Читать книгу "Все нечестные святые - Мэгги Стивотер"

Например, со своего помоста Беатрис видела, как ее второй кузен Луис чинит изгородь из колючей проволоки, через которую пробежали коровы во время последней сильной грозы. Одни сегменты он отрезал, другие снова натягивал. Однако время от времени Луис шевелил растопыренными пальцами, будто перебирая невидимые струны, и Беатрис наверняка знала: он мысленно тренируется играть на гитаре. Еще она видела, как бабушка обихаживает кусты томатов, растущие за ее домом. Преклонив древние колени, она выпалывала сорняки, но Беатрис дважды видела, как старушка садится на пятую точку и со вкусом вгрызается в свежий помидор. Также Беатрис видела, как тетушка Роза (мать Хоакина) несет в свой дом перцы и малышку Лидию, чтобы приготовить (перцы, а не ребенка). Роза шагала медленно, часто останавливалась, что-то напевала и целовала Лидию в макушку; Беатрис знала по опыту, что соотношение этих действий к концу дня поменяется таким образом, что останутся одни поцелуи, а работа так и останется несделанной.

Внимание девушки привлек пронзительный крик, и она подняла глаза от земли к сияющему небу. Прищурившись, она обнаружила, что на ободе тарелки у нее над головой сидят несколько сов, и их когти со скрипом царапают металл. Компания подобралась разношерстная: две сипухи, пестрая неясыть и еще одна маленькая сова, род которой Беатрис не смогла определить. По правде говоря, мало кому доводилось прежде видеть таких сов – это был редкий светлолобый мохноногий сыч, происходивший из далекого Перу. Чудеса манят сов со страшной силой, поэтому Беатрис, как и все Сория, привыкла к постоянному присутствию этих птиц, зато, в отличие от прочих членов семейства Сория, проводила много долгих часов в размышлениях о том, к добру ли это или к худу. В конце концов, есть существенная разница между цветами, притягивающими колибри, и электрическими лампочками, вынуждающими мотыльков лететь на свет.

Сверху слетело, кружась, пестрое перо. Беатрис попыталась было его схватить, но ее резкое движение поколебало воздух, перо качнулось в сторону и продолжило медленно опускаться к земле.

– Почему вы до сих пор здесь? – просвистела она на языке, который сама изобрела.

Звук ее голоса не испугал сов. Напротив, они продолжали таращиться на девушку широко открытыми глазищами. Светлолобый мохноногий сыч, забравшийся так далеко от дома, повернул голову набок, чтобы получше рассмотреть Беатрис. Девушка не знала, те ли это совы, что собрались в Бичо Раро накануне, однако призадумалась: если это те же самые, что же привлекает их на этот раз?

– Здесь нет тьмы, – просвистела она. – Чудес не будет.

Птицы смотрели так пристально, что Беатрис невольно поглядела вниз: может, в поселение прибыл новый пилигрим, а она и не заметила? Однако увидела лишь, как Майкл, муж Розы, втыкает лопату в кучу земли. Сколько Беатрис его помнила, Майкл только работал и спал. Чтобы понять Майкла, достаточно было понять, какой проект стоит на повестке дня, а в настоящее время таковым проектом являлась гостиница, которую вчера упомянула Беатрис. Пока что гостиница состояла из четырех воткнутых в землю деревяшек. Здание пребывало, мягко говоря, в зачаточном состоянии, и дело не двигалась с мертвой точки – не из-за нежелания Майкла работать, а скорее потому, что каждый этап строительства становился причиной жарких споров. Не только Джудит доказывала, что гостиницу вообще не надо строить.

Проблема заключалась не в гостинице, а в пилигримах.

Есть такое растение – оно и по сию пору растет в Колорадо, – называется тамариск. Еще его кличут соляным кедром. Растение это не местное. В 1930-х годах в центральную часть Соединенных Штатов пришла пыльная буря и свирепствовала там несколько лет. Дабы все штаты от Колорадо до Теннесси не сдуло с лица земли, фермеры высадили миллионы кустов тамариска, чтобы удержать на месте землю.

