Читать книгу "Древние боги славян - Станислав Ермаков"

Стрый бог, Творец, и есть, таким образом, высший Судья мира, а «тому вещей Боян и первое припевку, смысленый, рече: „Ни хытру, ни горазду, ни пытьцю горазду Суда Божиа не минути“», — отмечает гениальный автор «Слова о полку Игореве».

По воззрениям ведических ариев (середина II тыс. до н. э.), стрелами-молниями владел грозный бог (но отнюдь не громовержец!) Рудра: «Вознесите эти хвалебные гимны Рудре, Самовластному Богу с натянутым луком, с быстролетящей стрелой, Неодолимому, одолевающему всех, Создателю с разящим оружием! Да услышит Он нас!» (РВ, VII, 46, 1).

Творцом же молний у ариев, как мы увидим из дальнейшего, был Тваштар, выковывающий оружие громовержцу Индре.

Прабог, Единый, «Сущий в Не-Сущем» (РВ, X, 129) Рудра «по определению» древнее демиурга Тваштара — благоустроителя, который упорядочивает уже существующий первородный мир, выковывает солнце, небосвод и жилища Богов. Рудра — «владыка этого огромного мира», «сильнейший из сильных». Возможно, он и есть «бог богов» индоевропейцев в представлении ариев (РВ, II, 39, 9; I, 43, 1–4) (см. также Приложение № 1).

Если принять точку зрения, что главный бог индоевропейцев и (пусть даже в более позднее время) славян — повелитель молний, восходящий к Рудре, то напрашивается вывод, который уже делали многие авторы: верховный бог славян звался Перун. Но Перун — громовник. Сопоставимы ли по значимости в божественной иерархии Рудра и Перун? Ни в коем случае: Рудра и громовник Индра — совершенно разные боги! Да, маруты-рудры, «дети» Единого (Сущего в Не-Сущем) — Рудры сопровождают Индру, но сам Индра, сколь бы велик он ни был, в представлениях ариев не сопоставим с Единым. Что уж говорить о непосредственном ведическом предшественнике балто-славянского Перкунаса-Перуна — боге дождей и грозовых туч Парджанья-Parjanya (РВ, V, 83; VII, 101; VII, 102)?

Авторитетный историк религий М. Элиаде отмечает: «…Оплодотворители сменяют небесных богов. — Вытеснение богов неба божествами грозы и порождения проявляется также и в сфере культа» (Элиаде, 1999, с. 190). Он указывает на характерную для разных народов смену главенствующих божеств с небесных на Громовника или бога плодородия (что чаще всего одно и то же). По его наблюдениям, подобная смена происходит не только у индоевропейцев. Но в выраженном виде эта смена прослеживается разве что у греков и римлян (и на недолгий срок — у восточных славян), а не у всех без исключения народов индоевропейского древа.

СТРИБОГ

Авторы допускают, что в первоисточниках может быть названо одно вполне конкретное славянское прозвание Первобога, старого бога — Стрибог. Кто не помнит эпического: «Се ветри, Стрибожи внуци, веют с моря стрелами на храбрыя полкы Игоревы»?

Стрибога почему-то принято считать богом ветров, хотя из текста следует лишь, что он — их прародитель, «дед». Этот бог упоминается в древнерусских источниках (ПВЛ под 980 г.; «Слово о полку Игореве…», поучения против язычества). Вместе с тем в Польше имеется название населённого пункта близ Скерневиц Strzyboga, что делает сомнительным предполагаемое Фасмером и Трубачёвым заимствование из древнеиранского *Srobaza — «возвышенный бог». «Это имя толковалось как исконнослав. — „устроитель добра“ — и сближалось со *strojiti (см. строить)… Но от *striti ожидалось бы *striibogb» (Фасмер). Г. Ловмянский (2003), правда, сомневается и в связи Strzyboga с именем божества, указывая на отсутствие притяжательной формы. Однако насколько она обязательна? Как топоним мог меняться во времени? Вот почему такой довод кажется не очень убедительным.

