Читать книгу "Легенды московских кладбищ - Игорь Оболенский"

* * *

Во время нашей прогулки мне хочется вспомнить и тех, чьи имена, может быть, не так известны, но чья судьба оставила яркий след в истории.

Один из самых красивых памятников Новодевичьего — Ирине АСМУС (1893–1946). Она была женой философа Валентина Асмуса. И однажды, это случилось в 20-х годах прошлого века, открыла для себя поэзию Бориса Пастернака.

Стихи поэта только-только начинали свое триумфальное шествие, в газетах и журналах стали появляться портреты Пастернака. В один из дней Ирина Сергеевна увидела поэта на автобусной остановке, подошла к нему и пригласила в гости. Пастернак приглашение принял. А вскоре Асмус поняла, что влюбилась.

Когда все, как ей казалось, было готово к будущему браку, она решила познакомить Бориса Леонидовича со своей лучшей подругой — Зиночкой Нейгауз, женой профессора московской консерватории Генриха Густавовича Нейгауза. А Зинаида, надо заметить, терпеть не могла стихи Пастернака. Она удивлялась, чему все так восторгаются, когда у нее от этой поэзии начинает болеть голова. Но в итоге — как бывает только в жизни — именно Зинаиде Нейгауз было суждено стать судьбой Пастернака.

Что было делать, Асмус смирилась и даже поддерживала отношения с четой Пастернаков.

И вот наступает 1945 год. Зинаида Николаевна Пастернак возвращается из эвакуации в Переделкино, и на одной из аллей писательского поселка встречается с Ириной Сергеевной. Асмус внимательно взглянула на жену Пастернака и не удержалась: «Зиночка, вы очень плохо выглядите, вы, наверное, смертельно больны! Но не переживайте. Когда Борис снова женится, я ваших детей не оставлю».

Через год Ирины Сергеевны Асмус не стало. На ее памятнике выбиты строки Пастернака из стихотворения «Лето», которое он сочинил в Ирпене, где начинался его роман с Зинаидой Нейгауз.

Откуда же эта печаль, Диотима?

Каким увереньем прервать забытье?

По улицам сердца из тьмы нелюдимой!

Дверь настежь! За дружбу, спасенье мое!

А Зинаида Николаевна Пастернак прожила потом еще почти четверть века.

* * *

Прямо напротив — могила художника Георгия САВИЦКОГО (1887–1949). Это сын автора одного из самых, возможно, известных полотен Третьяковской галереи.

Официально создателем «Утра в сосновом лесу», а речь идет именно об этой картине, является Иван Шишкин.

Между тем Шишкин работал не один — медвежат нарисовал именно Константин Савицкий. Мало того, сам замысел картины принадлежит тоже Савицкому.

Рассказывают, что когда Павел Третьяков приобрел картину, то решил: главное на ней не медведи, а пейзаж. И снял фамилию соавтора, оставив в подписи «Утро в сосновом лесу» лишь имя Шишкина.

Стоя перед могилой Георгия Савицкого, академика советской Академии художеств, отдадим дань исторической справедливости, вспомнив и его отца, члена Императорской академии художеств.

Сам Константин Савицкий (1844–1905) похоронен в Пензе.

* * *

Могила великого композитора Дмитрия ШОСТАКОВИЧА (1906–1975).

Скромная мраморная плита, на которой буквами из металла обозначено имя покоящегося здесь гения. Под ними — нотной монограммой обозначены инициалы DSCH: Дмитрий Шостакович.

В том, что этот удивительный человек был не только гением музыки, помогает убедиться следующая история. В 30-е годы прошлого века Шостакович получил квартиру в Ленинграде. Новое жилье нужно было как-то обставить. Так совпало, что в те годы Сталин придумал устроить обмен паспортов. Бывшие дворяне новые паспорта получить не могли, так в итоге появились «лишенцы» — первые кандидаты на высылку из больших городов. Иными словами, это были потенциальные кандидаты во «враги народа».

Дмитрий Дмитриевич должен был ехать в Москву. Уезжая на вокзал, он дал матери деньги и попросил, чтобы она купила самое необходимое, хотя бы стол и два стула. Когда Шостакович вернулся в Ленинград, то не узнал свое жилье: квартира была обставлена павловской мебелью и напоминала Эрмитаж. Шостакович удивился: «Мама, как ты смогла на эти деньги столько всего купить?» И услышал в ответ, что чуть ли не половину населения Ленинграда выслали и, вынужденно покидая город, владельцы мебели распродавали все почти за копейки.

Шостакович тут же взял карандаш, лист бумаги и сказал матери: «Диктуй, у кого и что ты купила, сколько это стоило бы в нормальное время и сколько ты заплатила сейчас, пользуясь случаем». Когда список был готов, композитор оставил разницу и попросил немедленно отправить деньги бывшим владельцам. По-моему, в этой истории — весь Шостакович.

Главным для него была музыка. Дмитрий Дмитриевич говорил своим ученикам, что не следует писать, если можешь не писать. В 1936 году, в страшное для себя и для всей страны время, ошельмованный и униженный, Шостакович признался: «Если мне отрубят обе руки, я возьму перо в зубы и все равно буду писать музыку». По мнению сына Максима, это были совсем не пустые слова.

Шостакович был безусловной, что называется, звездой. В 1949 году он отправился в Америку, как член советской делегации, которая приехала на Всеамериканский конгресс деятелей науки и культуры в защиту мира. Вместе с ним за океан поехали известные писатели, режиссеры, ученые. Но главной знаменитостью был именно Шостакович. Об этом рассказывал писатель Александр Фадеев, который тоже был членом делегации. Американские газеты писали: «Из Советского Союза приехал Дмитрий Шостакович и сопровождающие его лица».

Как-то в Нью-Йорке композитор зашел в аптеку и купил аспирин. Пробыв там совсем мало времени, на выходе Шостакович увидел, что один из продавцов уже выставляет на витрине рекламный щит: «У нас покупает Шостакович».

Американцы называли Шостаковича «Шости». По воспоминаниям сына Максима, иногда отцу кричали: «Шости, прыгай как Касьянкина!» До этого учительница при советском посольстве Касьянкина выпрыгнула из окна советского постпредства и попросила в США политического убежища.

Конечно же Шостакович об этом не думал. На родине осталась его семья — жена, дети. Только в 1981 году сын композитора Максим примет решение остаться на Западе.

Максим Дмитриевич вспоминает, что самое верное суждение об отце было произнесено 14 августа 1975 года над его гробом. Великий композитор Георгий Свиридов — один из лучших и любимейших учеников Шостаковича, сказал тогда, что «мягкий, уступчивый, подчас нерешительный в бытовых делах — этот человек в главном своем, в сокровенной сущности своей был тверд, как камень».