Читать книгу "2012: Загадка майя - Жорди Сьерра-и-Фабра"

— Тебе известна история гробницы Пакаля?

— Отрывочно.

— Заслуга ее открытия принадлежит мексиканскому археологу Альберто Русу, обнаружившему в храме сводчатый коридор с лестницей, ведущей вниз, в недра пирамиды. — Джоа и ее спутник, достигнув верхней площадки, приближались как раз к этому ходу — очень тесному, с низким потолком. Им пришлось подождать, пока пройдет опередившая их группа японских туристов, а перед ней — то ли англичане, то ли американцы. — Русу потребовалось почти четыре года, чтобы преодолеть расстояние, которое мы с тобой «проскочим» сейчас за пару минут. Рус продвигался вперед буквально по сантиметру, аккуратно раскапывал и извлекал грунт, стараясь ничего не повредить… Двадцать пять метров коридора, намеренно заваленного землей, и каменная кладка препятствовали доступу в гробницу. В 1952 году археолог достиг помещения, вход в которое преграждал огромный камень треугольной формы. Это была камера, непосредственно предшествовавшая погребальной. А внутри — скелеты шести молодых людей — жертвоприношение почившему властителю. Оставалось сделать последний шаг — проникнуть в саму погребальную камеру, располагавшуюся на два метра ниже уровня земли.

Они остановились, вновь ожидая идущих впереди экскурсантов, которые осматривали склеп — конечный пункт спуска. Джоа сгорала от нетерпения.

— Размеры погребальной камеры — семь на десять метров, стены украшены лепными рельефами. Монолитный саркофаг, расположенный почти точно по центру, хранил в себе останки — нечто совершенно нетипичное для майя, ибо длина скелета значительно превосходила обычный рост представителей этого народа. Именно данное обстоятельство и рельеф на плите породили позже легенду о том, что Пакаль якобы звездолетчик. В шестидесятые-семидесятые годы в изображении на камне все хотели видеть астронавта, сидящего в характерной позе в капсуле корабля.

— Эту историю я слышала.

— Для Руса наступил самый волнующий момент, — продолжал Бенито Хуарес. — Плиту, весившую пять тонн, подняли с помощью лебедок, которые с огромным трудом доставили вниз, стараясь ничего не задеть и не повредить. Останки Пакаля лежали в позиции, которую принято называть «decubito supino», то есть на спине, с вытянутыми вдоль тела руками и прямыми ногами. Лицо закрывала мозаичная маска из нефрита, рядом — наушные украшения. На груди — драгоценные изделия из нефрита и перламутра, семена растений и две нефритовых фигурки, изображавшие Бога-Солнце. И на теле, и на приношениях сохранились следы красной киновари. На полу близ саркофага нашли две вылепленные из терракоты головы, раскрашенные красной краской. А, да, еще змею, тоже из терракоты, с телом, простертым от саркофага к двери, — символ неразрывности мира живых и загробного царства.

Подошла их очередь. Впервые ее глазам предстала наяву легендарная надгробная плита. С того места, где стояла Джоа, она смотрелась в перспективе — уходящей в даль. Три метра восемьдесят сантиметров в длину, покрытые барельефом изображений, и длинная надпись, повествующая о свершениях покойного, с датами рождения и смерти как его самого, так и его предков.

— Впечатляет, — Джоа вздохнула.

— Пакаль, которого нарекли Великим, чтобы не путать с одним из его дядьев, носившим такое же имя, родился 6 марта 603 года, стал правителем в 615-м и умер 30 августа 684 года. Календарные даты в мире майя фиксировались с необычайной точностью, очень четко, — пояснил Бенито Хуарес. — Это был властелин, пользовавшийся любовью народа. Именно он и его потомок, которого звали Кинич Кан Балам, что означает «Змей-Ягуар, Обращенный к Солнцу», построили большинство сооружений Паленке. Это была эпоха наивысшего расцвета города и прилежащих к нему земель, поскольку путем брачных союзов с соседями они добились прочного мира и процветания.

В затылок уже дышали следовавшие за ними туристы, но Джоа хотелось как можно лучше рассмотреть чудесную плиту.

Наконец она вздрогнула, и это помогло ей избавиться от ощущения леденящего душу холода.

Ее взгляд еще раз пробежал по каждому из высеченных на плите сюжетов, хотя из-за полумрака, царившего здесь, самые дальние, расположенные на противоположном конце надгробия, были едва различимы.

Нужно будет прийти сюда снова, и чтоб никто не торопил.

За ее спиной кто-то уже нетерпеливо покашливал.

— Ну, надо идти. — Бенито Хуарес взял ее под руку.

Они поднялись по узкой внутренней лестнице храма Надписей на верхний ярус и спустились по широким ступеням внешней — парадной — лестницы. Уже внизу, на земле, по телу Джоа вновь пробежала дрожь.

— Пойдем, я покажу тебе все остальное. И не отставай. Здесь такие густые заросли, настоящие джунгли. — Он обвел археологический комплекс свободной рукой. — Не успеешь и на пять метров отойти, как ты уже заблудился. Я не шучу. Было много случаев, когда туристки отходили в кустики присесть, а потом стоило немалых трудов их отыскать.

Ей хотелось увидеть погребения, ради которых сюда прибыл отец, но приходилось, не проявляя нетерпения, чтобы не обидеть любезного гида, следовать за ним.

Ее не оставляло двойственное ощущение. С одной стороны — что она что-то увидела в гробнице Пакаля.

А с другой — что за ней следили.

13

Она то и дело оглядывалась. Ощущение слежки не покидало ее. Из-за этого она не заметила, как влетела в яму и чуть не осталась без правого переднего колеса.

Удар головой о стекло напомнил, что смотреть следует не только в зеркало заднего вида.

Джоа вышла проверить, не повредила ли машину. Присев на корточки, убедилась, что все в порядке. Она выключила двигатель и решила немного остыть в тиши и прохладе наступавшего вечера — благо машина стояла под сенью деревьев.

День выдался изматывающий, насыщенный.

Но исключительно туристический.

Посещение двадцать пятой и двадцать шестой гробниц не дало ничего нового. Все даты и прорицания, найденные в них, были связаны с делами давно минувших дней, в том числе два — с прибытием испанцев. Что же касается двадцать седьмой, то неизвестно вообще, когда ее расконсервируют, да и найдут ли там археологи что-то новое… Нет, ценность гробниц, несомненно, огромна, но для Джоа они ничего не проясняли. Предсказания не поддавались однозначному толкованию. Да и подземные ходы могли оказаться более длинными и глубокими. Работы здесь на годы.

У Альберто Руса четыре года ушло на то, чтобы расчистить лестницу, ведущую в сердце храма Надписей.

Она не могла ждать ни четырех лет, ни четырех месяцев, ни четырех недель.

Ни, быть может, даже четырех дней.

Автобусы с ордами туристов давно проследовали на север, большинство — в Вильяэрмосу. Шоссе было почти пустынным.

Вот проехал мужчина на велосипеде.

Мотоциклист.

Автомобиль.

— Папа, ты что-то нашел в гробницах, или тебя увели только потому, что ты был близок этому?