Читать книгу "Гала и Элюар. Счастливый соперник Сальвадора Дали - Ирина Эренбург"

— Зачем ты обижаешь меня? — с горечью спросила она, глядя, в его такое родное, красивое, но отталкивающе-холодное лицо.

— Обижаю? Я?! — Тон его голоса взмыл вверх. — Это вы пытаетесь унизить в моих глазах хорошо образованную, порядочную девушку. — Заметив, как мать напряглась, уже спокойней добавил: — Кстати, если вам интересно, ее отчим — известный в Москве адвокат и придерживается либеральных взглядов.

— Отчим? Хм… Пусть так. Я ничего не хочу знать об этой русской. Подай мне шарф, — произнесла она с нарочитой небрежностью, давая понять, что все его возражения потонут в ее решимости. — Как ты думаешь, стоит мне захватить с собой зонтик? И принеси-ка мне свежий носовой платок. Вон там, в комодике. Будь осторожен с фарфором. Тебе понравилось мое новое приобретение? В Давосе я нашла очень даже достойную сувенирную лавку. Правда чудная пастушка? Дрезденская мануфактура. Представь, как эта скульптурка замечательно будет смотреться у нас в гостиной на каминной полочке.

Эжен вздохнул. Мать и ее церемонии. Даже вдали от дома она воссоздавала свой маленький мирок с фарфоровыми миниатюрами, пудреницами, зеркалами и зонтиками. Эжен тоже был частью материнских церемониальных ритуалов. Его роль состояла в том, чтобы быть сыном своих родителей — слушать и слушаться. До недавнего времени он принимал условия этой игры, сохраняя внешние атрибуты почтения к родным, уходил во внутреннюю оппозицию — в мир вымысла, литературы, поэзии. Родные ему по крови, они были чужими по духу.

Он вынул шелковый шарф из ящика комода, в два шага оказался рядом с матерью.

— Приятной прогулки, мадам.

Он бросил на спинку стула шарф, но тот, не удержавшись, соскользнул на пол.

Мадам Грендель вздрогнула, соприкоснувшись с сыном взглядом, и тут же растянула губы в улыбке, старательно скрывая состояние паники, нарастающее у нее в душе. У нее возникло ощущение, что перед ней незнакомец.

— Я больше не позволяю тебе встречаться с этой русской, — отчетливо сказала мадам Грендель. глядя пристально в глубину его зрачков. — Не позволяю, — повторила она, словно хотела убедить саму себя. — Эта авантюристка просто мутит твою голову. Что ты знаешь о ней помимо того, что ее воспитанием занимается отчим? Почему эта русская здесь одна? Где ее мать? Вот уже несколько месяцев я за ней наблюдаю, но не заметила, чтоб кто-либо ее хоть раз навестил. Ни мать, никто из родных. И есть ли таковые у нее? Может, вовсе не отчим оплатил ее поездку сюда? Может, тот московский адвокат, как ты говоришь, ей вовсе не отчим, а отец, который женился на ее матери, чтобы скрыть грех? Может, твоя русская — дитя адюльтера? Или еще хуже — может, ей оплатил санаторий ее любовник? И не смотри, Эжен, на меня врагом, поверь мне, такое бывает. Почему твоя русская ничего не рассказывает о своем прошлом? Почему она не больно-то словоохотлива, когда просят ее рассказать о своих родных, а? И вообще, знаешь, что говорят здесь о ней?

— Я не думал, что ты собираешь сплетни.

В другой раз его полный горечи голос мог бы остановить мать, но ее было уже не удержать — слишком долго она пыталась скрывать свои истинные чувства.

— Да твоя русская просто больная! — воскликнула она, и ее лицо пошло пятнами.

— Не одна она. Мы все здесь не кровь с молоком, — спокойно ответил он.

— Ну согласись, Эжен, она слишком нервная. Чуть что — вспыхивает, кричит или плачет. Неужто ты не замечал перемены в ее настроениях? То смеется до упаду, то молчит, как немая. Нет, ей явно нужно проконсультироваться с психиатром.

Она передернула плечами, как будто ей стало дурно от собственных слов, и указала пальцем на лежащий под стулом шарф.

— Подними.

Ухватив двумя пальцами за конец, как будто боясь испачкаться, он подал ей шарф.

— Благодарю, сын, — делая вид, что не заметила, как брезгливо вытянулись его губы, сдержанно сказала она. — Надевай куртку и пойдем. Давай-ка заглянем в кондитерскую. Мне очень по вкусу местные круассаны. И горячий шоколад здесь просто изумительный. Ну же, Жежен, поспеши.

— Спасибо за предложение, мама, но я, пожалуй, останусь. Я хорошо поел в завтрак.

Он отошел к окну и, скрестив на груди руки, застыл в выжидательной позе.

— Эжен, подойди сюда, — позвала мадам Грендель.

Он не двинулся с места.

— Жежен, не заставляй свою маму ждать, — ее тон смягчился, послышались просящие нотки. — Пожалуйста, подойди ко мне, милый. Давай не будем ссориться.

Эжен продолжал стоять на месте. В два шага она оказалась рядом с ним. Он посмотрел на нее в упор, в его глазах застыл лед.

— Малыш, не смотри на меня так. Ты же мой сын. сын. Я люблю тебя. Ты — вся моя жизнь.

Все та же пренебрежительная поза, холодное лицо.

Она бросилась к сыну с намерением обнять его, но он отшатнулся. Его сомкнутые на груди руки разжались, но не для того, чтобы обнять мать, а вытянулись вперед, как будто он защищался от удара. Мадам Грендель едва справилась с собой, чтобы не закричать. Ей вдруг представилось, как другая, «эта русская» — так всегда, даже во внутреннем монологе, называла она Галю — приближается к ее сыну. Как сияют его глаза в ответ, как распахиваются руки. Жанна-Мария как будто слышала их тихий шепот, шелестящий смех, наблюдала невыносимые жесты, говорящие об их близости. Ноги ее ослабли, она чувствовала, что вот-вот упадет.

Отступив на шаг в сторону, она опустилась на стул.

— Пожалуй, я все же останусь, — сказала она еле слышно, развязывая на шее шарф.

Эжен тут же сорвался с места.

— Время прогулки. Я пошел.

Звук закрываемой за ним двери заставил ее вздрогнуть — в это самое мгновение она отчетливо, как никогда раньше, поняла, что теряет над сыном власть, и испытала такую боль, будто ей нанесли смертельную рану.

* * *

В воздухе стоял пряный аромат нагретой на солнце хвои. В цветастой легкой юбке и кофточке с рюшами по горловине и манжетам Гала — таким с недавнего времени стало ее имя — медленно поднималась в гору по извилистой тропинке. Позади нее с матерчатой сумкой через плечо шел Эжен. Он с тайным блаженством любовался гибкой шеей спутницы, ее узкой спиной, крутыми бедрами. Когда тропинка становилась шире, они вновь воссоединялись и шли, не разжимая рук, согласуя друг с другом ритм своих шагов, выискивая идеальное место для привала. Скатывающееся к горизонту солнце приглушило яркость красок, смазало очертания деревьев и уступов, трав и цветов. Напоенный ароматами ветер ласкал и бодрил одновременно, словно теплая, возбуждающая ванна.

Они разложили покрывало на лужайке с видом на долину. Отсюда над кронами деревьев виднелась нить дороги и сам санаторий. Гала без церемоний опустилась на покрывало, расстегнула две верхние пуговицы кофточки. Эжен, немного помешкав, отошел в сторону и, наклонившись, сорвал травинку. С наслаждением впитывая воздух каждой клеточкой своего тела, она смотрела на него. На нем были светлые брюки и белый джемпер с закатанными по локоть рукавами. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь дрожь ветвей, обрисовывали его силуэт золотистым ореолом.