Читать книгу "Тайная дипломатия Кремля - Леонид Млечин"

Дело, наверное, было в другом. Сталин постоянно менял кадры, выдвигал новых людей. И для Жданова настало время уйти. Как раз личных претензий к нему не было. Он просто оказался лишним в политической игре.

Хрущев вспоминал: «Все обедали у Сталина и дообедались до такой степени, что Жданов уже не мог идти. Захотел он, как это раньше случалось, заночевать у Сталина. Не тут-то было. Сталин ему говорит: «У вас есть своя квартира…» — и буквально выпроводил его…»

У Жданова было слабое сердце, а он сильно пил. Даже Сталин, который любил спаивать людей, иногда покрикивал на Жданова, и тот вместо вина послушно наливал себе фруктовой воды. На это обратил внимание Милован Джилас, который наблюдал Жданова на сталинской даче и пришел к выводу, что это типичный интеллигент-циник. Андрей Александрович — единственный за столом — пил апельсиновый сок. Объяснил югославскому гостю, что из-за болезни сердца. Джилас, совсем еще молодой человек, наивно спросил:

— А какие последствия могут быть от этой болезни?

Жданов ответил иронически:

— Могу умереть в любой момент, а могу прожить очень долго.

Молотову Сталин испортил репутацию, последовательно обвиняя его жену в различных антипартийных, а затем и антигосударственных поступках. В случае со Ждановым ударили по сыну — Юрию Андреевичу, который работал в аппарате ЦК, у Шепилова.

Приезжайте на «уголок»!

В недрах Министерства госбезопасности уже созревало так называемое «Ленинградское дело», по которому будут расстреляны многие видные партийные работники — выходцы из Ленинграда. Неясно было, как поступить с Ждановым, который долгое время руководил Ленинградом. Посадить всех ленинградцев, а его одного оставить на воле — было нельзя. Но Сталин трогать Жданова не хотел. Его имя было связано с крупными идеологическими акциями. Если бы его посадили, пришлось бы выбросить в корзину громкие постановления о литературе, музыке, кино. Смерть же Жданова решала все проблемы.

В воспоминаниях Шепилова описано заседание, на котором Сталин резко нападал на Жданова. Андрей Александрович очень плохо себя чувствовал, на совещания приходил с трудом, в буквальном смысле падал в обморок. И лицо — как у покойника. Политбюро решило отправить Жданова в отпуск.

Шепилов сказал Жданову:

— Вам надо немедленно ложиться в больницу!

Жданов ответил:

— Нет, политбюро решило, что мне надо ехать на Валдай. Товарищ Сталин сказал, что там очень хороший воздух для сердечников.

Сталин и напутствовал врачей:

— Вы его гулять водите почаще. А то у него вес лишний…

Эти прогулки в неблагоприятном для сердечников климате быстро довели Жданова до инфаркта…

Тем временем отдел науки ЦК предложил на Всесоюзном семинаре лекторов обсудить вопрос о положении в биологии. Шепилов дал согласие, естественно, поставив в известность начальника управления Суслова. С докладом выступил заведующий отделом науки Юрий Андреевич Жданов.

В своем выступлении молодой Жданов (ему не было и тридцати), химик, будущий член-корреспондент Академии наук и ректор Ростовского университета, критиковал «народного академика» и гениального мистификатора Трофима Денисовича Лысенко. Выступление младшего Жданова не было самодеятельностью. В идеологическом подразделении ЦК давно выражали недовольство Лысенко. На него жаловались видные ученые-биологи, которые доказывали, что деятельность Лысенко идет во вред сельскому хозяйству. Ни один из обещанных им чудо-сортов пшеницы так и не появился. Зато он успешно мешал другим биологам внедрять свои сорта, выведенные в результате долгой селекционной работы. На заседании оргбюро ЦК весной 1948 года старший Жданов внес вопрос об укреплении руководства сельскохозяйственной академии, что в переводе с бюрократического языка на нормальный означало решение убрать Лысенко с поста президента. Однако эти намерения Жданова столкнулись с интересами другого влиятельного члена политбюро — Георгия Маленкова. Он после краткого периода опалы вновь вошел в силу. Сталин поручил Маленкову курировать сельскохозяйственный отдел ЦК и назначил председателем Бюро Совета министров по сельскому хозяйству. Хотя никто не рискнул бы сказать, что Георгий Максимилианович, городской человек, всю жизнь проработавший в орготделе, разбирается в сельском хозяйстве.

Маленков не нашел иного способа изменить ситуацию в аграрном секторе, кроме как вновь положиться на фантастические обещания Лысенко. Но уж взамен он должен был избавить «народного академика» от нападок. Маленков приказал Шепилову немедленно прислать стенограмму выступления молодого Жданова и со своими комментариями доложил Сталину о его критическом выступлении. У вождя появился желанный повод ударить по старшему Жданову. Причем Андрей Александрович сразу сообразил, что его ждет, и отчитал Шепилова:

— Как же вы могли разрешить такой доклад, не посоветовавшись со мной? Юрий — человек увлекающийся. А как же вы, зрелый политработник, не оценили, к чему может привести такой доклад?

Через два дня после выступления Юрия Жданова в цековском кабинете Шепилова раздался телефонный звонок. Звонили из секретариата Сталина:

— Дмитрий Трофимович, немедленно приезжайте на «уголок».

«Уголком» называли кремлевский кабинет Сталина.

В кабинете Сталина уже собрались почти все члены политбюро. Вождь заговорил первым:

— Надо обсудить неслыханный факт. Агитпроп без ведома ЦК созвал Всесоюзный семинар, и на этом семинаре разделали под орех академика Лысенко. А на нем держится все наше сельское хозяйство. По какому праву? Кто разрешил?

Сталин повернулся к секретарю ЦК Михаилу Андреевичу Суслову, который возглавлял Управление пропаганды и агитации. Опытный царедворец, не моргнув глазом, немедленно отрекся от своих слов:

— Я не разрешал, товарищ Сталин.

— Я спрашиваю, кто разрешил? — повторил вождь.

Шепилов мог, конечно, сослаться на то, что разрешение дал Суслов, но делать этого не захотел. Дмитрий Трофимович встал и громко сказал:

— Я разрешил. Товарищ Сталин, вы меня можете наказать сурово, но прошу разобраться в этом вопросе.

Сталин посмотрел на смельчака с некоторым интересом И повторил:

— Вы что, не знаете, что на Лысенко держится все наше сельское хозяйство?

Сталин давал Шепилову возможность отречься от ошибочной точки зрения. Это был спасательный круг. Но Шепилов показал, что менять свои взгляды не собирается!

Дмитрий Трофимович вспоминал потом, что его словно прорвало. Он горячо заговорил:

— Товарищ Сталин, это глубочайшее заблуждение. Вас неправильно информируют. Лысенко не вывел ни одного сорта, у него нет никакой научной концепции. Опытные селекционеры разработали сорта, которыми засеваются десятки миллионов гектаров пшеницы, а они ходят с клеймом вейсманистов-морганистов. Так продолжаться не может. Я недавно назначен в Агитпроп и готов нести любое наказание, но я вас прошу разобраться…