Читать книгу "Женщины, которые любили Есенина - Борис Грибанов"

Вернулась Зинаида Николаевна в Москву только осенью 1919 года. Эти полтора года оказались переломными в семейной жизни Сергея Есенина и Зинаиды Райх. Впрочем, дело было, видимо, не в долгой разлуке — она не раз за это время наезжала в Москву, и c дочкой Танечкой на руках, и без нее.

Есенин ютился тогда в маленьком чуланчике дома Пролеткульта в бывшем особняке купцов Морозовых, построенного в псевдомавританском стиле. Чуланчик был завален старой разбитой мебелью и всяческим скарбом. Можно себе представить, как чувствовала себя Зинаида Райх в этом бедламе.

Но о том, как складывались отношения между супругами в тот период, рассказ впереди. А сейчас самое время обратиться к новому этапу в жизни Есенина — московскому, имажинистскому.

Перед ним стояла труднейшая задача — покорить Москву, утвердиться в ней в качестве первого поэта. В одиночку осуществить это было трудновато, нужны были соратники, помощники. В Москве было плохо не только с продуктами, ощущался голод и на типографскую бумагу.

В сентябре Есенин сколотил группу из нескольких литераторов, которые решили создать кооперативное издательство. В первом организационном собрании приняли участие пять человек: Есенин, Клычков, Орешин, Белый и журналист Лев Повицкий.

Главная трудность была с бумагой. Выручила крестьянская сметка Есенина. Лев Повицкий вспоминал: «Он использовал тот же способ, к которому прибегал и несколько позже, когда была создана издательская компания «Имажинисты». Способ был предельно прост и действовал безотказно. Есенин надевал длинный крестьянский зипун, причесывал волосы на крестьянский манер и отправлялся на прием к дежурному члену президиума Московского Совета. Сняв шапку, он долго кланялся и, прибегая к рязанскому акценту, просил Христа ради проявить божескую милость и выделить бумагу на «крестьянскую поэзию». Конечно, никто не мог отказать такому просителю, от которого трудно было отвести глаза. Так мы раздобыли бумагу».

Между тем Есенина не покидало ощущение, что с крестьянскими поэтами ему больше не по пути. Ситуация в литературном мире менялась, акценты смещались, и он не хотел, чтобы за ним закрепилась репутация крестьянского поэта. Нужны были новые союзники — молодые, энергичные, если хотите, даже нахальные.

Их встреча была, если позволительно так сказать, предопределена судьбой. Они должны были встретиться если не в какой-нибудь редакции или издательстве, то уж во всяком случае в одном из литературных кафе, которых в Москве развелось немало.

Так оно и случилось. В конце августа 1918 года Есенин познакомился с Анатолием Мариенгофом в издательстве ВЦИК, расположенном на углу Тверской и Моховой. Поскольку этот человек занял большое место в жизни Сергея Есенина и оказал серьезное влияние на его судьбу, о нем следует рассказать подробнее.

Есенин увидел перед собой высокого, представительного мужчину с красивым, несколько удлиненным лицом и безупречным пробором — волосок к волоску. Одет он был очень тщательно, с продуманной элегантностью, в лаковых ботинках. Одним словом, денди.

Анатолий Мариенгоф происходил из небогатой дворянской семьи, получил хорошее образование, побывал на фронтах русско-германской войны. Он был поэтом, не крупным, но своеобразным. Во всяком случае, его стихи звучали на литературных вечерах и в поэтических кафе не менее оригинально и скандально, чем, скажем, стихи футуристов и прочих расплодившихся тогда поэтических школ и школок.

Именно Мариенгоф придумал новое литературное направление, которое он окрестил имажинизмом — от английского термина imagism, что обозначает образ. Еще в Пензе, где он жил до переезда в Москву, он подготовил первый имажинистский сборник «Исход», который был отпечатан в пензенской типографии осенью 1918 года.

Мариенгофа обычно сопровождал его соратник, поэт и весьма эрудированный теоретик имажинизма Вадим Шершеневич.

Новые знакомые быстро нашли общий язык. Идеи Мариенгофа об образе как зерне поэтического произведения получили живой отклик в душе Есенина, поскольку были созвучны его поэтическим наклонностям. Свидетельством тому может служить хотя бы его восхищение образным строем «Слова о полку Игореве».

После длительных и весьма непростых переговоров решено было собраться в комнате Мариенгофа и, если удастся договориться, выработать манифест. Мариенгоф вспоминал: «До поздней ночи пили мы чай с сахарином, говорили об образе, о месте его в поэзии, о возрождении большого словесного искусства «Песни песней», «Калевалы» и «Слова о полку Игореве».

Шершеневич впоследствии писал о том, как родилась «Декларация»: «Это было сделано не так просто. Мы долго думали, еще больше спорили, и накануне опубликования нашего первого манифеста имажинизма двое из нас отказались подписать его, и был момент, когда манифест был уже в типографии, в наборе, а нас спрашивали, можно ли печатать наши имена… Мы долго не могли договориться до всего, что нас потом объединило».

В результате в январе 1919 года в воронежском журнале «Сирена» появилась «Декларация», которая уже в феврале была перепечатана в газете «Советская страна».

Главная мысль «Декларации» была сформулирована в следующих словах: «Образ, и только образ… Всякое содержание в художественном произведении так же глупо и бессмысленно, как наклейка вырезок из газет на картины». Под «Декларацией» стояли подписи поэтов Сергея Есенина, Рюрика Ивнева, Анатолия Мариенгофа, Вадима Шершеневича, художников Бориса Эрдмана и Георгия Якулова.

Новое литературное течение с первых же дней своего появления на свет божий заявило о себе шумно и дерзко. Уже в феврале имажинисты, несмотря на бумажный голод, создали свое издательство.

Тогда же они открыли на Тверской улице в доме № 17, напротив гостиницы «Люкс», позднее переименованной в «Центральную», литературное кафе «Стойло Пегаса». Они приспособили под свой штаб помещение артистического кафе «Бом», где до революции любили встречаться литераторы, артисты, художники. Оно принадлежало широко известному в те годы клоуну-эксцентрику Бому, в «миру» Станевскому, выступавшему в эстрадной паре «Бим—Бом». Это кафе в свое время подарила Бому его поклонница, богатая купчиха Сиротинина, и оно было оборудовано лучшей по тому времени кухонной техникой.

Сразу же после революции Станевский эмигрировал за границу, а кафе через какое-то время оказалось в руках имажинистов. Преимущество этого помещения, помимо выгодного местоположения в центре Москвы, заключалось в том, что его не надо было заново отделывать, приобретать мебель, кухонную утварь.

Имажинисты разукрасили «Стойло Пегаса» в соответствии со своими вкусами. Георгий Якулов нарисовал на вывеске скачущего Пегаса и название, буквы которого как бы летели вслед за легендарным конем. Он же с помощью своих учеников выкрасил стены в ультрамариновый цвет, а на них яркими желтыми красками написал портреты своих соратников-имажинистов и строчки из их стихов.

Между двух зеркал было намечено контурами лицо Есенина с копной золотых волос и две строчки:

Срежет мудрый садовник осень Головы моей желтый лист.

Слева от зеркала были изображены нагие женщины с глазами на животе, а ниже красовались есенинские строки: