Читать книгу "Древние боги славян - Станислав Ермаков"

«Простирание блага» — это как? Какое такое благо простирал Стрибог?

По нашему мнению, Стрибога могли изначально считать богом пространства и неба. Связь понятий «пространство» и «ветер» весьма знакова. В известном смысле ветры — то, что деятельно заполняет и, если можно так выразиться, определяет пространство. Сказки приписывают ветрам всеведение (по крайней мере, прослеживается некая связь с судьбой). Всем памятна сказка А. С. Пушкина о спящей царевне и семи богатырях, где королевич Елисей узнаёт о судьбе своей суженой от ветра. В мифах многих народов именно ветры переносят вести и волю богов. Вообще символика ветра многообразна и довольно подробно рассмотрена нами ранее (Ермаков, 2005).

В «Слове о полку Игореве» ветры названы «Стрибожьими внуками». Уж не потому ли, что они — от дыхания Стрибожия? Поход Игоря неудачен и направлен на нарушение порядка и единства как в Русской земле, так и в степи. Вот Стрибог и гневается, через своих внуков предвещая беды, написанные ослушникам «на роду». Его внуки-ветры разгоняют тучи, очищают небо, символически участвуют в борьбе. Они имеют стрелы-молнии и копья. Рудра, как и Стриба, считается прародителем ветров-марутов (рудр), старым Богом.

Есть и такая, весьма оригинальная, точка зрения, в соответствии с которой Стрибог — злое и тёмное начало, противодействующее внукам светлого и доброго Дажьбога-Даждьбога (Соколова, 1995а, с. 68–70):

«Прежде всего, следует принять во внимание соотношение имен „Даждьбог“ и „Стрибог“. В. В. Иванов и В. Н. Топоров, отметив грамматич. параллелизм этих имен (первые части которых — императивы „стри“ и „даждь“, а вторые части — слово „бог“), указали, что соотношение этих двух восточнослав. имен напоминает соотношение Бел(о) бога и Чернобога у балт. славян. Однако смысловую параллель между восточнослав. и балто-слав. парой богов исследователи не усмотрели. Если Белбог и Чернобог противопоставлены друг другу, то Даждьбог и Стрибог, по мнению Иванова и Топорова, дополняют друг друга: первый наделяет благами, а второй (как бог ветров) разносит их…»

Далее: «…Вероятно, следует признать не только грамматич., но и семантич., функциональную параллель двух пар слав. богов, отождествив Даждьбога с Белбогом, а Стрибога с Чернобогом. Данные пары представляют, по всей видимости, бинарные мифол. оппозиции: добро — зло, свет — мрак, жизнь — смерть, верх — низ и под. Косвенным доказательством противопоставленности солнечного Даждьбога (посылающего блага) и Стрибога (несущего смерть, уничтожение) могут служить чеш. поверья, указ. Срезневским, о постоянной борьбе солнца со всемогущей ведьмой Стрегой / Стригой (вероятно, это жен. ипостась Стрибога), несущей смерть и мор. Характеристика Стрибога как злого, разрушающего начала хорошо вписывается в контекст С.: ветры, несущие смертоносные стрелы (с какой стати? — Авт.) на полки Игоря, выступают как силы, подчиненные злому, губительному божеству. Это вполне соответствует языч. представлению о том, что ветры находятся в ведении бога зла, разрушения. О бытовании такого представления на Руси косвенно может свидетельствовать образ святого Касьяна (возможна нар. этимология имени от „косить“, сходного по значению со „стричь“), который, по всей видимости, является христ. заместителем Стрибога. Известны нар. представления о Касьяне как источнике злой, вредоносной и умерщвляющей силы: Касьян на что ни взглянет — все вянет. Живет Касьян, по поверьям, в аду — он сторож ада. Внеш. облик Касьяна (черный лик, неподнимающиеся веки) соответствует его деяниям. По поверью, Касьян спускает ветры на землю и насылает мор на людей и скот» (Там же).

