Читать книгу "Сквозь толщу лет - Евгения Николаевна Васильева"

тут и самоопыление не спасает. А если хлещут с перерывами, то спасение в ближней пасеке. И чем больше семей придется на гектар, тем быстрее пчелы управятся с переопылением.

Но пчел все меньше, а на оставшиеся пасеки обрушилась клещевая напасть, живьем заедающая пчел.

Когда в прошлом столетии в центре французского шелководного промысла, в Провансе, вспыхнула эпидемия пебрины (заболевание шелковичного червя), правительство Франции мобилизовало для защиты шелководства самого знаменитого в те годы «великана биологии» — Луи Пастера. И он открыл простые и безотказные средства предупреждения грозной болезни шелкопряда.

Сейчас мир располагает многими тысячами учеников и последователей Пастера, но клещ варроа продолжает бесчинствовать в ульях и выводить из строя пасеки, оставляя без пчел в разных странах целые районы, потому что в наш век ракетных скоростей и космических взлетов из поля зрения людского слишком часто выпадает маленький, но драгоценный их сотрудник — пчела.

Да, но хотя пчела часто и выпадает из поля зрения людей, в истории и географии пчеловодства наметились обнадеживающие подвижки. География пчеловодства на планете изменяется давно. Первым крупным шагом в этом направлении стало появление европейских пчел в Северной Америке, где их до того не было. Уже в «Песни о Гайавате» можно прочитать, как потомки завезенных из Европы вересковой и лесной пчелы оттесняли и выживали коренную американскую мелипону. Сегодня Соединенные Штаты вышли на второе в мире место по числу европейских пчел. Первенство продолжает сохранять Советский Союз.

В обоих случаях речь идет о числе пчелиных семей, опекаемых человеком. И в СССР, и в США «диких» пчел, обитающих в дуплах лесных деревьев, во многих районах не меньше, а нередко даже больше, чем, так сказать, одомашненных.

Медоносную пчелу в США содержат и разводят в промышленном масштабе. Экспортируются не только мед, но и сотни тысяч пчелиных маток и пакетов с пчелами, которыми американские фирмы снабжают пасеки стран западного полушария.

В свое время медоносные пчелы были завезены в Австралию и Новую Зеландию, где они собирают с эвкалипта такие урожаи меда, о которых в Европе не мечтают. Сказочные медовые сборы прославили также небольшие пасеки на тропических островах и атоллах Тихого океана.

Однако самые усердные в сборе меда пчелы не слишком приспособлены для жизни в странах, наиболее богатых нектароносной флорой. Европейские плантаторы в Центральной Африке, в Юго-Восточной Азии, в тропических широтах западного полушария не жалели средств, выписывая маток и целые семьи из лучших питомников Европы и США, но дело никак не шло. «Пчелы здесь просто от рук отбиваются, — мрачно заявил бельгийский владелец кофейной плантации в Африке и подытожил: — Проклятый континент!»

И все же кое-что уже делается. Супруги Бернадетта и Роже Даршены создали в Габоне, в Центральноафриканской Республике и на Береге Слоновой Кости экспериментальные базы и школы пчеловодства. В Камеруне внедрение рационального пчеловодства взяли на себя службы католической церкви. Далеко нацеленные пчеловодные проекты осуществляют в Африке специалисты ФРГ.

О будущем пчеловодства в тропических странах Африки думал Патрис Лумумба. Он мечтал о конголезских пасеках, рассылающих в северные края корабли, груженные медом с пальм, с банановых плантаций и орхидей в обмен на машины, горючее, лекарства. Лумумба верил, что пчела проложит путь не только сохе, как считал Шатобриан, но и электростанциям, призванным покончить с отсталостью «черного континента». Он, конечно, сознавал, что жизненная энергия отдельно взятой пчелы ничтожна, но интегрированная сила сотен тысяч пчел, успевающих за год смениться в семье, вырастает в величину, которой не стоит пренебрегать.

Лумумба много читал, особенно переводы с русского. Из статьи о Вернадском он узнал, что ученый видел в живом не только источник вещества для геохимических процессов, но и источник свободной энергии, их поддерживающий. И задался вопросом: почему такую свободную энергию не поставить на службу человеку, в данном случае на службу африканцам, вместо того чтоб ей уходить в геохимическое русло? Он рассуждал: пусть нет у нас пока столь необходимых стране гидротурбин с их лопастями, вращение которых рождает животворящий электроток, льющийся по проводам на любое расстояние, пусть недостаточно у нас даже простых мельниц, чьи крылья или колеса, вращаясь под действием ветров или течения воды, могут пробуждать к жизни моторы, — мы начнем с того, что заставим служить себе мириады крошечных крыльев, и их работа поможет приобрести и ветродвигатели, и турбины! Но и когда вырастут фабрики и заводы, заложив основы индустриализации, мы не будем сокращать производство меда: экспорт его ничем не обеднит нас, а сбыт в странах северных и средних широт обеспечен…

Еще летом 1941 года, когда Гитлер двинул на восток свои дивизии, танки, самолеты, рассчитывая молниеносно закончить блицкриг и сокрушить СССР, с прибывшего в Мексику немецкого судна сошел доктор Альфред Вульфрас. У него не было ни денег, ни рекомендательных писем, ни знакомых, на поддержку посольства он тоже не рассчитывал. И он хлебнул горя, пока обзавелся первыми ульями.

Надо сказать, что тогда в Мексике мало кто был знаком с европейской пчелой; в свою очередь Вульфрас не знал ни единого слова по-испански, а о языках местных индейцев не имел никакого представления.

Несмотря на все, через несколько лет пасека в Куерневако, где обосновался Вульфрас, разрослась, превратилась в центр самого крупного тогда во всем мире пчеловодного предприятия. В ней было пятьдесят тысяч семей.

«Миель-Карлотта» — так именовалось предприятие Вульфраса — сотни пасек, вытянувшихся через всю Мексику высоко над уровнем моря, от побережья Атлантики до Тихого океана. Вульфрас добился успеха, превзошедшего, как он сам признавался, все его ожидания, как потому, что разместил пасеки в полосе, фантастически богатой медоносами, так и потому, что перестроил рабочий процесс. Несколько бригад по пять человек, включая водителя автомашины, объезжали пасеки по сетевому графику, выполняя предписанные меры ухода за семьями. Получился как бы конвейер навыворот: обрабатываемый объект все время на месте, а обслуживающие его рабочие непрестанно движутся.

По-новому налаженное производство и, что не менее важно, предельно четкое разделение труда внутри каждого звена настолько уменьшили затраты на центнер товарного меда, настолько снизили его себестоимость, что «Миель-Карлотта» позволила Мексике стать экспортером меда, воска, пчелиного молочка, ставшего модным лекарством, пчелиного яда и тысяч молодых пчелиных маток. В 1980 году Мексика продала другим странам меда больше, чем кто-нибудь, хотя ее пчелиный парк гораздо меньше, чем в соседних США.

Опыт Вульфраса проложил дорогу в будущее пчеловодства. Вот почему еще в 1976 году в Лондоне по инициативе IBRA и ботанического общества Англии, под эгидой правительственной Администрации развития заморских территорий (ODA) и при финансовой поддержке ливанского