Читать книгу "Ксерокопия Египта - Денис Лукьянов"

А будь Рахат менее сообразительным турагентом, он бы не умолчал об одной маленькой детальке.

Точного местоположения гробницы гид не знал.

Если какого-нибудь художника попросили бы изобразить прохладную, ночную пустыню так, чтобы это стало понятно при одном лишь взгляде на картину, то он, вероятно, воспользовался бы новомодной компьютерной графикой и всякими эффектами 7D. Другой же — тот, кто больше всего на свете ценит реальные краски и реальный холст — пошел бы классическим путем, и накалякал бы небольшие завитушки, скорее всего — белые или голубые, показав тем самым потоки прохладного воздуха…

На самом деле, прохлада висела в воздухе, как дух неупокоенного — погода стала намного приятнее для всех живых существ, и температура сбавила обороты. Теперь стояла не жарища, и даже не жарень, и уж точно не пекло — теперь пустыня оказалась во власти тепла. Хотя, тут с какой стороны посмотреть — для самой пустыни двадцать градусов цельсия были очень холодной погодой, хоть снег падай.

Психовский даже расстегнул толстовку и яростно, всеми органами тела проклинал песок, Рахата и кроссовки, которые он не сменил. Теперь ноги чувствовали себя как растения в горшках.

— Я думал, мы поедем туда! — развел руками Грецион, и голос его тонкой пленкой лег на барханы. — Ну, как это обычно бывает — на джипе или на чем еще там.

— О, нет, зачем такая морока — здесь не так уж далеко, — Рахат не испытывал проблем с обувью.

— Не так уж далеко — это, в вашем понимании, сколько? Потому что я не вижу ни одного здания в поле зрения, а мы идем уже минут сорок! — Психовский остановился и, вставая поочередно то на одну, то на другую ногу, снял кроссовки и высыпал их содержимое. Вниз заструились песочные водопадики искусственного происхождения. — Мы хотя бы могли воспользоваться верблюдами…

— Ох, вы что, какие верблюды! Мы же с вами не в кино… — турагент увильнул от ответа на первый вопрос своего спутника так же ловко, как такса залезает в лисью нору.

— И еще раз — не так далеко, это как далеко? — профессор был тоже не лыком шит.

Рахат остановился и огляделся вокруг. Ночной горизонт сиял чистотой как белье, только что забранное из химчистки. Вокруг не было видно ничего, кроме барханов и бескрайнего неба.

Ситуация сложилась не самая приятная, и усы турагента поняли это раньше, чем мозг, отчего сделали какой-то непонятный финт, смысл которого могли понять разве только другие усы.

Рахат принялся думать — мысли падали в голову раскаленными угольками, которые тут же нужно было кидать в сторону Грециона.

— Ну, — полетел первый уголек, ошпаривший доверие Психовского, — как бы вам так правильно сказать…

— Лучше сказать, как есть.

— Ммм, дело в том, что…

— Ну?

— Я не знаю, где находится эта гробница. Ну, точнее, догадываюсь, но точных координат не знаю. Она же недавно появилась из песков! — начался целый град из слов-угольков, которые обжигали рот Рахата и тот тараторил, как умалишённый.

Психовский тяжело вздохнул — так же наверняка вздыхали Атланты, державшие небосвод. Рахат продолжал что-то говорить, но его фразы стали настолько несвязанными, что Грецион перестал понимать турагента. Профессор поймал себя на мысли, что даже ответы студентов по сравнению с лепетом гида — это научные тексты.

— Хорошо, хорошо, только успокойтесь, — еще раз вздохнул Грецион. — По крайней мере, я знаю, что это хотя бы не надувательство, и гробница действительно появилась в пустыне…

Психовский на мгновение замолчал и в упор глянул на турагента.

— Конечно, конечно! И Сирануш это тоже почувствовала! Просто я не знаю точно, куда идти!

— Почувствовала, говоришь? Интересная эта ваша Сирануш…

— Ну, у нее какие-то свои заморочки, — отмахнулся Рахат. — Но я примерно понимаю, куда идти. Примерно…

— Может, тоже воспользуешься чутьем? — Психовский изучал песок под ногами в поисках насекомой живности, но ничего не мог разглядеть, а за фонариком для такой ерунды лезть не хотелось.

Когда профессор поднял голову и взглянул на турагента, тот тупо уставился на звезды, словно бы увидал огромную комету размером с луну, стремительно падающую вниз.

По правде говоря, пара звездочек действительно сорвалась со своих ниточек на просторах космического театра.

— У меня нет такого чутья, как у Сирануш, но я слегка ориентируюсь по звездам, — сказал вдруг Рахат, не отрываясь от неба.

— И что же они говорят вам?

— Что нам примерно туда, — турагент указал рукой в сторону. — А вы что, тоже ориентируетесь по звездам? И что они говорят вам?

— Мне? А как в одном старом анекдоте.

— И что же?

— Что кто-то стырил нашу палатку, Холмс, — вздохнул Психовский и, поправив рюкзак, уставился на Рахата. — Ну, продолжим?

Эфа очнулась и начала жадно глотать воздух.

Пара песчинок нагло попали ей в нос — и она закашлялась, все еще продолжая жадно глотать воздух. Но внезапный дискомфорт подействовал, как холодный душ, и она тут же пришла в себя.

Голову стали наполнять мысли — мысли, которые столько времени летали где-то вокруг, но только не в ее голове. А если и попадали внутрь черепной коробки, то струйкой сливались с жидкими и пестрыми сновидениями.

Первое, что Эфа поняла — она абсолютно голая.

Но, вопреки естественной человеческой реакции, ее это только обрадовало.

Она любила свое тело — хотя, скорее даже обожала, как обожают некоторые мужчины моделей на страницах журналов определенного характера, которые хранятся либо под кроватью, либо в другом потаенном месте. Родись Эфа здесь и сейчас — она бы звездилась на страницах такой прессы, а потом скупала каждый выпуск со своим изображением и наслаждалась бы.

Ее тело было мягким, гладким, с той фигурой, которой позавидует любая мраморная Венера — стройная, вытянутая, с присутствием всего того, что было нужно, в нужных количествах. Ни больше, ни меньше.

В общем, представьте себе торт, который приготовлен строго по рецепту — это примерно то же самое.

Эфа, все это время, это долгое и мучительное время лежавшая, приподнялась. В глаза тут же бросился ночной свет — и листья ее любимых растений. Она сделала еще один вдох, и грудь наполнилась слабой свежестью от журчащей воды.

Эфа оглядела свой маленький оазис посреди пустыни.

А потом девушка вскрикнула.

— Доброе утро, — глухо отозвался Архимедон, рассматривая в еще способном отражать кусочке зеркала свое забинтованное лицо. Слова лились медленно и не торопясь. Потом он повернулся к Эфе.

— Мог бы и отвернуться! Ради приличия, — та приняла сидячее положение.

— Как будто тебя это смущает, — отозвался Архимедон. — Скорее, наоборот.