Читать книгу "Жажда - Трейси Вульф"

Вместо этого я на пару секунд встречаюсь с ним взглядом. Его глаза широко раскрываются, и он смотрит на меня с той самой ухмылкой, которая прежде всегда вызывала у меня смех. На этот раз я не смеюсь, но, проходя мимо, чуть заметно улыбаюсь. Пока этого довольно.

Я, в общем-то, ожидаю, что Джексон что-то скажет по поводу того, что видел сейчас, но мы идем по коридорам все дальше, а он молчит. Надо полагать, я не единственная, кто учится искусству находить компромиссы, думаю я. И благодарно сжимаю его руку, но он в ответ только качает головой.

Это нормально. Так и должно быть.

Я знаю, Джексон все еще беспокоится – и будет беспокоиться и дальше – из-за того, что, пока мы вместе, я представляю собой мишень. И какая-то часть меня понимает, что он прав. Если мы останемся вместе, моя жизнь всегда будет под угрозой.

Но что бы он там ни думал, он не обязан оберегать меня. Я с самого первого дня знала, что в моей истории он не должен быть героем-спасителем. И я отношусь к этому спокойно.

Потому что теперь он улыбается так, как никогда не улыбался прежде. И смеется. А еще время от времени откалывает очень неудачные шутки. По мне, так тут и думать нечего – все это куда лучше безопасности, тем более что безопасность могут отнять у тебя в любой момент.

Кстати говоря…

– Послушай, ты так и не закончил ту шутку?

Мы останавливаемся в нескольких футах от двери моего класса отчасти для того, чтобы воспользоваться почти полной пустотой коридора, отчасти для того, чтобы не вспугнуть мою группу по изучению британской литературы.

– Какую шутку? – озадаченно спрашивает он.

– Ту, про пирата. Помнишь? Так что же сказал пират, когда ему стукнуло восемьдесят лет?

– Ах да. – Джексон смеется. – Он сказал…

Но мне так и не удается услышать соль этой шутки. Мое внимание привлекает вспышка за плечом Джексона. За нею сразу же появляется отвратительный и до ужаса знакомый мне черный дым. Я начинаю отходить назад, тяну Джексона за собой. Но уже поздно. Потому что, когда дым рассеивается, передо мной стоит фигура, которая может быть только Хадсоном Вегой, и, подняв огромный палаш, он целится прямо в голову Джексона.

Должно быть, Джексон видит ужас на моем лице, потому что начинает поворачиваться. Но меч уже занесен. Он не успеет даже увидеть угрозу, не говоря уже о том, чтобы отреагировать на нее.

Охваченная ужасом, я хватаю его за предплечья и дергаю к себе. Но, когда он падает вперед, мне становится ясно – из этого ничего не выйдет. Меч по-прежнему нацелен в него. На мгновение, всего на мгновение я вижу Джексона таким, каким он был минувшей ночью, когда мы лежали в кровати. Он наклонился надо мной, приподнявшись на локте, и сонно улыбался, а глаза его туманило желание.

Его волосы упали ему на лицо, и я отвела их в сторону, чтобы увидеть глаза… и впервые, когда моя рука скользнула по его шраму, он не вздрогнул. Не перестал улыбаться и не пригнул головы. Не отвернулся. А остался со мной. Остался в настоящем.

Раскрепощенный.

Счастливый.

Исцеленный.

И тут на меня снисходит озарение. Джексон не должен был стать героем-спасителем в моей истории… потому что в его истории спасительницей должна была стать я.

А потому в конце я делаю то единственное, что могу сделать. Обнимаю его и с силой разворачиваю нас, так что теперь к мечу обращена моя спина. И закрываю глаза, ожидая удара, о неизбежности которого знала всегда.

Глава 66

Она упорствовала[16]
– Джексон —

– Когда она вернется, Фостер?

– Не зн…

– Не говори мне этого опять. Не говори, что ты не знаешь, мать твою. – Я поворачиваюсь к библиотекарше и преподавателю биологии древних существ, которые сидят перед письменным столом директора школы, и громко заявляю: – Разве вы не должны разобраться в том, что здесь происходит, черт вас возьми? Какой смысл было ставить вас во главе этой школы, если никто не способен ответить на простой вопрос?

– Это отнюдь не простой вопрос, Джексон. – Директор школы щиплет себя за переносицу.

– Да нет же, простой. Только что Грейс была в моих объятиях, блокируя нападение Хадсона… – Мое горло сжимается при мысли о тех отчаянных, безумных мгновениях. О том, как она попыталась оттащить меня, а когда из этого ничего не вышло, бросилась между…

Я выбрасываю эту мысль из головы прежде, чем она сорвет с рельсов и меня, и весь этот разговор. Потому что, если я буду думать об этом сейчас, если буду думать о том, что она сделала… Земля под моими ногами дрожит, черт бы ее побрал. Единственное, что не дает мне стереть с лица земли всю эту чертову школу, – это сознание того, что этим я могу навредить Грейс.

Я делаю глубокий вдох и продолжаю:

– Только что она была здесь, со мной. А теперь Грейс… Грейс… – Я не могу это сказать. Не могу сказать, что она ушла, потому что, если я скажу это вслух, я уже не смогу взять эти слова обратно.

Если я скажу это вслух, то это станет правдой.

– Она была здесь, Фостер, – повторяю я. – Теплая, живая. А потом она… – Земля дрожит опять, и на сей раз я даже не пытаюсь ее сдержать.

Вместо этого я иду в угол, где стоит то, что осталось от Грейс, моей Грейс.

– Почему она не может просто взять и вернуться? – в который раз вопрошаю я. – Почему вы не можете заставить ее вернуться?

– Я знаю, как тебе тяжело, Джексон, – впервые вступает в разговор доктор Веракрус. – Нам тоже тяжело. Но мы не видели такого уже тысячу лет. Нам нужно время, чтобы понять, что пошло не так.

– У вас было четыре дня! Четыре дня. И вы не можете сказать мне ничего лучше! Как же я сумею достучаться до нее, если вы даже не можете сказать мне, что не так?

– Думаю, тебе придется принять, что ты не можешь достучаться до нее, – говорит Фостер, и сейчас я впервые замечаю, что вид и голос у него почти такие же грустные, как и у меня. – Думаю, нам придется признать, что она не вернется, пока не захочет этого сама.

– Я этому не верю, – хрипло отвечаю я, сжав руки в кулаки, чтобы не сорваться совсем. – Грейс не бросила бы меня вот так по доброй воле. Она бы не оставила меня.

– Все, что я прочла за последние четыре дня, говорит о том, что она может вернуться самостоятельно, – произносит Амка. – А раз так, то есть только два возможных варианта.

– Не говори этого, – предостерегаю ее я.

– Джексон…

– Я серьезно, Фостер. Не говори этого, мать твою. Грейс не умерла. Она не могла умереть.

Потому что, если это так, я не смогу не сломаться.