Читать книгу "Ангелочек. Время любить - Мари-Бернадетт Дюпюи"

— Они никогда не найдут его. Скорее всего, он уехал отсюда. Читайте лучше ваши письма.

— Малышка, мне очень жаль, что ты обрекаешь себя на безбрачие.

— Думайте о своей свадьбе!

И, желая положить конец разговору, Розетта взяла книгу и вновь погрузилась в приключения «Трех мушкетеров»[29]. Это было иллюстрированное издание, и Розетта с удовольствием рассматривала рисунки. Но, несмотря на свой сосредоточенный вид, думала она о другом. Разговор с отцом Ансельмом потряс девушку до глубины души. Священник отнесся к ней благожелательно, сострадательно, и в конце концов они оба заговорили о монашеской жизни. С тех пор Розетта видела себя только монахиней, посвятившей свою жизнь Богу, живущей вдали от мирских напастей. Розетта не жалела, что сделала аборт, но слова священника убедили девушку в том, что она совершила тяжкий проступок. Постричься в монахини, вести целомудренный образ жизни, отдавать всю себя благочестивым деяниям — все это казалось Розетте самым мягким способом искупления ее грехов.

— Надо же, мне пишет дядюшка Жан! — удивилась Анжелина. — Наверно, он волнуется, ведь я не давала о себе знать с начала этого года.

Жан Бонзон был старшим братом ее матери. Он жил в Ансену, горном хуторе над Бьером.

— Знаменитый дядюшка Жан! — откликнулась Розетта. — Вы о нем говорите только хорошее!

— Я восхищаюсь им. Он вольнолюбивый и справедливый человек. Мне хотелось бы познакомить тебя с ним.

— Увы! Я еще не готова забраться к нему в горы. Октавия рассказывала мне, что вы как-то раз ездили туда с ней и Анри. Ей очень понравились те места. Она также сказала мне, что ваша тетушка Албани очень милая.

— Да…

Анжелина распечатала конверт. Розетта на мгновение закрыла глаза, и тут же перед ней предстал Виктор Пикемаль в светящемся ореоле. Она находила его красивым. Ей нравилась его широкая улыбка, горячая, как солнце, взгляд темных глаз, в которых сверкали золотистые искорки веселья. Каждый раз, когда Виктор смотрел на нее, Розетта стыдливо опускала голову, но ее сердце было готово выскочить из груди. «Зло свершилось, пусть я и не хочу в этом признаваться, — говорила себе Розетта. — Да, я влюбилась, но я не имею права на любовь. Даже если бы я была совсем новенькой, даже если бы отец не тронул меня, даже если бы я стала учительницей, даже если бы красиво говорила, все равно я не для него».

— Розетта, послушай! — окликнула девушку Анжелина. — Я прочту тебе письмо своего дядюшки.

— Не утруждайте себя.

— Нет, послушай! Это довольно забавно, уверяю тебя!

— Хорошо! Но с вами я никогда не прочитаю свою книгу.

— Это не займет много времени. Однако сегодня утром у тебя плохое настроение!

И Анжелина принялась читать вслух, мечтательно улыбаясь:

Моя дорогая племянница!

Поскольку кроме поздравительной открытки от тебя нет никакой весточки, я спрашиваю себя, не должен ли я приехать в город буржуа и ханжей, чтобы надрать тебе уши? Надо полагать, женщины рожают с твоей помощью чуть ли не каждый день, поскольку у тебя не нашлось времени черкнуть нам три-четыре слова.

Впрочем, я не об этом собирался писать. До меня дошли слухи, что ты обручилась с аристократом, и это повергло меня в изумление. Не сомневаюсь, что тебе не терпится узнать, кто донес это известие до нашего хутора! Сообщаю тебе, что это был мсье почтальон, узнавший о новости от Эвлалии Сютра, кормилицы, у которой язык становится все длиннее и длиннее, так здорово она им работает.

Словом, моя дорогая племянница, мне хотелось бы, чтобы ты познакомила меня с этим «женихом с частицей». Хочу иметь удовольствие полюбоваться, как он топчет своими ногами навоз в моей овчарне и ест кукурузную кашу, политую сахарным сиропом и свиным жиром.

Если ты сможешь покинуть Сен-Лизье в начале октября, 6 или 7 числа, это вполне устроит также мою соседку Коралию, которая ждет своего первенца и рассчитывает родить в это время. Рядом с бедняжкой только ее муж и Албани, которая, в отличие от тебя, не очень-то понимает в этом деле. Но законы природы неисповедимы. Вполне возможно, что ребенок родится, когда ты приедешь, или уже после твоего отъезда.

Но я рассчитываю на тебя. Я буду очень рад вновь увидеть твоего малыша, который вырос и наверняка научился говорить.

Мы с Албани целуем тебя. Пришли мне письмо, приедешь ли ты в Ансену.

Твой любящий дядюшка Жан

— А он хорошо пишет, ваш дядюшка! — сказала Розетта, с интересом слушавшая, как Анжелина читает письмо.

— Да, но когда он говорит с тобой, его речь становится более колоритной, порой более грубой. Всякий раз, когда он выходил из себя и принимался метать громы и молнии, что часто с ним случается, Октавия была шокирована.

— Он похож на вашу маму? Вы рассказывали мне о нем, но никогда не описывали.

— Нет. Но я похожа на него до такой степени, что вполне могла бы сойти за его дочь. Волосы у него рыжие, а кожа более светлая, чем у меня. Он высокий, черты лица у него тонкие. В плечах он широкий. Ему пятьдесят четыре года, но выглядит он не на свой возраст. Я уверена, что Луиджи с радостью поедет со мной. Это будет наше первое путешествие в долину, где мы встретились, перед нашим паломничеством в Сантьяго-де-Компостела.

— Мне вас будет не хватать, — вздохнула Розетта. — Это паломничество займет у вас несколько месяцев. Вам придется преодолеть более шестисот километров.

— Мы быстро вернемся. А ты будешь жить у мадемуазель Жерсанды и следить за малышом.

С разрешения отца Ансельма Анжелина исказила правду, объясняя необходимость этого паломничества старой даме, Октавии и Огюстену Лубе. Она постаралась как можно меньше лгать, уточнив, что священник принял такое решение после ее исповеди. Это епитимья за ее преступную связь с Гильемом Лезажем и за зачатие ребенка вне священных уз брака.

— Я не осмеливалась причащаться, отказывала себе в праве на евхаристию, — говорила Анжелина. — И я обещала отцу Ансельму совершить паломничество, поскольку жаждала получить отпущение грехов.

— Это будет странное свадебное путешествие! — воскликнула Жерсанда. — Паломничество — это еще можно понять, но это несправедливое по отношению к новобрачным требование воздерживаться…

— Меня это вполне устраивает, — оборвала старую даму Анжелина.

Это был крик души. Перспектива длительного путешествия с одним только Луиджи приводила в восторг молодую женщину. Они не будут иметь права заниматься любовью, но, вернувшись в родные края, наверстают упущенное. Идти рядом, держась за руки, делить трапезу на обочине дороги, разговаривать по вечерам, глядя на звезды… Анжелина была уверена, что всего этого им вполне хватит.