Читать книгу "Кровавая комната - Анджела Картер"

Она ехала тем же поездом, что и я; она лежала на своей койке, так же как и я, без сна. Не найдя на безлюдном полустанке ни одного такси, она одолжила у изумленного фермера старую кобылу, ибо что-то внутри подсказывало ей, что она непременно должна добраться до меня прежде, чем прибывающая вода навсегда отрежет ей путь ко мне. Моя бедная старая няня в возмущении осталась дома: как? Прерывать милорду его медовый месяц? Вскоре она умерла. Втайне она так радовалась, что ее девочка стала маркизой; а теперь я вернулась едва ли намного богаче прежнего, семнадцатилетней вдовой, потерявшей мужа при весьма подозрительных обстоятельствах, и тут же стала налаживать свою семейную жизнь с каким-то настройщиком роялей. Бедняжка, она отошла в мир иной с горьким чувством разочарования! Но я верю, что моя мать любит Жан-Ива не меньше, чем я сама.

Никакая пудра и белила, сколь бы толстым слоем ни были они наложены, не могут скрыть красную отметину па моем лбу; я рада, что он не может ее видеть — не потому, что я боюсь стать ему противной, поскольку знаю: он ясно видит меня своим сердцем, — но потому, что так я избавлена от стыда.

Женитьба мистера Лайона

Живая изгородь за окнами ее кухни искрилась так, будто снег светился изнутри; и даже когда к вечеру небо начало темнеть, зимний пейзаж по-прежнему изливал отраженный свет, а мягкие снежные хлопья, кружась, ложились на землю. Прекрасная девушка, кожа которой тоже светится изнутри, так что можно подумать, будто она сама сделана из снега, отложив ненадолго домашние дела, выглядывает из окна своей убогой кухоньки на проселочную дорогу. За весь день здесь не появилось ни души; белая, чистая дорога расстилается, как подвенечный атлас.

Отец сказал, что вернется домой до темноты.

Снег оборвал все телефонные провода; отец не мог бы позвонить, даже чтобы сообщить о себе самые лучшие вести.

По дорогам не проехать. Надеюсь, с ним все в порядке.

* * *

Но старая машина застряла в колее — ни туда ни сюда; мотор натужно взревел, поперхнулся и заглох, а до дома еще так далеко. Когда-то он уже был разорен, а теперь, как сообщили ему в это самое утро адвокаты, он разорен дважды; в завершение долгих и мучительных попыток спасти свое состояние ему ничего не оставалось, как наскрести по карманам немного мелочи на бензин и вернуться домой. У него даже не хватило денег, чтобы купить своей Красавице, своей дочери, своей любимице одну-единственную белую розу, которую она попросила; единственный подарок, который она хотела бы получить, независимо от исхода его дел и независимо от того, станет ли он снова богат. Она просила столь немногого, а он не мог дать ей даже этого. Он проклинал никчемную машину, которая переполнила чашу терпения и сломила его дух; ему ничего не оставалось, как потеплее закутаться в овчинный тулуп, бросить груду железа на месте и отправиться по заметенной снегом дороге в поисках помощи.

За коваными железными воротами ему открылась небольшая заснеженная аллея, которая, описав скромный завиток, привела к миниатюрному, аккуратному домику в греческом стиле, словно застенчиво прячущемуся за отяжелевшими от снега ветвями древних кипарисов. Уже почти стемнело; дом в его уютной, уединенной и печальной красоте мог бы показаться безлюдным, если бы не маленький огонек, мерцавший в окне верхнего этажа таким неясным светом, что его можно было принять за отблеск какой-нибудь звезды, если бы только ее свет мог пробиться сквозь плотную снежную пелену, которая еще гуще застилала небо. Продрогший насквозь, он повернул ручку калитки, и острая боль пронзил а его сердце, ибо в призрачно-увядшем сплетении колючих ветвей кустарника он увидел блеклую, безжизненно повисшую белую розу.

Ворота с громким лязгом захлопнулись за его спиной; даже слишком громко. На мгновение в том лязге ему послышалось что-то бесповоротное, решительное и зловещее, как будто захлопнувшиеся ворота отрезали его от всего мира в этом обнесенном стенами заснеженном саду. Откуда-то издалека (откуда точно, он не знал) до него донесся звук, который не спутаешь ни с каким другим на свете: мощный рык дикого зверя.

Но нужда заставила его отбросить страхи, и он решительно подошел к двери из красного дерева. На двери висел молоточек в форме львиной головы с продетым в нос кольцом; протянув руку к кольцу, он вдруг заметил, что голова льва была не медной, как ему показалось вначале, а золотой. Однако не успел он постучать, как дверь бесшумно отворилась внутрь на хорошо смазанных петлях, и он увидел перед собой белую залу, озаренную свечами огромной люстры, которые проливали мягкий свет на бесчисленное множество цветов в больших, свободно расставленных хрустальных вазах, так что казалось, вдохнув в себя их аромат, он попал в разгар теплой весны. Тем не менее в зале не было ни одной живой души.

Дверь за ним притворилась так же бесшумно, как и открылась, но на сей раз он уже не почувствовал страха, хотя, судя по той атмосфере ирреальности, которой был напоен этот дом, он понимал, что попал в необычное место, где не все известные ему законы бытия обязательно соблюдаются, ибо очень богатые люди зачастую бывают и весьма эксцентричны, а этот дом явно принадлежал человеку невероятно богатому. Тем не менее поскольку никто не подошел, чтобы взять у него пальто, он снял его сам. Вдруг хрустальные подвески люстры тихонько зазвенели, как будто засмеявшись от удовольствия, а дверь гардеробной распахнулась сама собой. Однако во всей гардеробной не было ни одного пальто, ни даже положенного для сельской местности непромокаемого плаща, который бы мог соседствовать с его патриархальным овчинным тулупом, но когда он снова вышел в прихожую, там наконец его ожидала встреча с живым существом: это был всего лишь свернувшийся калачиком на ковровой дорожке белый, в каштановых пятнах, английский той-спаниель, который приветствовал его, приподняв ему навстречу свою умную голову. Для него это стало еще одним утешительным доказательством богатства и эксцентрической натуры незримого хозяина, поскольку вместо ошейника на псе красовалось бриллиантовое ожерелье.

Пес приветственно вскочил на ноги и заботливо сопроводил его (забавно!) в обитый кожаными панелями уютный кабинет на втором этаже, где стоял невысокий столик, придвинутый к камину с весело потрескивающими дровами. На столе — серебряный поднос; на нем — графин виски с привязанной вокруг горлышка серебряной табличкой «Выпей меня» и серебряное блюдо, на крышке которого размашистым почерком наставительно выгравировано: «Съешь меня». На блюде оказались бутерброды с толстыми ломтями еще кровавого ростбифа. Он выпил виски с содовой и закусил бутербродом, намазав его великолепной горчицей, предусмотрительно поставленной тут же в глиняном горшочке; а спаниель, увидев, что гость принимает угощение, снова потрусил куда-то по своим делам.

Единственное, что еще могло заставить отца Красавицы почувствовать себя совсем комфортно, это найти в зашторенной нише не только телефон, но и карточку с номером круглосуточной авторемонтной службы; всего пара звонков, и он убедился, что, слава богу, в его машине нет никаких серьезных поломок: виновата лишь изношенность автомобиля и плохая погода… не мог бы он забрать ее в деревне через час? Стоило ему описать дом, откуда он звонил, и на том конце провода с каким-то совершенно новым почтением ему предоставили подробные указания, как добраться до деревни, находящейся всего-то в полумиле.