Читать книгу "Ничего личного - Дмитрий Бондарь"

Я припарковался у Сирз тауэрс — и дальше пошел пешком сквозь ущелье стометровых зданий, оглядываясь на каждом перекрестке в его ответвления. Здесь было ощутимо холоднее, чем в Луисвилле или даже Лафайете. И гораздо влажнее. Но вопреки старому прозвищу "город ветров" никакого движения воздуха не чувствовалось.

Банки, страховые компании, федеральные агентства, представительства промышленных гигантов — вывески на небоскребах пестрели знакомыми названиями, с которыми прежде приходилось сталкиваться по большей части виртуально. А теперь они все были рядом — можно было зайти в здание JP Morgan Chase и потребовать свидания с его президентом! Конечно, многие из них имели свои отделения, представительства и филиалы и в Луисвилле, в Гонолулу и даже во Франкфорте, но там все выглядело как‑то… по–домашнему, что ли? Мило и провинциально. Здесь же передо мной воочию поднялся тот самый "спрут американского империализма"! И кое–какие его части уже принадлежали мне!

А во всем другом Чикаго был фантастически не похож на те большие города, что мне довелось повидать — Москву, Ленинград, Гавану. И здесь, как ни в каком другом месте чувствовался ритм деловой жизни — она прямо‑таки кипела. Совсем не как в Москве, где каждый занимался своим делом. Нет, здесь все пересекались, звонили, встречались, решали — энергия била ключом во все стороны и на этой животворной энергии вырастали знаменитые чикагские небоскребы: Уиллис–Тауэр, Аон центр, Джон Хэнкок, Plaza IBM, стоящий на отшибе Лэйк Пойнт Тауэр, похожий на "книжку" СЭВ, только больше и черный, красное здание корпорации CNA и несколько десятков других. Каждая громадина была со своим именем, за которым стояли деньги, слава, сила!

Изогнутый фасад 60–ти этажной Чейз Тауэр на Дирборн–стрит, 10, где обитали ребята из "Оffice work and secrecy", внизу был похож на настоящий муравейник: толпы народа сновали во всех направлениях и на вопросы явного деревенщины чикагцы реагировали как на назойливую муху: пожимали плечами и бежали дальше. А, может быть, и в самом деле не знали — были такими же как и я — приезжими? Голова шла кругом от навалившихся впечатлений.

Мне все рассказал габаритный чернокожий охранник в вестибюле Чейз Тауэр, созвонился с нужным офисом и даже посадил меня на подходящий лифт.

В светлом офисе на тридцать девятом этаже меня ждала мисс О'Лири — рыженькая невысокая девушка с явными ирландскими корнями, видными не только по фамилии. Бледнокожая и румяная, про таких говорят — кровь с молоком, она выглядела, словно ожившая иллюстрация к какой‑нибудь саге о фоморах или племенах дану.

— Мистер Саура? — Ее голубые глаза скользнули по моим джинсам, водолазке и клетчатому пиджаку: я совсем не производил впечатление преуспевающего бизнесмена.

— Да, мисс.

— Идите за мной, — она резко повернулась, отчего ее черная юбка взметнулась немного вверх, открыв вид на тонкие коленки, обтянутые черными колготками.

Мы прошли по узкому проходу между столами, за каждым из которых сидели такие же симпатичные молоденькие девицы и непрерывно что‑то говорили в укрепленные на головах гарнитуры.

— Мистер Старк ждет вас. — Мисс О'Лири открыла передо мной стеклянную дверь, снизу до половины матовую, выше совершенно прозрачную.

В комнате размером двадцать на двадцать футов стоял обычный конторский стол, и за ним сидел тот самый мистер Старк, с которым я созванивался о встрече. Обычный состоятельный американец — с медным оттенком блондинистых волос. Не красноватым, а с зеленовато–серым — бывает и такая медь. На памятниках. В остальном — просто полноватый улыбчивый поклонник учения Карнеги, следящий за зубами и пробором на голове более, чем за состоянием желудка: на столе стоял набор из "Макдональдс" и были рассыпаны пластинки жвачки Orbit, еще валялись коробочка с зубной нитью, прыскалка для свежести во рту, две баночки зубочисток.

