Читать книгу "Руки Орлака - Морис Ренар"

же не осмеливалась сделать даже малейшего намека. Его правая нога оставалась чуть более короткой, чем левая, руки от плеча до кисти были все еще слабы, а сами кисти рук Орлака возвращались к жизни крайне медленно; и он, виртуоз, похоже, страдал от постоянного онеменения кончиков пальцев, из-за которого они, эти пальцы, никак не могли обрести прежние навыки.

Чувствовалось, что он терзаем тревогой, оскорблен в самой благородной своей гордости, цепляется за отчаянную надежду вернуть былой талант. Он ревностно скрывал свою неполноценность, все еще веря, что она временная, желая над ней восторжествовать, ленясь разрабатывать пальцы. Он боялся проявить свою неуклюжесть на публике. Несомненно, он был очень несчастлив.

Розина уже подошла к мужу. Стефен смотрел на нее так, как если бы это была некая прозрачная фигура, сквозь которую он наблюдал что-то другое.

Стефен Орлак был невысокий мужчина, хрупкий и энергичный. Его округлившиеся черты выдавали слабость характера. Он был все еще бледен из-за потери крови. Лицо его зигзагообразно прореза́ли два или три шрама. На затылке, среди каштановых волос, бледной отметиной был прочерчен еще один. К креслу были приставлены костыли; вскоре он сможет обходиться одной лишь тростью.

Маленький чтец умолк; Стефен, задремав, закрыл глаза.

Розина воспользовалась этим для того, чтобы осмотреть его руки; и, как всегда, она почерпнула в этом осмотре веру.

Разумеется, эти руки прошли через жестокое испытание; десятки рубцов покрывали их мерзкой красновато-фиолетовой сетью. Но в конце-то концов, все же было на месте! Трещины прекрасно зажили. Под кожей, которой еще предстояло смягчиться, отчетливо виднелись косточки, такие, какими они и должны быть. Если оценивать форму кистей рук в целом, то в ней не было ничего такого, что могло бы приводить в отчаяние. На месте Стефена Розина была бы полна бодрости и задора!

Но в плане энергии Стефен и Розина отличались как небо и земля; и после катастрофы Стефен, похоже, совершенно утратил твердость духа, и, раз уж Розина позволила нам проникать в глубины ее сердца, читателю следует знать, что именно это беспокоило и озадачивало ее больше всего.

Нет! Какое бы несчастье ни угрожало пианисту, каким бы беспомощным он себя сейчас ни чувствовал, было просто неестественно, что Стефен так вяло противился терзающим его опасениям! Его дурные предчувствия были слишком странными, мечты слишком робкими, а уловки, призванные обмануть и успокоить всех тех музыкантов, любимых преподавателей и так далее и тому подобное, которые являлись его навестить и покидали в полной уверенности, что он сможет играть с прежней виртуозностью, слишком изворотливыми. Руки – ерунда. Все дело было в мозге. Серраль не сумел устранить последствия травмы. Более того, казалось, что странность Стефена является последствием операции! В его собственном «я» появилось что-то новое, неожиданное, поразительное, некий едва ли не чудовищный элемент, сотканный из страха, растерянности и тщеславия, элемент, который никак нельзя было оправдать состоянием его рук!..

– Он спит? – прошептал позади мадам Орлак мужской голос.

Розина обернулась. Это был профессор Серраль.

– Не будем его будить, – сказал он.

Хирург и молодая женщина пошли по аллеям парка.

– Я как раз, – произнесла Розина, – хотела поговорить с вами, доктор.

– Похоже, о чем-то серьезном.

– И да и нет… Прошу вас сказать мне – только абсолютно честно, – какого рода операцию на головном мозге вы сделали моему мужу.

Она говорила отрывисто, щеки ее горели.

– Без проблем, милочка, хотя определение «на головном мозге» тут и не совсем подходит. Вот только затем и я, в свою очередь, хотел бы знать, почему вы именно сегодня задаете мне вопрос, на который я откровенно ответил бы уже на следующий день после операции.

Розина давно уже пообещала себе расспросить Серраля. Но до сих пор в присутствии хирурга у нее словно отнимался язык. Его авторитет был столь велик, его имя было окружено таким ореолом честности и порядочности, что, когда он подходил, вы оказывались не способны вымолвить и единого слова. Он был из тех выдающихся людей, чье присутствие одновременно подавляет и успокаивает. Если теперь мадам Орлак и решилась заговорить, то вовсе не потому, что она больше, чем обычно, беспокоилась за мужа, но лишь из-за того, что профессор навещал Стефена так часто, что мало-помалу становился для нее обычным человеком. Престиж ученого с каждым днем рассыпа́лся под действием привычки; в этот день от него откололся еще один крупный кусок.

Серраль закончил свое объяснение. Он говорил о трепане[24] и пиле. Операция была простейшая, но очень деликатная. В общем и целом все можно было резюмировать одним грубым словом – «чистка». Перелом затылочной кости привел к ушибу и сдавливанию задней доли головного мозга. Осколки торчали во все стороны. Пришлось проделать обширный oculus[25], тщательнейшим образом все почистить и «закрыть» дыру.

– Короче, – сказала Розина, – ничего особенного, новомодного?.. Никаких… заборов крови… переливаний?..

– Ну и ну! – воскликнул Серраль. – Что за мысли?.. Как это вообще вам взбрело в голову, милочка?

Розина еще сильнее покраснела и опустила голову. Хирург остановился и внимательно посмотрел на нее, крайне заинтригованный.

Серраль. В его ясных глазах светилась доброжелательность. Статуи, которые установят в его честь на городских площадях, не будут иметь той представительности, какой обладает он сам. На постаменте можно будет прочесть таких три слова: «Знание, Сила, Доброта».

Розина пролепетала дрожащим голосом:

– Прошу прощения. Да-да, я прекрасно знаю, что вы говорите мне правду. Вы от меня ничего не скрываете. Я вам верю…

– Полноте, да что это с вами?

Она была похожа на девочку, объясняющую, что ее так сильно расстроило. Она и хотела бы не плакать, эта девчушка, но сдержать слезы было не так-то и просто. В ответ послышались лишь заикания, всхлипывания и рыдания, перемежающиеся странными мелодичными звуками, которые могли бы показаться смешными, не будь они исполнены такой печали:

– Мой муж… не… не такой… как раньше. Разумеется, он и раньше не был… сверхэнергичным. Вовсе нет!.. Ах!.. Я… я подозревала, что его… руки… причиняют ему страдания. Но право же!.. Теперь… теперь вся его жизнь сводится… к страху, что он никогда больше не сможет играть… на рояле. Вы скажете, что это… что все это… катастрофа! Несчастье, да, даже огромное несчастье, если хотите!.. Но в конце концов, в жизни ведь есть… не только рояль!.. Да, он любит меня! О да! Но не так сильно, как… свои руки!.. Даже если бы он предал свою страну… был бы приговорен к смерти за измену, вы бы не… не увидели его таким отчаявшимся… Это уже не он!.. Не он!..

Она не переставала сморкаться. Глядя на