Читать книгу "Пятый всадник - Александр Харыбин"

– Ну, как? – с явным торжеством в голосе спросил Профессор.

– Впечатляет, – не нашел я другого слова для ответа.

– То-то. Есть еще порох в пороховницах.

Профессор радовался, как ребенок, у которого заработала игрушка, собранная им из конструктора.

– А что за пластик? – спросил я у него.

– Ну, пластик обычный – АБС. Попробуй сначала с ним. Если не будет получаться, то придется заменить. Я не думаю, что для тебя это будет проблемой.

Это событие мгновенно все поменяло. Эксперименты с реактором пришлось забросить и заниматься только Бомбой. К тому, чтобы начать опыты со сферической имплозией, у меня давно уже было все готово. Не хватало только разводки. Теперь убралось последнее препятствие.

Первые эксперименты решил сделать по подобию наиболее удачных из уже проведенных. С той лишь разницей, что теперь вместо цилиндра взрывом сжимался шар. Материал для разводки пока оставил тот, на котором изначально работал принтер. Первый взрыв был неудачным. Имплозия оказалось несимметричной, ударную волну перекосило, и в результате нормального импульса тока я не получил. С переменным успехом менял разные параметры – толщину стенок разводки, ширину и глубину дорожек. Но все равно идеальной сферической симметрии добиться никак не получалось. Несмотря на то, что в некоторых случаях импульс тока уже превышал то, что показывали цилиндрические образцы, по некоторым внешним признакам было хорошо видно, что сферичность имплозии еще очень далека от идеала. Промучившись так с месяц и испортив кучу ценных материалов, я понял, что придется менять расходный пластик принтера. Лучше всего, конечно, благодаря своей аномально высокой ударной вязкости, здесь подошел бы поликарбонат.

Изменить расходник оказалось не такой простой задачей, как я предполагал. Непреодолимой проблемой уже оказалось найти поликарбонат в виде проволоки. Самые тонкие стержни, которые удалось найти, имели диаметр три миллиметра. А для принтера требовалась толщина чуть больше полутора миллиметров. Пришлось сооружать что-то вроде волочильного станка и, протягивая стержни через фильеру, получать из толстых стержней тонкую проволоку. Потом возникла проблема работоспособности печатающей головки принтера. Дело в том, что температуры плавления поликарбоната и АБС-пластика, на котором положено было работать принтеру, довольно сильно отличались. Пришлось долго и упорно перенастраивать головку, пока не удалось добиться удовлетворительного качества печати.

Промучавшись еще пару недель, удалось напечатать более или менее нормальную сферическую разводку из поликарбоната. Результаты эксперимента превысили все ожидания. Импульс тока был очень красивым – высоким и узким. Его интеграл в четыре раза превышал аналогичный показатель импульсов с цилиндрической разводкой. И при этом амплитуда его была в десять раз больше. Крутизна фронта также заметно отличалась в лучшую сторону. Это был несомненный успех.

Осмотр взрывной камеры после эксперимента показал, что резервы для улучшения не исчерпаны. Распределение следов от разлета частиц ядра на стенках имели явную неравномерность. Это означало, что добиться хорошей симметрии имплозии все равно не удалось. Следовательно, придется заниматься оптимизацией условий. А тут работы было – непочатый край. Ведь качество имплозии зависело от кучи разных факторов – правильности формы, свойств взрывчатки, как в детонационной разводке, так и в основном заряде. И еще много от чего, что можно было бы попытаться улучшить.

Со всеми этими вещами я провозился полгода. В конце концов, удалось так отработать технологию изготовления, что по характеристикам электрического импульса несколько взорванных подряд образцов были практически неотличимы друг от друга. А сам этот импульс имел мощность почти в сто раз выше, чем то, что наблюдалось при взрыве цилиндрических образцов в Черноголовке. Теперь, когда я научился получать колоссальную волну тока, можно было заняться настоящими исследованиями.