— Здравствуйте, мистер Саура! — Неожиданно глубоким баритоном — по телефону этого не чувствовалось — поприветствовал меня толстячок. — А мы уже заждались! Очень рад! Очень! Меня зовут Джейсон. Джейсон Старк.

Он представился почти как Бонд. Джеймс Бонд. Только что на пальцы не подул, сдувая воображаемый дымок из воображаемого пистолета.

— Здравствуйте, — просто сказал я. — Вот, приехал решить вопросы с парнями с биржи. Знаете, Чарли погиб год назад…

— Да–да–да, — скорбно отозвался Джейсон Старк. — Такая потеря.

Мне не очень были понятны его страдания — какое ему дело до какого‑то кентуккийца?

— Мы ведь даже немного дружили с Чарли, — поделился Старк. Врал, наверное. — Недолго, правда, но зато очень… качественно! Ну да ладно, — он сделал жест, словно смахнул слезу, — мир праху его. Хороший был человек. Да. Но после него остались некоторые дела.

— Вот–вот. Не могли бы вы мне помочь, мистер Старк…

— Конечно! Я уже созвонился, и завтра нас ждут. На саму биржу, на La Salle street 440, мы не пойдем, там делать нечего, но завтра в обед в итальянском ресторане Тутто — это рядом с биржей, нас встретят. Еще я взял на себя смелость заказать вам номер в Барнхэм–Отеле. Это здесь недалеко, — он показал пальцем за спину. — Практически в соседнем доме. Мисс О`Лири вас проводит. Она у нас новенькая, смущается, не обижайте мне девочку! — Он хитро прищурился и погрозил мне указательным пальцем. — А вечером я за вами зайду, покажу вам ночной Чикаго. Лучше, конечно, смотреть на него летом или весной, но и сейчас он тоже хорош.

Расстались со Старком мы практически друзьями. Он пообещал мне партию в снукер, а я ему — научить пить бурбон по–кентуккийски. Правда, я сам не очень знал, как это, но до вечера надеялся что‑то придумать. Или позвонить Фрэнку — уж у того всяких уловок в загашнике было несчетно.

Мисс O'Лири на пару минут заскочила к боссу и вышла от него покрасневшей, будто получила хороший нагоняй.

— Мистер Саура, я провожу вас до гостиницы, — ее каблуки зацокали впереди меня.

На выходе из офиса она накинула на плечи черное пальтишко, сделавшее ее похожей на какую‑то смешную птичку — маленькую и красноголовую.

Мы молчали в лифте, молчали, когда вышли из Чейз Тауэр, не разговаривая, дошли до Стейт–стрит, повернули на нее и через сотню шагов вошли в Барнхэм–отель. Его четырнадцатиэтажная башенка вырастала из угла более обширного здания — Relians Building, в стенах которого нашли себе место и Чикагский театр, и местная радиостанция CBS, и еще десяток известных организаций.

Мисс O'Лири остановилась у стойки регистрации — монументальной, обитой по фасаду кожей, с полированной до зеркального блеска столешницей. Она о чем‑то разговаривала с портье, а я глазел по сторонам, удивляясь царящей здесь роскоши.

Еще минут через десять мы поднялись в номер — он оказался двухкомнатным. Угловым на седьмом этаже. В гостиной два окна (почти от пола и до потолка) в смежных стенах выходили на разные улицы — и это было очень необычным. Тяжелые темные портьеры, стеклянные двери, кушетка на изогнутых ножках, круглый стол темного дерева — все было дорого и непривычно. Это Захар намотался в своих путешествиях, а я выехал из Кентукки едва ли не в первый раз. Не считать же путешествием поездку в СССР? И каким бы я ни был патриотом своей страны, но то, что было в гостинице "Россия" и то, что я видел сейчас перед собой, различалось как небо и земля. Правда, и цена существенно отличалась.