Вот что, надо полагать, подтолкнуло В. Я. Петрухина к идее «простирания благ»! И снова типичная ошибка: Стрибог — так уж и быть, повторим — прародитель ветров, а не их бог! Касьян же попал в «народную немилость» по множеству иных причин, не в последнюю очередь — потому что именины святого Касьяна приходятся на 29 февраля.

На деле, как и у древнейшего Рудры, с которым мы сравниваем Стрибога, у последнего, скорее всего, должна быть функция разрушителя мира.

Однако получается явное противоречие. Даж(д)ьбог согласно фрагменту Ипатьевской летописи 1114 г. — это весьма «молодой» солнечный наследник кузнеца Сварога. А Сварог — согласно тому же отрывку! — и сам по себе бог и правитель не первого поколения (об Свароге и Даж(д)ьбоге см. раздел «Семейство Сварога»).

Во-вторых, будь Даж(д)ьбог восточнославянским Бел(о)богом, он неминуемо оказался бы в бинарной оппозиции с дедом ветров-марутов-рудр-стриб древним Стрибогом, если бы тот почитался исключительно как Чернобог. Чтобы Чёрное начало могло разрушить мир, этот мир прежде должен быть создан началом Белым. А создание и/или сохранение мира — как раз область ответственности Белого бога (подробнее см. раздел «Свентовит и/или Белобог против Чернобога»).

В-третьих — и это основное! — перед нами в трудах исследователей явственно прослеживается уже христианская этика добра и зла, а вовсе не языческие понимания о сходных, но совершенно иных категориях.

Нигде не сказано о том, что стрелы, коими веют внуки Стрибоговы, смертоносны, как почему-то кажется Л. В. Соколовой. Вчитаемся в контекст: «Другаго дни велми рано кровавыя зори свет поведают; черныя тучя с моря идут, хотят прикрыти 4 солнца, а в них трепещуть синии молнии. Быти грому великому! Идти дождю стрелами с Дону великаго! Ту ся копием приламати, ту ся саблям потручяти о шеломы половецкыя, на реце на Каяле, у Дону великаго. О Руская земле, уже за шеломянем еси!

Се ветри, Стрибожи внуци, веют с моря стрелами на храбрыя полкы Игоревы. Земля тутнет, рекы мутно текуть; пороси поля прикрывают; стязи глаголют — половци идуть от Дона и от моря; и от всех стран Рускыя полкы оступиша. Дети бесови кликом поля прегородиша, а храбрии русици преградиша черлеными щиты».

Но только речь идёт вовсе не о тех стрелах, не о половецких; о которых подумал не слишком в этом случае внимательный исследователь, а о банальных струях дождя, которые обрушивают ветры на Игоревы полки.

Если уж в «Слове о полку Игореве» при всём его символизме и поэтике обнаружили такое астрономическое явление как солнечное затмение, грех не принять во внимание и более «простые» метеорологические явления, сопровождавшие поход и битву.

Стрелы, конечно, как и многое в этом великом произведении, являются ещё и метафорой. Воздушными потоками обрушиваются Стрибожьи внуки на полки, развевая стяги и предостерегая о подходе половцев. Способности ветров предвещать, кстати, хорошо известны из русского фольклора.

А как провожатые бога битвы (ср. с тем, как маруты сопровождают Индру), они безразличны и к своим, и к чужим, зло и добро тут не играют роли…

Тут нельзя не сказать и о плаче Ярославны, обвиняющей ветер в содействии половцам:

«О ветре, ветрило! Чему, господине, насильно вееши! Чему мычеши хиновьскыя стрелкы на своею нетрудною крилцю на моея лады вой? Мало ли ти бяшет горе под облакы веяти, лелеючи корабли на сине море!»

Но в таком случае само светило дневное помогает половцам? И оно получается злое и вражье?