Имя «Стрибог» часто пытаются истолковать как «старый бог» — дядя, тятя, отец, старший, опираясь на древнерусское стрый — «дядя по отцу». Последнее слово сравнивают с др. — инд. pitşvyas «брат отца, дядя», авест. tűirya-, лат. patruus «брат отца, дядя», греч. πάτρως — то же, д.-в.-н. fatureo — то же, fetiro, нов.-в.-н. vetter, «кузен, двоюродный брат». Сюда же относят древнерусское собственное имя Строй (Фасмер; Трубачев, 2006, с. 79–81).

Б. А. Рыбаков предполагал, что Стрибог не столько собственное имя, сколько эпитет, определение Единого, верховного божества как отца Вселенной: «Стрибог („бог-отец“)… Род („рождающий“) — эти слова могли означать одно патриархальное мужское божество, пришедшее на смену архаичным представлениям о Небесных Владычицах» (Рыбаков, 1981; также см. Гаврилов, Наговицын, 2002, с. 377–382).

У болгар и боснийцев известно поверье, что ветер посылают людям Бог и святой Илья. Хорошо известно, что святой Илья заместил древнеславянского Перуна, связанного с грозой, а значит, и с ветрами. Кто же (или что) тогда «Бог»? Может быть, Богом называли именно Стрибога, «Старого/старшего бога», «Бога-отца»? О значимости этого великого бога говорит его место в перечислении языческих кумиров из летописей.

Упомянут он и в поучении против язычества «Слово св. отца нашего Иоанна Златоуста» (XІII в.), настолько показательном с разных точек зрения, что на нём мы остановимся отдельно (см. раздел «Свентовит и/или Белобог против Чернобога»).

Но, по большому счёту, это не слишком удачное истолкование, ибо слово «Стрый» довольно уверенно указывает на степень родства, отличную от «первой». Стрый — родственник, брат родителя, но не родитель. Сокращение же слова «старый» до «стрый» в источниках неизвестно… Так что и эта романтическая версия оказывается красивой, но недоказательной.

Татищев со ссылкой на Мацея Стрыйковского и изъятия из «рускаго древняго летописца» указывает, что у славян были: «1) Перун, грома бог, ему же неугасаемая жертва от дров дубовых, яко у грек и римлян Юпитеру содержала, 2) Стрибо, 3) Мокос, скотов (бог. — Авт.), 4) Хорс, 5) Дидо, богиня брака и любви, 6) ея сын Ладо, или Лело, равный Купиде, 7) Тор, 8) Купало и пр.» (Татищев, т. IV, с. 116).

Однако суждение о том, что до реформы Владимира, который «… княжа в Киеве и постави кумир на холме вне двора теремного Перунд древяна, а голова его серебряна, а оус золот, и Хорса, и Дажьбога, Стрибога, и Семаргла, и Мокош» (ПСРЛ, II, 56), Перун занимал лидирующее положение, представляется весьма сомнительным. Сегодня эту точку зрения у нас рьяно отстаивают разве что Л. С. Клейн (Клейн, 2004) и В. Я. Петрухин. Они, как нам кажется, упорно воспроизводят полный набор заблуждений своих научных предшественников, довольно поверхностно трактуя пантеон:

«При этом учрежденный Владимиром в Киеве пантеон едва ли мог представлять собой реальное средоточие религиозного культа, собрание богов с дифференцированными функциями. Судя по лингвистическим реконструкциям, основанным на значении теонимов, функции божеств этого синкретического пантеона дублировались и пересекались — Хорс и Дажьбог воплощали солнце, Дажьбог и Стрибог давали и „простирали“ благо. Симаргл, если сопоставлять его с Сэнмурвом, вообще „выпадал“ из высшего „божественного“ уровня, будучи химерическим существом, собакой с птичьими крыльями, вестником богов, но не персонажем одного с ними ранга. Показательно вместе с тем, что Симаргл замыкает список мужских „божеств“ — далее следует единственный женский персонаж пантеона, Мокошь, чье имя определенно связано с представлениями о плодородной влаге, „матери — сырой земле“; таким образом, находит себе объяснение и место Симаргла — посредника между небесными богами и богиней земли. Летописный список богов, очевидно, не был конструкцией древнерусского книжника, а воплощал древнерусскую языческую космологию — летописные списки имен (этнонимов, антропонимов) вообще отличались особой точностью передачи традиции и особой структурой, когда список начинался с главного (обобщающего) персонажа и т. д.» (Петрухин, 2004, с. 250).