Сам принцип работы Бомбы я представлял себе просто – при помощи электронной волны мы добиваемся очень большого выброса быстрых нейтронов в центральном ядре из дейтерида титана. Потом эти нейтроны должны поглотиться оболочкой из обедненного урана. Когда атом урана захватывает быстрый нейтрон, то делится на два осколка. При этом энергии выделяется в двадцать-тридцать раз больше, чем при реакции синтеза в дейтериде. И сейчас я стоял перед выбором, с чего начать – заменить медь на обедненный уран или же гидрид титана на дейтерид. У каждого из предполагаемых направлений были как плюсы, так и минусы.

Самый главный минус замены гидрида на дейтерид состоял в том, что существовала далеко не нулевая вероятность получить ядерный взрыв в миниатюре. Даже если все нейтроны, которые должны выделиться при прохождении волны тока через дейтерид, улетят из системы, прихватив с собою большую часть энергии, все равно на взрыв нескольких десятков килограммов тротилового эквивалента взрывная камера совершенно не рассчитана. Да еще и само нейтронное излучение. Я, конечно, не знал точно, сколько должно было выделиться нейтронов при взрыве, но оценивал, как десять в двадцатой степени. Защита от столь интенсивного выброса должна быть очень серьезной.

Заменить медь на обедненный уран казалось задачей попроще. Но тут же возникал вопрос – где достать уран. Понятно, что в магазине он не продается. Обедненный уран почти не радиоактивен. Кусок его можно безо всякого вреда для здоровья постоянно носить в кармане. Но его оборот почему-то ограничен. Для его покупки и работы с ним надо иметь специальную лицензию. В общем, наметилась очередная проблема, которую я постарался спихнуть на Профессора.

Тем временем, наступила очередная весна.

32

На Базе, которая стояла на берегу озера и в окружении леса весна ощущалась особенно. Зиму я не любил. Наверное, если бы был фанатом горных лыж или подледной рыбалки, то по-другому относился бы к этому времени года. Но я любил плавать и загорать на солнышке, поэтому зиму воспринимал как неизбежное зло. Ведь нормальному человеку такое даже представить дико – с неба падает твердая вода. И ощущение приближения лета обычно вызывало у меня эйфорию.

Почти все проекты были закрыты. База опустела. Большая часть обслуживающего персонала была уволена. Осталась пара человек во главе с комендантом. Нехватка людей особенно чувствовалась зимой – дорожки вовремя не чистились и часто были завалены снегом. Столовая уже не работала. Те немногие, кто остался, питались каждый у себя, поставив в комнаты электрические плитки и микроволновки. Упадок Базы действовал угнетающе, хотя был в этом и свой плюс – я уже не отвечал за кучу людей и проектов, что сильно облегчило мне жизнь. Ну, а еще то, что можно будет не опасаться, что придя на берег искупаться или позагорать, вдруг нарвешься на шумную компанию сотрудников Базы. Такое летом случалось довольно часто и сильно портило настроение.

По проекту анабиоза у Катерины наметился прогресс. Зимой заморозили кролика, которого несколько дней назад удалось успешно оживить. Можно было надеяться на то, что на самом деле удастся ту же операцию проделать с человеком. Интересно, кто же станет первым подопытным в таком эксперименте? Самому лезть добровольно в холодильник не слишком хотелось. Честно говоря, Катерину тоже тяжело было представить в роли замороженной курицы. В принципе, можно было рискнуть после пары десятков успешно размороженных собачек. А лучше, хрюшек. Но самая главная проблема была в том, что можно, конечно, в качестве эксперимента замораживать и размораживать разных животных и даже человека. Но лишь на несколько месяцев. Ну, самое большее, на пару лет. Но ведь цель-то – заморозить людей на столетия, а то и на тысячелетия. А здесь может быть столько непредсказуемых факторов, что вся эта затея просто обречена на провал. Даже если удастся найти способ, который мог бы позволить в течение сотен лет поддерживать в контейнере с человеком низкую температуру, что само по себе – очень серьезная задача. Все равно за такой срок может слишком многое произойти. Начиная от подвижек грунта и затопления, заканчивая дикими зверями и не менее дикими людьми. А ведь еще надо иметь источник электричества, который бы все это время работал. Поэтому в осуществимость этой затеи верилось с трудом. Но все равно работа эта вызывала у меня живой интерес. И в любом случае от нее была бы огромная польза человечеству.