Читать книгу "Быть зверем - Юрий Стукалин"

– По смене пола, – глядя на него невинными глазками, уточнила панамка.

Лицо Никиты несколько одеревенело, затем побледнело, после чего стало покрываться красными пятнами. Он вновь посмотрел на фотографию, на панамку, снова на фотографию и снова на панамку. Медленно закрыв портмоне, бедняга протянул его темнокожему представителю панамской молодежи, после чего сел, тупо глядя в землю, достал сигарету, вставил ее себе в рот фильтром наружу и прикурил. Едкий дым заставил его закашляться. Он отбросил испорченную сигарету в сторону и достал новую.

– Ну, что, Ник, – сказал я, присаживаясь рядом. – Теперь ты, как честный человек, должен на нем жениться.

– На ком? – спросил он, отрешенно глядя куда-то вдаль.

– На этом мужике с сиськами.

Он не ответил, а я взглянул на Камилу с… «панамком». Как теперь называть это чудо природы, а вернее, плодов цивилизации, я не знал. Они смотрели на нас с загадочными улыбками на лицах.

– Что-то смешно? – голос мой был раздраженным, но история, в которую попал Ник, честно говоря, и мне начинала казаться весьма забавной. – Можно было предупредить его сразу. Намекнуть как-нибудь.

Лицо Камилы стало серьезным, а Никитин «новый панамский друг» прикусил пухлые губки и смущенно опустил голову. И тут мне в голову закралась страшная мысль:

– Камила! – окликнул ее я. – А ты не это… мужиком никогда не была?

Она озабоченно взглянула на меня, замялась, а затем решительно кивнула.

– Твоя тоже? – в голосе Ника прозвучали мерзкие нотки надежды.

– Ага, – ответил я, вдумчиво всматриваясь в живописные изгибы сигаретного дыма.

– Хорошо, – злорадно протянул он.

Я поднял голову и посмотрел на Камилу. Лицо ее оставалось серьезным, но, встретившись со мной взглядом, она не выдержала и засмеялась. Панамка тоже перестала кусать губы и, согнувшись пополам, забилась в истерическом смехе.

– Да это шутка такая! – Камила вытерла с глаз проступившие слезы, а панамка, улыбаясь своим белозубым ртом, утвердительно закивала.

– Над тупыми иностранцами?

– И не только, – гордо вставила панамка. – Но шутка старая, и я даже подумать не могла, что вы на нее попадетесь!

– Правда? – наконец приподнял голову Ник.

Камила попыталась что-то ответить, но снова захлебнулась веселым смехом. А панамка ехидно ткнула в Ника пальцем и с гаденькими интонациями в голосе произнесла:

– Это была моя коварная месть. Тебе надо было внимательнее слушать меня в машине, когда я пыталась рассказать о своем младшем брате, а не говорить, что кто-то слишком много болтает.

– Никит, а она мне нравится, – ухмыльнулся я.

– А мне нет. И сейчас я ее убью! – протянул он и начал подниматься.

– Да, да! – согласился я. – Убей ее жестоко. Пусть ей это послужит уроком на будущее!

Панамка, увидев поднимающегося с земли Ника, радостно взвизгнула и бросилась бежать, преследуемая улюлюкающим самцом…

Глава пятая

28 ноября 1903 года

«Вот уже две недели, как я в пути, и каждый день похож на предыдущий. Сколько времени я проведу в джунглях на этот раз, трудно даже предположить. Первая цель моих поисков – это маленькая деревушка у древней пирамиды, на которой кровожадные дикари в прошлом приносили человеческие жертвы своим ненасытным богам. В рукописи говорится, что лестница ее украшена иероглифическими надписями, а неподалеку расположено озеро. Прошло много веков, и может случиться так, что деревушки той уже нет и в помине, озеро высохло, а пирамиду разрушила сельва или заросли покрыли ее настолько, что отличить ее от обыкновенного холма уже не представляется возможным. Тогда все мои усилия и затраты, пойдут прахом. Но мой проводник утверждает, будто знает такое место. Лжет он, намереваясь заработать на мне пару лишних песо, или говорит правду, покажет время, а сейчас мы ежедневно продираемся сквозь густую чащу. Впереди идут двое индейцев, острыми мачете[13] прорубающие дорогу для каравана носильщиков, несущих на своих спинах необходимые для долгого путешествия припасы…»

