Читать книгу "Фату-Хива. Возврат к природе - Тур Хейердал"

То и дело нам попадались старые предметы обихода. Разного вида великолепно отшлифованные каменные топоры из плотной, тяжелой породы. Каменная ступа, напоминающая колокол, такой совершенной формы и отделки, словно ее обрабатывали на станке. Пятнистые раковины каури со срезанной макушкой, служившие терками для овощей. Зубчатые пластины из жемчужниц, которыми измельчали ядро кокосового ореха. Круглые камни, игравшие роль молотков. И даже великолепная, хотя и потрескавшаяся от времени, деревянная миска. Кое-что из этого пригодилось и нам. Мы расчистили большое удобное каменное кресло, с которого, возможно, сам король обозревал свою террасу. Растущие пальмы взломали длинную скамью, обложенную плоскими гладкими камнями. Что могли, мы отремонтировали и постарались сохранить возможно больше полезных и декоративных растений, в том числе чудесный куст, усеянный землянично-красными цветками.

За три дня упорного труда мы в основном управились с расчисткой, после чего принялись заготавливать ветки и пальмовые листья для строительства. В это время на тропе появился Иоане, неся два чемодана, которые мы оставили в деревне. Нарочно оставили, ведь в них не было ничего нужного нам теперь. Мы попытались объяснить Иоане, что чемоданы должны храниться у Вилли. Он дал нам понять жестами и словами, что Вилли опасается воров, и попросил разрешения посмотреть, что лежит в чемоданах. До чего же он удивился, когда увидел, что у людей, которые ходят босиком и в одних пареу, есть и костюмы, и длинные платья, туфли разных цветов, белые рубашки, пижамы, белье, галстуки, бритвенный прибор, пудреница. Иоане поспешил заверить нас, что готов немедленно нести чемоданы обратно в деревню. На всякий случай мы оставили их у себя, а пока убрали в палатку.

Между тем у Иоане пропало желание уходить. Он дал нам понять, что задуманная нами лачуга сопреет и развалится, нас зальет дождь, будут топтать дикие лошади, искусают всякие ползучие твари. Обуреваемый внезапным стремлением помогать нам, он повел меня вверх по склону в бамбуковую рощу. Здесь бамбук был толщиной с мою ногу, стволы его вздымались вверх, будто соединенные между собой водопроводные трубы, и венчались султанами из длинных узких листьев, развевающихся наподобие пушистых страусовых перьев. Одного сильного удара мачете было достаточно, чтобы перерубить полый зеленый ствол, но срубленный бамбук не валился на бок, как обычно валится дерево. Острый, как долото, косой срез копьем впивался в землю; только поспевай убирать руки и ноги, если не хочешь, чтоб их проткнуло насквозь. И когда мы с Иоане, нагрузившись связками бамбука, вернулись на каменную террасу, одно предплечье у меня было обернуто листьями, из-под которых сочилась кровь.

Лив успела собрать целую кучу спелых апельсинов, а Иоане, хотя он был далеко не молод, мигом влез на огромное хлебное дерево, откуда совсем по-обезьяньи перебрался на высоченную кокосовую пальму. Я даже со здоровой рукой не смог бы повторить этот трюк. Вручив нам свою добычу, он знаками объяснил, что ему пора идти, солнце спустилось совсем низко.

Нам был симпатичен этот босоногий старый плут в белых шортах и элегантной соломенной шляпе, который всячески убеждал нас, что и впрямь является потомком последней королевы. Мы понимали далеко не все, что он говорил, но это не мешало Иоане смеяться и улыбаться, и его смуглое лицо бороздили сотни лукавых морщинок.

