двустворчатые двери веселого желтого колера и вошли.

Юрта внутри оказалась на удивление просторной. Пол весь устлан кошмами, лишь посредине, там, где горел очаг, оставалась неприкрытая земля. На огне висели казан и большой чайник. С той стороны очага, лицом ко входу расселись пять человек: седобородый старец и четверо казахов помоложе, примерно возраста Лыкова. Старец поднялся и начал учтивым голосом произносить речь. Ботабай переводил. Аксакал благодарил Всевышнего за подарок в лице гостя из Петербурга, почтившего своим вниманием скромного кочевника… Потом он представил остальных, которые оказались его сыновьями. Лыков тоже назвался и вручил хозяину заранее приготовленный подарок: большую сахарную голову и цыбик зеленого чая высшего сорта — «лао ча» («почтенный»).

Все семеро расселись вокруг очага, Ботабай поместился чуть сбоку. Русским пододвинули низкий круглый стол, дали деревянные миски. Аксакал сам вынимал из казана куски вареной баранины и вручал остальным, начиная с гостей. Казахские бараны огромные, весом до пяти с половиной пудов. А сала в курдюке — до тридцати фунтов; не управиться и вдесятером. Есть мясо полагалось руками, а запивать его горячей сурпой из мисок. Потом женщины подали баурсак — пресное тесто, нарезанное кусочками и жаренное на бараньем сале. Сдобрили его кумысом и перешли к деликатесу — жареной конине. Лыкову вручили почки, самое лакомое кушанье, которое полагается лишь почетным гостям. Закончился обед чаем с молоком и солью. Хозяин предложил русским араку, перегнанную из кумыса, сказав, что сам хмельные напитки не пьет. Те вежливо отказались и попросили еще чая.

Поговорив на отвлеченные темы, гости удалились. Ботабай отвел их в юрту, выделенную для постоя. Она была меньше аксакальской, но уютной и на удивление чистой. Вскоре пришел Ганиев-старший, один из почтенных сыновей аксакала. Завязался более конкретный разговор. Оказалось, что Николай Лыков-Нефедьев учит всю их семью русской грамоте и счету. Казахи умеют считать только до десяти тысяч, числа больше в степи нужны редко. Но Ганиевы были богаты, скота имели много, а еще вся семья отличалась любознательностью. Глава семьи задавал тон, он учился наравне с сыновьями. Вся молодежь служила в русской военной разведке.

Аламан Ганиев ушел, а следом удалился и его сын. Он сказал, что съездит в Семипалатинск, разведает, чем там пахнет. Казах выразился весьма цивилизованно, заявив:

— Нужно обновить информацию.

Ошарашенный заморским словом Лыков прилег было на одеяло подле очага. Однако сын безжалостно поднял его:

— Папа, здесь полагается не спать, а угощаться. Не нарушай обычаев степи.

— А где полагается спать?

— Сейчас поймешь. Я прочту тебе лекцию об устройстве казахской юрты. Иначе ты можешь попасть в неловкую ситуацию.

Подпоручик принялся рассказывать и показывать, а коллежский советник с интересом слушал.

Оказалось, что юрту собирают женщины, это их обязанность. И втроем без труда делают это за час-полтора. Мужчина лишь поднимает наверх шанырак — деревянный круг, образующий крышу. Через отверстие в нем выпускают дым, в холодное время его закрывают пологом. Шанырак изготавливается из березы и является символом дома, синонимом очага; он передается по наследству от отца к сыну.

Каркас юрты состоит из кереге — раздвижных решетчатых стен, которые собирают из канат — секций в двенадцать-семнадцать палок. Кереге делают обычно из тальника, а дорогие — из той же березы. Юрта аульного аксакала называется акор-да — двенадцатиканатная, это самое большое жилище в ауле. Их гостевая собрана из шести канат и именуется ак уй. Кереге соединяются с шаныраком выгнутыми дугами — ууками; они и составляют крышу. Вот и вся конструкция. Она покрывается войлоками: дымоход, крыша и стены завешиваются каждый своим куском. Куски называются узук, тундук и туырлык. Еще по стенам размещают плетеные циновки из стеблей чия, степного камыша — и для тепла, и для красоты.