Читать книгу "Годы, как птицы. Записки спортивного репортера - Михаил Шлаен"

(2.7.1944 г.)

«Дорогая Сонюся! Я уже за границей. Город освободили, ты, наверное, слышала об этом, но заехать не удалось, двигаемся дальше».

(28.8.1944 г.)

«Дорогие мои! Поздравляю с 27-й годовщиной Великой Октябрьской революции! Надеюсь, следующую годовщину мы отметим все вместе, делаем все для этого, для нашей Победы. (Отец оказался провидцем: именно 7 ноября 1945 года я увидел его впервые с того памятного дня 22 июня 1941 года, мне шел уже 9-й год)».

(10.11.1944 г.)

«Здравствуйте мои дорогие! Во-первых, сообщаю, что я жив и здоров, а во-вторых, дорогие, разрешите вас поздравить с наступающим Новым годом, годом наших окончательных побед! После Нового года меня ждет новое место службы, сейчас лишь могу сообщить, что нахожусь далеко-далеко за пределами нашей границы».

(30.12.1944 г.)

«Здравствуйте мои дорогие! Поздравляю вас с 1 мая! Сейчас нахожусь на такой работе на 1-м Белорусском фронте, что ни до праздников. Победа наша близка».

(1 мая 1945 г.)

* * *

Что добавить к этим письмам? А надо ли? Я ничего не менял, только кое-де проставил запятые.

Огненные стадионы

Оглядываюсь в прошлое. Копаюсь в старых, истрепанных временем, блокнотах. Медленно, чтобы не пропустить, листаю страничку за страничкой. Ищу нужные мне давние записи. Грядет очередная годовщина Великой Победы. Пометки эти, наскоро сделанные, чтобы поспеть за рассказчиком, или более подробные, неспешные – память о спортсменах-фронтовиках, с которыми в разных ситуациях меня свели годы корреспондентской работы. Хочется оживить их, что и делаю, и всплывают передо мной мужественные лица этих замечательных людей. Почти никого из них уже нет на этом свете, но вечная им благодарность, как и всем, кто отстоял на полях грозных сражений нашу свободу.

У кого-то, как поется в песне, привыкли руки к топорам, а для них было привычно держать в руках мирные спортивные снаряды, бить рекорды, добиваться победы в соревнованиях, но едва началась война, как многие сменили весла, ракетки, боксерские перчатки на боевое оружие. На долгие четыре года стадионом стало огненное поле. «Понятия – оборона и атака – приобрели совершенно иной смысл: это не был соперник по беговой, фехтовальной или конькобежной дорожке, на гимнастическом либо борцовском ковре, это был вероломно напавший на родную страну враг, и он должен быть уничтожен». Последнее предложение не случайно заключено в кавычки. На эти слова я натыкаюсь в одном из блокнотов, а принадлежат они Герою Советского Союза генерал-полковнику Глебу Бакланову, бывшему командующему 34-м гвардейским стрелковым корпусом. На Параде Победы Глебу Владимировичу было доверено возглавить сводный полк Первого Украинского фронта.

Памятная встреча с боевым генералом помечена апрелем 1975 года, а поводом послужило приближающееся 30-летие Победы; временами, правда, мы отвлекались от этой темы и переводили разговор, что называется, в спортивное русло. Конечно, не случайно. Один из лучших перед войной в стране гимнастов, Глеб Владимирович возглавлял всесоюзную Федерацию этого вида, был членом Олимпийского комитета, а еще ранее, занимая должность начальника Управления физической подготовки и спорта Сухопутных войск, активно участвовал в организации спортивной жизни в стране, содействовал продвижению СССР в олимпийское движение, побывав с этой миссией на Играх XIV Олимпиады в Лондоне.

О себе генерал Бакланов рассказывал скупо, зато не раз подчеркивал, что на фронте самые рискованные и ответственные боевые задания, он поручал спортсменам, особенно это касалось разведчиков. И обосновывал это так: у человека, занимающегося спортом, помимо обычных качеств, силы, выносливости, прекрасно развиты скорость принятия единственно верного в непредвиденной ситуации решения, быстрота реакции на мгновенно меняющуюся обстановку.