Январь 1530 года. Территория современного штата Чиапас

Чимай вскинул голову, медленно поднялся с земли и прислушался. Доносившиеся с тропы голоса были едва различимы. Жестом призвав своих людей оставаться на месте, он осторожно прокрался к тропе и выглянул наружу сквозь стену зарослей. Белокожие, представшие перед его глазами, являли собой жалкое зрелище. Грязные, оборванные и уставшие, с лицами, поросшими волосами, они уже мало напоминали тех сильных бойцов, с которыми он сражался в течение последних дней. Они шли, сбившись в кучу, еле переставляя ноги, ведя на поводу трех лошадей. Животные также были не в лучшей форме. Две лошади хромали, и на них были видны следы свежих ранений, окруженные роем вьющейся мошкары. На спине третьей, всем телом припав к ее шее и едва держась в седле, сидел перевязанный окровавленными тряпками солдат. Его лицо было серым и искажалось гримасой боли при каждом шаге лошади. Кроме него еще шестеро чужеземцев шли по тропе, и четверо из них тоже страдали от ран. Состояние двоих было столь плачевным, что они могли передвигаться только с помощью своих товарищей.

Мягко ступая по земле, чтобы не быть услышанным врагами, Чимай скользнул в сельву.

– Там семеро белокожих, – тихо сказал он, вернувшись к поджидавшим его двум воинам. – Почти все из них раненые.

– Значит, наши усилия не пропали даром, – один из воинов сжал копье так, что его пальцы побелели. – Собаки с ними?

– Нет, – покачал головой Чимай. – Собак с ними нет. И на их телах нет защитных панцирей.

– Мы не должны дать им уйти, – глаза воина пылали ненавистью.

– Нам следует торопиться. – Чимай стоял в нерешительности. – Нас ждет Балум. Если мы ввяжемся в бой, то потеряем время или погибнем.

– Если мы оставим их в живых, они приведут новых бойцов, – настаивал воин. – Пошлют отряды в Лакамтун и разобьют их силы еще до нашего объединения.

– Хорошо, – после некоторого раздумья согласился с ним Чимай и, подняв с земли захваченный в последнем бою меч, направился к тропе.

Майя некоторое время следовали вдоль тропы, скрытно пробираясь через густые заросли. Испанцы двигались медленно, и нагнать их не составило труда. Когда до врагов оставалось всего несколько метров, индейцы выхватили из колчанов стрелы и наложили их на тетивы своих луков. В левой руке, сжимающей лук, каждый из них держал еще по несколько стрел наконечниками вниз. Это позволяло воину не тратить время на вытаскивание их из колчана. Выпустив одну, воин мгновенно хватал следующую, успевая выпустить несколько стрел еще до того, как первая достигала цели. Чимай дал команду, и три стрелы взметнулись в воздух. Затем еще три, и еще три. Испанцы не ожидали нападения, и каждая из смертоносных стрел нашла свою цель. Четверо белокожих с пронзенными спинами упали замертво. Пятый, с перекошенным от боли лицом, переломил торчавшее из ноги древко стрелы и, хромая, попытался скрыться в зарослях. Лошади испуганно шарахнулись в стороны, сбив на землю ведущего их на поводу человека, но раненый, которого перевозили верхом, сумел удержаться в седле, вцепившись в гриву лошади обеими руками. Чимай откинул лук и, схватив меч, бросился вперед. Он первым оказался рядом с упавшим испанцем и несколько раз вонзил меч в распластавшееся на земле тело. Два его воина побежали за скрывшимся в зарослях врагом, нагнали его и выволокли на тропу. Чимай выпрямился и медленно подошел к тяжелораненому бородачу, сидевшему верхом на лошади. Лошадь, почуяв запах краснокожего, начала пятиться от него, высоко задирая голову и в страхе закатывая глаза. Две другие лошади были настолько измотаны и так страдали от нанесенных прошлой ночью ран, что более не могли двигаться, и просто стояли на месте, склонив свои головы к земле. Чимай подошел к пятившемуся животному, и одним ударом меча отсек ему голову. Кровь брызнула ему на лицо и грудь. Обезглавленная лошадь сделала еще пару шагов назад и рухнула, в конвульсиях выбрасывая в воздух тяжелые копыта. Сидевший в седле раненый испанец был слишком слаб, чтобы успеть соскочить с нее. Его тело, безвольно свисающее вдоль бока лошади, оказалось придавленным свалившейся на него тушей. Ребра несчастного не выдержали огромного веса животного и переломились, разрывая осколками костей его легкие и печень. Чимай медленно подошел к нему и занес меч, но удара не последовало. Глаза врага были открыты, но уже не видели окружающего мира. Он был мертв.