Читать книгу "На затравку. Моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось - Чак Паланик"

– Да, но что нового ты для себя узнал? Чему научился? – Книгу он по-прежнему не забирал.

– Если честно, я ничего не понял. – Книга была ужасная. К тому же я чувствовал себя круглым идиотом, потому что не смог понять книгу, изданную самыми умными людьми Нью-Йорка. Какое же я быдло необразованное, раз история про необразованное быдло не задела меня за живое! Почему-то мне и в голову не пришло, за что искушенные ньюйоркцы ее полюбили. Да ровно за то же, за что худые белые любят фильм «Сокровище»: он позволяет им почувствовать свое превосходство.

Остальные ученики Тома уже садились за стол. А он все не успокаивался:

– Что именно ты не понял?

Побоявшись прослыть дураком в обществе умных людей, я соврал.

– Вообще-то мне очень понравился язык. – Это такое негласное правило в литературных кругах: если похвалить больше не за что, хвалите язык.

Наконец Том взял книгу у меня из рук. Начался семинар. Кто в тот вечер зачитывал свою писанину – не помню. Вот уже отзвучали последние мнения о последнем прочитанном отрывке. Вот уже Том начал читать из своей книги, над которой тогда работал. Кто-то уехал, кто-то остался, и мы откупорили бутылочку вина.

Был вечер четверга, впереди маячили выходные. Мы с упоением слушали состоявшегося писателя – которого издавали, который сумел добиться невозможного. Мы пили, а Том читал. Потом мы обсуждали олтменовский фильм «Короткие истории» и спорили, насколько он соответствует оригиналу Карвера. А может, обсуждали «Магнолию». Или «Игрока». Оба фильма в ту пору наделали много шума. И вдруг я не выдержал.

– Это было ужасно, – сказал я.

Кто-то – допустим, Моника Дрейк – уточнил:

– Тебе не понравились «Короткие истории»?

Нет, мне не понравилась книга, которую порекомендовал Том.

– Значит, я идиот. – Прилюдно расписаться в собственной слабости оказалось даже приятно. Это первый шаг на пути к новым знаниям.

Своему ученику я дал бы ту же самую книгу и заставил бы прочитать ее от корки до корки, чтобы он тоже почувствовал себя идиотом. А потом я принялся бы изводить своего ученика вопросами о том, чем именно она ему понравилась или не понравилась.

В следующий миг Том улыбнулся.

– Я дал тебе эту книгу не для того, чтобы ты получил от нее удовольствие.

Он все еще не убрал ее на полку. Она лежала у него под рукой на столе. Взглянув на обложку, Том сказал:

– Книга отвратная. – Он улыбался так, словно уже не раз проворачивал эту аферу со своим учеником – и каждый раз радовался как ребенок. – Я лишь хотел показать, что даже такие отвратные книжки кто-то печатает.

С этими словами Том наконец убрал книгу на полку, чтобы потом вручить очередному безнадежному писателю.

АВТОРИТЕТ: ПРЯЧЕМ «Я»

Своему ученику я порекомендовал бы прочесть рассказ Питера Кристофера «Костры мертвых» («Campfires of the Dead»). Именно Питер научил меня прятать «я».

Повествование, которое ведется от первого лица, заведомо заслуживает доверия читателя: рассказчик как бы берет на себя ответственность за историю, ведь ее излагает не какой-то там всеведущий пророк, а тот, кто принимал или принимает непосредственное участие в происходящем. Загвоздка в том, что читателей бесит местоимение «я» – оно постоянно напоминает им, что они тут не при делах. Ведь все описываемое пережил рассказчик, а не они.

Согласитесь, это неприятно – слушать бесконечное яканье.

Однако существует одна хитрость. Писать от первого лица можно, главное – прятать «я». Пусть ваша камера будет всегда направлена на других персонажей. Безжалостно урежьте все упоминания рассказчиком самого себя. Именно поэтому народ так любит «апостольскую» литературу. В книгах вроде «Великого Гэтсби» рассказчик главным образом описывает не себя, а другого, более интересного, персонажа. Ник Каррауэй – апостол Гэтсби, так же как рассказчик «Бойцовского клуба» – апостол Тайлера Дердена. Доктор Ватсон поет оды Шерлоку Холмсу и служит для подсветки главного героя, потому что роман, в котором героический персонаж рассказывал бы о собственных подвигах, получился бы донельзя скучным и отталкивающим.

И еще, не надо писать: «Я услышал колокола», напишите лучше: «Звонили колокола». Куда интереснее будет смотреться не «Я увидел Эллен», а «Из толпы вышла Эллен. Она расправила плечи и зашагала мне навстречу».

Своему ученику я посоветовал бы писать от первого лица, но нещадно вымарывать большую часть назойливых «я».

АВТОРИТЕТ: СОВОКУПНОСТЬ ЗНАНИЙ ПЕРСОНАЖА

Если бы мы с вами пошли куда-нибудь выпить, я рассказал бы вам, в каких единицах раньше измерял деньги. Когда я только начинал писать, в «Райтерс дайджест» появилась информация, что журнал «Плейгерл» платит авторам по три тысячи долларов за рассказ. Я тогда как раз написал «Негативное подкрепление» и считал, что он как нельзя лучше зайдет аудитории этого журнала. В том году в центре Портленда, штат Орегон, как раз достраивали новый небоскреб «КОИН тауэр», штаб-квартиру телеканала «КОИН», над студиями которого поместили квартиры фешенебельного кондоминиума. То было самое престижное жилье в городе – каждая квартира стоила триста тысяч долларов, – и я произвел нехитрые расчеты: если «Плейгерл» купит мой рассказ, а потом еще девяносто девять рассказов, я смогу позволить себе шикарную квартирку.

Это я к тому, что люди многое (деньги, силу, время, вес) измеряют одним только им понятными единицами. Расстояние между городами – количеством песен по радио. Двести фунтов – это «та гантель в тренажерке, типа меч короля Артура. Никто к ней не прикасался, пока какой-то качок с улицы не снял эту дуру со стойки и не начал тягать ее одной рукой».

Как сказала однажды Кэтрин Данн, «два человека не могут войти в одну комнату».

Это мы уже обсуждали. Когда пишешь изнутри персонажа, надо учитывать, что сантехник и художник увидят одну и ту же комнату совершенно по-разному. Несколько лет назад у меня брал интервью журналист из Шотландии. В какой-то момент зашел разговор о музыке, которая нам нравилась в юности, и он вспомнил дуэт Холла и Оутса – их песню про девушку, которая крала еду у своего любимого, и тот понемногу загибался от голода.

Девушка крала еду?! «Что-то не припоминаю такую песню, напойте пару строк», – попросил я.

И журналист пропел в трубку: «Every time you go away, you take a piece of meat with you»[3]…

Еще один пример из жизни. У дочери моей подруги впервые началась менструация. Опыт для девочки оказался травматичный, ведь он символизировал конец беззаботного детства. Да и вообще – живот болит, возни много. Когда все наконец закончилось, дочь подошла к маме и, вздохнув со смирением и облегчением, сказала: «Фух, слава богу, это происходит только раз в год!»