Выполнив, что от него требовалось, предприимчивый тамариск собрал вещички и перебрался в юго-западный угол Соединенных Штатов. В пору цветения тамариск очарователен: его маленькие розовые цветы удивительного нежного оттенка долго не вянут. Во все остальные поры это здоровенное, на редкость крепкое растение, настолько подходящее для жизни в Колорадо, что стоит ему где-то появиться – и все остальные растения не выдерживают конкуренции. Массивные, неуклюжие корни зарываются глубоко в почву, выпивают всю воду, вытягивают всю соль, так что в конечном счете единственным соседом тамариска остается еще один тамариск.

Пилигримы наводнили Бичо Раро подобно кустам тамариска.

Они прибывали постоянно, а жить оставались надолго. По какой-то неведомой причине им не удавалось получить второе чудо так же быстро, как это делали в прошлом их предшественники. Так что частично измененные паломники околачивались тут и там, с готовностью вытягивая из Бичо Раро все ресурсы. Сория не осмеливались помогать. Все они были осведомлены об опасности, с которой сопряжено вмешательство в чудеса, и никто не желал навлечь на себя и своих близких тьму.

Самым простым решением было бы выбросить всю эту толпу паломников в пустыню и предоставить им возможность самим о себе заботиться. Но даже если бы в поселении не было Даниэля, который решительно противился такой бесчеловечности, остальных членов семейства Сория останавливала память о Элизабет Пантазопулос. История эта произошла в 1920-е годы. Элизабет Пантазопулос прикатила в Бичо Раро с простреленной рукой, одетая в полосатую тюремную робу, причем мужскую.

Здоровой рукой она прижимала к себе длинношерстную кошку (одна из лап животного тоже была прострелена). Элизабет не стала уточнять, как дошла до такой жизни; она просто получила первое чудо и осталась в Бичо Раро до тех пор, пока ее огнестрельная рана не зажила, а кошка не перестала вздрагивать от каждого хлопка. Потом ей удалось явить на себе второе чудо, а на следующее утро она уехала. Больше Сория ничего о ней не слышали, однако четыре года спустя из Нью-Йорка пришла посылка, в которой лежали три вещи: 1) листок бумаги со словами: «Спасибо. Искренне ваша Элизабет Пантазопулос»; 2) пуля, предположительно извлеченная либо из самой Элизабет, либо из ее кошки; 3) пачка наличных, благодаря которым Бичо Раро сумело пережить самые трудные годы Великой депрессии.

Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Поэтому пилигримы оставались, а Сория нехотя строили гостиницу.

Беатрис перевела взгляд с Майкла на огромный, обшитый деревянными панелями грузопассажирский автомобиль «Меркури», припаркованный в пыли рядом с будущей гостиницей. Девушка приложила согнутые ладони к лицу, чтобы защититься от солнца, и пригляделась к машине, точнее к тому, кто находился внутри нее. Через заднее окно автомобиля она видела ботинки Пита Уайатта: парень либо спал, либо умер. Со всё возрастающим изумлением Беатрис осознала, что желание коснуться большим пальцем кожи этого парня ничуть не уменьшилось, даже несмотря на то, что со своего места она не видела его локтей. Она попыталась беспристрастно проанализировать это чувство и ощутила, как оно растет, поднимается вверх над телескопом, в надежде вырваться из ее ненадежного тела. Однако окончательно покидать ее тело чувство не пожелало, и это встревожило Беатрис.

Некоторые чувства так глубоко укореняются в теле, что существовать без него уже не могут, и это чувство, это желание оказалось именно таким. Беатрис знала о подобном виде влечения – исключительно из наблюдений, а не из личного опыта. Она немного поразмыслила об отсутствии тут всякой логики, а потом подумала о более эмоциональных членах своей семьи и задалась вопросом: неужели они постоянно испытывают нечто подобное?