Читать книгу "Поколение Справедливости - Ив Престон"

Когда я понимаю, что заснуть в ближайшие часы точно не удастся, то пытаюсь решать задачи по тактике, читаю лекции, принесенные друзьями, выписываю все, что кажется непонятным, составляя список вопросов, чтобы потом не тратить «время посещений» напрасно, ведь друзья приходят не так уж и часто: расписание отряда заметно усложнили. Солара, забежавшая на прошлой неделе с новой порцией лекционного материала, рассказала мне, что после возвращения Бенедикта из Арголиса многое изменилось.

За то время, что я нахожусь здесь, прошло уже четыре проциновых казни. За месяц казнили вдвое больше, чем за весь прошлый год.

Все четверо пытались сбежать, чтобы присоединиться к малодушным. Троих поймали еще на стадии подготовки побега – они пытались разузнать, как можно связаться с малодушными, ведь без их помощи, без их карт подземного города из нашего бункера есть только один выход – наверх, на поверхность, в мертвый Терраполис. Путь, ведущий в один из трех соседних бункеров, был известен только команде Линкольн, которая пытается выйти к бункеру с автопарком.

Четвертому предателю почти позволили сбежать, чтобы проследить за ним и выяснить, как малодушные вербуют людей и кто за этим стоит. Его поймали уже в соседнем бункере, в который он попал путем, прежде неизвестным, но даже это не помогло найти пособника малодушных – Справедливости удалось выяснить только то, что с беглецом связывались с помощью сообщений на информационных терминалах, расположенных в Архиве и по одному на каждом уровне.

Из слов Солары становится ясно, что все считают, будто у малодушных есть пособники среди нас, один из которых и отправлял сообщения потенциальным беглецам. Мне же известно, что среди малодушных есть люди, которым удалось разобраться в устройстве системы связи, с чем не справились даже близнецы. Они наверняка способны взломать наши терминалы… Впрочем, и пособник наверняка есть, ведь малодушным каким-то образом удается узнать, что кто-то из нас хочет к ним присоединиться.

Какой же самонадеянной я была, когда полагала, что у меня получится установить контакт с малодушной! Что мне удастся разговорить ее, чтобы позже попробовать организовать переговоры, попутно выяснив, как с малодушными был связан тот казненный ученый… Нужно было сразу сообщить в Справедливость о том, что я случайно нашла комнату связи, и о своих разговорах с малодушной. Я промедлила, но у меня все еще есть оправдание, ведь у меня не было возможности обратиться в Справедливость, так как мне запрещено покидать уровень…

Внезапно я осознаю, что оправдания у меня больше нет. Возможность была.

Линкольн.

Линкольн – помощник Справедливости, ее официальный представитель. Она была здесь, в медблоке, и она разговаривала со мной. У меня была возможность сообщить ей о малодушной, но ее рассказ о Бенедикте перетянул на себя все мое внимание.

Вылазка Бенедикта встряхнула весь Свободный Арголис. Никогда прежде возвращение домой не казалось таким близким. Мы получили то, чего у нас не было долгие годы, – определенность. Теперь нам известно, что настоящий Арголис за время нашего отсутствия не превратился в руины. У нас все еще есть дом, и теперь мы знаем, что он все еще захвачен, что наши близкие нуждаются в спасении; мы знаем, что годы, ушедшие на подготовку армии, не были потрачены зря, знаем, что сражение за Арголис неизбежно и что оно состоится совсем скоро.

Определенность – вот что подтолкнуло четверых жителей нашего города к малодушию.

Меня прошибает потом, когда думаю о том, что меня тоже могут посчитать пособником малодушных. Если я окажусь на допросе Справедливости, то могу провести остаток своих осознанных дней в изоляторе. Но если я, как только поправлюсь, сама приду в Справедливость и расскажу им о том, о чем молчала все это время, начиная с момента казни ученого, то смогу избежать ярлыка «малодушная». Чистосердечное признание – слишком смелый поступок, а смелость малодушным не присуща…

…Впрочем, как и тебе, Арника.

Горько признавать – и уже не впервые – что во мне тоже есть частицы малодушия, потому что сейчас я надеюсь, что Линкольн больше не придет в медблок и признание можно будет отложить до моего полного выздоровления. Горько признавать, что я боюсь того, чем мне грозит это признание.

Но больше всего страшит секрет, спрятанный ученым, о котором мне до сих пор ничего не известно. Узнав о нем, Справедливость будет искать его и рано или поздно отыщет.

Чем это обернется для меня?

* * *

Ткань, пропитанная кровью, хрустит под острыми лезвиями ножниц, которыми я разрезаю штанину. Перед глазами все расплывается, терпкий запах крови забивается в ноздри. Я приказываю себе сосредоточиться. Судя по тому, как вытекает кровь из входного отверстия, бедренная артерия не задета.

Выживу.

Но вот пулю придется вытаскивать самостоятельно.

Надев перчатки, протираю антисептической салфеткой кожу вокруг раны, убирая кровь. Вытащив из аптечки самый большой флакон, открываю его и выливаю треть жидкости на рану, стараясь, чтобы как можно больше попало внутрь. От контакта с кровью жидкость приобретает зеленый цвет и начинает обильно пениться, очищая рану, вынося из нее волокна форменной ткани и весь затянутый вместе с пулей мусор. Шипение кажется слишком громким, но с ним приходит облегчение, боль затихает – в этой жидкости еще и мощная доза обезболивающего, вдобавок начинает действовать укол, сделанный ранее. Достав из аптечки маленькую спринцовку, пытаюсь хоть немного осушить рану. Руки никак не могут перестать трястись.

Теперь самый неприятный момент.

Тошнота подступает к горлу, когда я медленно засовываю в рану палец, затянутый в тонкую перчатку, пытаясь нащупать пулю, чтобы понять, как глубоко она застряла. Больше всего на свете сейчас хочется зажмуриться. Было бы проще, если бы пуля прошла навылет, но нет, на ее пути возник щиток, который не смог остановить ее, только затормозить. Поэтому пуля сидит неглубоко. Найдя ее, я убираю палец и запускаю в рану пинцет, невольно задерживая дыхание. Наконец мне удается подцепить пулю и я вытаскиваю ее. Выдох облегчения. Самое сложное позади.

Чистой салфеткой убираю кровь вокруг отверстия, затем достаю из аптечки пакетик с синим порошком, зубами отрывая уголок. Щедро посыпав рану порошком, я вновь беру большой флакон, выливая на ногу то, что в нем осталось. Порошок вступает в реакцию с жидкостью, которая вновь начинает шипеть и пузыриться, но теперь пена имеет бледно-розовый цвет. Операция без скальпеля – сейчас эта пена уничтожает омертвевшие ткани. Еще одно гениальное изобретение Терраполиса.

Но запах крови почему-то становится лишь сильнее, кажется, я даже могу ощутить ее вкус… Да нет же, не кажется: я прокусила губу, даже не почувствовав этого.

Резкий писк заставляет меня вздрогнуть от неожиданности. Он повторяется с небольшими промежутками, становясь все громче и протяжнее. Откуда он идет? Я не вижу ничего, что могло бы быть источником звука, который так сильно режет уши. Спустя полминуты уже начинает казаться, что у меня сейчас лопнут барабанные перепонки, я хочу закрыться от этого пронзительного звука, но дрожащие руки не слушаются меня, продолжая вытирать с ноги ошметки розовой пены.