Читать книгу "Азбука легенды. Диалоги с Майей Плисецкой - Семен Гурарий"

Думаю, все это из области слухов. Я бы не стала сравнивать. Как можно сравнивать баса и тенора?

Да, конечно, это были, так сказать, разные планеты.

Я знаю только, что Стравинский ненавидел советскую власть. А кто ее любил? Но люди они, он и его жена, были чрезвычайно воспитанные и милые.

Кстати, контракты, что Баланчину «подсовывали», вряд ли были такими кабальными, как у бывших советских артистов. Насколько я знаю, Баланчин знал себе цену и держался соответственно. И скорее всего, как большинство очень знаменитых и успешных людей, был, несомненно, в какой-то степени самовлюбленным. Чего я совершенно не почувствовала, общаясь с Игорем Федоровичем Стравинским и его милой, демократичной и приветливой женой, Верой Артуровной. Хотя она безусловно имела основания (не говоря уже о Стравинском) тоже «загордиться»: ведь ей посвящали стихи Мандельштам, Кузмин, ее рисовали Бакст и Судейкин; она и сама была талантливой художницей, танцевала в постановках Дягилева, снималась как актриса еще до революции у Якова Протазанова в первой знаменитой экранизации «Войны и мира» Толстого, и прочее, прочее. Но они были хорошо воспитанные люди, лишены мелочного тщеславия и той зависти, о которой мы говорили и которую я называю «артистической». Об этом лучше не вспоминать – страшное дело. С другой стороны, и к этому привыкаешь.

Или воспринимаешь с иронией.

Иронией? Лучше с самоиронией. Мне это легче, ведь я в себя не влюблена. В глубине души каждый знает себе цену. Даже если человек и с фанаберией. Без самоиронии нельзя.

Даже если Вы – часть созданного имиджа и как бы не принадлежите себе?

Я ничего для этого не делала, для саморекламы и прочего. Все сто процентов – ничего. Не как сейчас, когда буквально «не вылезают» из телевизора и делают себе имена, деньги. Мне имя сделала публика, только публика. Потом, я вам скажу, то, что я выпустила две книжки и они пользуются большим успехом, тоже способствовало популярности. Как мне говорили издатели, первая книга «Я – Майя Плисецкая» выдержала уже 15 тиражей в жанре биографии, да еще балерины… Кроме того, она переведена на 14 языков. Вероятно, людям нравится то, что я делала, как я танцевала, какие книжки написала. Вот и все. Но это естественная популярность. И я специально об этом не думаю. Я удовлетворена своей жизнью и, как мне кажется, полностью оценена. Конечно, я не все сделала, что могла бы, в силу разных причин и обстоятельств: из-за своего характера, недостаточно (хоть это, может быть, и странно звучит) хорошей школы и недостаточного напора. Сама не использовала все шансы, поэтому претензии могут быть только к себе. Но не к моим зрителям. Они воспринимали меня всегда с открытым сердцем. Возможно, поэтому я и существую так долго. Недавно, в день своего рождения, я бисировала в Варшаве, а потом – такое редко случается – кончился спектакль, и две тысячи польских зрителей в сопровождении оркестра (никто из музыкантов не ушел!) пели мне «Ста лят…». Как я могу быть недовольной?! Такое признание для артиста – это все! Что может быть больше и прекраснее?

Что для Вас означает Красота?

Я даже не знаю, что и говорить. Красота и есть красота. Во-первых, земной шар – такая красота. Весь, весь земной шар! Конечно, люди с упорством стремятся его изуродовать. Но пока еще не все удалось. Цветы – непостижимая красота. Каждый цветок. Это сочетание красок, запахов. Я помню, один раз мы увидели с Родионом не просто сиреневый, а густочернильный куст цветов. Я воскликнула бездумно: откуда они берут этот цвет?! Что-то ослепительное, невероятное. Вот то, что невероятно и создано природой, то и красиво. Это невозможно даже обсуждать, только восхищаться. Что еще? А запахи? – Кофе, пионы, хвоя…

Может быть, Красота – это тоже некий высший порядок? И в жизни и в искусстве.

Порядок? Вы знаете, абстрактный порядок – это не та красота, что есть в жизни. Можно рассуждать на бытовом уровне и сравнивать, скажем, жизнь в хлеву и в чистоте. Естественно, что предпочтение будет отдано чистоте. Но высший, как вы выразились, порядок – это сама жизнь. Беспорядок – это катастрофа. Мне кажется, что у нас в России жизнь такая трудная, потому что порядка никакого. Ни дома, ни на улице, ни в головах, ни в чем. Тогда и созидать трудно. Порядок – это уже полжизни. Ведь даже в быту, когда ничего нельзя найти, и то жить невозможно.

Вы хаос не любите?

Не люблю. Я не могу сказать, что лично у меня все в идеальном порядке, но все-таки и не хаос. Иногда, бывает, я знаю, что это беспорядок, но в этом беспорядке я точно могу найти то, что мне надо.

Если перенестись в область искусства, то Вы наверняка сталкивались с распространенной манерой работать хаотично, на авось. Эдак вразвалочку и не задумываясь. В надежде, что потом интуиция или еще что-нибудь как-нибудь вывезет, поможет – ну и сладится все в конце концов.

Есть и такое. В общем-то, не очень профессиональный подход. Но я бы не стала недооценивать роль интуиции. Интуицию и воздействие на публику нельзя искусственно организовать. Это талант. Иногда, знаете, все правильно, чистенько, а даром не надо.

Как Вы относитесь к понятию новая красота? Существует ли она? Или есть категория лишь вечной красоты?

Жизнь меняется, как в калейдоскопе. Люди другие, другое время, сейчас все другое. И потом, мы не можем тянуть новые поколения назад. Им нравится другое. Конечно, существует красота идеальная, поражающая нас вне зависимости от возраста и пристрастий. Кто-то сказал, что если дикаря привести в галерею, он ткнет пальцем в шедевр.

Зависит ли восприятие прекрасного от состояния души? От настроения?

Иногда – да, иногда – нет. В большей степени, я считаю, зависит от направленности. Если человек приходит специально в концертный зал, в театр, он себя уже заранее настраивает на восприятие прекрасного. И тогда искусство не может на него не подействовать. Хотя иногда те или иные обстоятельства мешают этому. Вот так произошло со мной в отношении музыки балета Прокофьева «Ромео и Джульетта». Признаюсь, что мне не удалось послушать всю музыку балета, так сказать, отдельно, «до балета». Она слилась для меня с хореографией Лавровского. Не знаю почему, но я чувствовала себя скованной в восприятии этой музыки. Всю жизнь. Что-то мне мешало, вероятно (теперь-то я понимаю) однообразная хореография, как будто составленная из двух танцевальных позиций. Эта хореография ориентировалась только на Уланову. Да и все последующие постановки «Ромео» всегда следовали канонам этой хореографии. Влияние было очень сильным. Такое часто случается в балете. Тому пример, кстати, и почти все постановки «Кармен-сюиты», осуществленные в духе первой хореографической версии Альберто Алонсо. Словом, что-то не смыкалось для меня в «Ромео». До тех пор, пока я сравнительно недавно не увидела «Ромео и Джульетту» в постановке Жан-Кристофа Майо. Только тогда я вдруг ощутила и поняла, какая это замечательная музыка. И как она органично сливается с хореографией Майо и совершенно, на мой взгляд, не подходит к хореографии Лавровского. Это была для меня несколько запоздалая, но встреча с Прекрасным.