– А главное – все это они способны быстро претворять в активные действия, – заметил Глеб Владимирович и привел несколько примеров. Я записал один, поскольку он касался известного в прошлом боксера, неоднократного чемпиона страны Льва Темуряна.

Однажды так сложилось, что они вдвоем в населенном пункте неожиданно столкнулись лицом к лицу с фашистским офицером. Тот уже направил на них автомат. Решали доли секунды, и этих ничтожных мгновений Темуряну оказалось достаточно, чтобы сблизиться с гитлеровцем, отбить в сторону его вот-вот готовое выстрелить оружие и мощным ударом в челюсть нокаутировать противника. Темурян потом с улыбкой говорил, что это был, кажется, девятнадцатый нокаут в его боксерской карьере, но те 18 случались на ринге, а здесь был совершенно иной поединок.

– Как вы думаете, что было бы, если бы рядом не было Темуряна, а был бы другой солдат, не спортсмен? – хорошо помню этот, обращенный ко мне, вопрос Бакланова и его ответ: «Да вряд ли бы мы с вами сейчас так мирно беседовали…»

Я захлопнул блокнот с этой записью и принялся лихорадочно искать другую, со схожим сюжетом из тех фронтовых лет. Черт возьми, да где же она? Ведь точно должна быть, делал ее, когда оказался в дружной компании борцов ЦСКА, готовившихся к Спартакиаде Вооруженных Сил. Конечно, можно произвести по памяти, но лучше соблюсти точность, быть ближе к тексту. Слава Богу нашел, пометка: Г. Н. Звягинцев, засл. тр. СССР.

А рассказ о том, как Георгий Звягинцев вместе с еще двумя бойцами выполнял важное задание: для успеха задуманной операции на их участке фронта необходимо было срочно взять «языка».

«Была поздняя осень, дожди, грязь непролазная, – читаю подробно записанные воспоминания Звягинцева. – Под прикрытием темноты доползли до окраины какой-то деревушки, занятой гитлеровцами. Залегли, выжидаем, кто появится на улице. Я вдруг замечаю на околице здоровенного фашиста, как мы говорим, косая сажень в плечах. Подумал: если вдруг он борьбой занимался, как я, то определенно тяжелого веса, а я выше полулегкого никогда не поднимался».

Что было дальше? Улучив момент, Георгий рванулся к немцу и, не дав опомниться, приемом, которым он не раз на турнирах борцов-«классиков» припечатывал своих конкурентов лопатками к ковру, сбил его с ног. Пока пришедшие на помощь товарищи связывали фашиста, объявился еще один, он сзади навалился на Звягинцева, начал его душить. Контрприемом, теперь уже из самбо, Георгий освободился от захвата, перевернул немца и так вмял в грязь, что у того затрещали кости.

«Втроем еле дотащили их до наших, – читаю дальше, – чересчур грузные были, черти.

Когда стали допрашивать, выяснилось, что я не ошибся, оба действительно увлекались перед войной борьбой. Нам бы с ними в мирное время посостязаться, не мне, конечно, а Толе Парфенову, он у нас в тяжелом весе выступал, а пришлось вот на фронте столкнуться».

Звягинцев вспомнил Толю, Анатолия Парфенова, могучего, как Александр Карелин или Иван Ярыгин, русского богатыря, своего давнего товарища по спорту. Война разлучила их. Парфенов за форсирование Днепра удостоился ордена Ленина. Отличился он и во время Висло-Одерской операции, его танк Т-34 при наступлении на Варшаву, под городом Калиш, рискуя, первым проскочил по минному полю, проложив дорогу нашей боевой технике. Тот его подвиг был отмечен орденом Боевого Красного Знамени. Кто мог тогда предположить, что через 11 лет в Мельбурне Анатолий Иванович Парфенов совершит еще один подвиг, но спортивный: станет олимпийским чемпионом! И это с раненой на фронте рукой, которая не сгибалась.