На другой день, едва рассвело, он явился снова, на этот раз вместе с женой и еще четырьмя островитянами. Они принесли нам ананасов и вызвались показать, как надо строить бамбуковую хижину. Но сперва всем им, включая Иоане, хотелось посмотреть наши сокровища. Начали с палатки, этого удивительного свертка материи, который мгновенно превращался в водонепроницаемую хижину. Словно на волшебство глядели они, как я застегивал и расстегивал замок-молнию. Затем Иоане настоял на том, чтобы мы открыли чемоданы. Восхищению зрителей не было предела, ведь для них внешний мир олицетворяла только торговая шхуна с ее грузом. До сих пор они видели доски и кровельное железо, тушенку и консервированную рыбу, эмалированные кастрюли, спички да трусы. И наши друзья кричали от восторга, поднося к глазам бинокль, который «передвигал горы». Портативный микроскоп превратил насосавшегося крови комара в чудовище, при виде которого жена Иоане завизжала от страха. А зеркало для бритья увеличивало и без того широкие носы, и островитяне покатывались со смеху, разглядывая свое отражение и делая причудливые гримасы. Однако сильнее всего очаровали Иоане мои наручные часы. Правда, он не умел определять по ним время, но я понял по его жестам, что ему хотелось бы получить что-нибудь в этом роде, только размерами побольше. И он долго рылся в наших чемоданах в тщетной надежде найти желаемое.

Позже мы узнали, в чем дело: в бунгало Вилли на стене висели большие часы, на которые заглядывались все островитяне. Привези мы с собой такие, могли бы получить за них на Фату-Хиве целое королевство.

Отдохнув после утомительного развлечения, островитяне приступили к работе. У них были мачете в самодельных кожаных ножнах; двое влезли на кокосовые пальмы, и вниз полетели перистые листья трех-четырехметровой длины. Длинный черешок листа разрезали вдоль, и женщины, сидя на корточках, сплетали половины между собой. На остов дома пошли жерди, связанные лубом гибискуса, а сплетенные листья уложили сверху, словно черепицу. Сантиметрах в тридцати над землей укрепили пол из жердей; настил сделали из мастерски выполненной плетенки, на которую пошли волокна расщепленного камнями бамбука. Закончив крышу и пол, строители сплели из того же бамбука стены — две квадратные и две продолговатые. Готовые секции подняли, привязали к остову, и вышла уютная однокомнатная хижина примерно два на четыре метра. Посреди стен вырезали прямоугольные отверстия, а вырезанные куски укрепили на лубяных петлях; получились дверь и два окна.

Пока продолжалось строительство, произошел один случай, после которого островитяне стали относиться к нам с еще большим почтением. Я только что поймал редкостного кузнечика, посадил его в пробирку и намочил ватку эфиром, чтобы законсервировать зоологическое сокровище; в это время на тропе показался тощий долговязый островитянин. Голова его склонилась на плечо под тяжестью флюса, какого мне еще никогда не доводилось видеть. Бедняга выглядел так потешно, что его товарищи, забыв про работу, покатились со смеху. Жалобным голосом он обратился ко мне за помощью, и все с надеждой уставились на меня.

«Эфир», — подумал я. Сам я никогда не страдал зубной болью, но бутылочка в моих руках напомнила мне, что от этого недуга есть простое средство. Обильно смочив ватку, и положил ее на гнилые зубы страдальца. Он криво усмехнулся, пожевал… Потом вдруг закачался и заморгал глазами.

— Дыши носом! — крикнул я по-норвежски и помог ему закрыть рот.

Казалось, мой пациент вот-вот рухнет на землю. Восхищенные зрители замерли. Может быть, я перестарался? Хотя я стоял в одной набедренной повязке, у меня было такое чувство, словно шею сжал тесный воротничок. Я поднял руку, чтобы расстегнуть его, и Лив поняла, что мне самому дурно. Кривая усмешка, бедняги сменилась блаженной улыбкой, я совсем испугался и завопил:

— Выплюнь!

Он послушался, потом шумно задышал, распространяя вокруг пары эфира, словно дракон какой-нибудь. Видя, что пациент приходит в себя, я усадил его в каменное кресло и повторил процедуру. Лечение помогло, и впоследствии долговязый Тиоти стал нашим вернейшим другом.