Читать книгу "Город греха - Джеймс Эллрой"

Мала хоронили как героя в присутствии мэра Баурона, всего городского совета и высших чинов полиции. Дадли Смит выступил с трогательным надгробным словом, помянув «великий поход» Мала против коммунизма. «Геральд» поместила снимок Дадли, щекочущего Стефану подбородок и призывающим его «быть достойным памяти отца».

Сведения о работе большого жюри он получал через Джонни Стомпа. Информация шла от Эллиса Лоу Микки, а уж от Микки — Стомпу. Все выглядело замечательно.

На следующей неделе Лоу собирается начать предъявление собранных улик. Время выбрано как нельзя лучше: печать и радио по-прежнему считают УАЕС главным виновником кровопролития на Гоуэр-Галч. Герман Герштейн, Говард Хыоз и хозяева еще двух киностудий сказали Эллису, что, как только соберется большое жюри, они сразу вышвырнут уаесовцев, расторгнув с профсоюзом договор на основании пунктов об увольнении за подрывную деятельность.

Джонни принес еще одну хорошую новость: Терри Лакса разбил паралич, что стало результатом «кислородного голодания» по причине забитой деньгами глотки и повреждения артерии в правой руке. Доктор быстро поправляется, но повреждение сухожилий в руке больше не позволит ему делать пластические операции. Микки увеличил награду за его голову до 20 тысяч долларов. Дабы не получить от Стомпанато пулю в лоб, Баззу пришлось и свою ставку за Майнира увеличить до 25 кусков. Микки, тоскуя по Одри, рвет на себе волосы. Из вещей Одри — ее рекламных плакатов стриптизерши и нарядов, которые она носила в 38-м в «Бэрбанк Бурлеск», — он устроил себе алтарь. Все это он перетащил в спальню в своем логове и часами грустит над ними. Порой слышно, как он плачет словно ребенок.

А сам Тернер Микс, кому принадлежит подлинная любовь «Заводной девчонки», все больше толстеет на утках по-пекински, на кисло-сладкой свинине, китайском рагу с креветками и рисовых сладостях — последней еде приговоренного. А по мере того как его кошелек тощает, прежде чем сунуть голову в петлю, ему хочется узнать две вещи: подлинную историю Коулмена и причину, по которой план УАЕС по выколачиванию у студий прибавок зарплаты, каким бы он там ни был, остается не осуществленным. И Базз знает, где и как получить ответ на эти вопросы.

У администратора мотеля он разменял пятерку на мелочь и пошел в телефонную будку на автостоянке. Вынул из кармана страницу с адресами, которую десять дней назад вырвал из телефонного справочника, и, представляясь полицейским, стал обзванивать реабилитационные учреждения. Полагая, что Лезник скрывается под чужой фамилией, он расспрашивал отвечавших ему клерков о «старике-еврее, умирающем от рака легких», но добавлял и его настоящую фамилию. Он стал беднее на три доллара десять центов, когда женский голос сказал: «Похоже, что это Лео Троцкий» — и поведал далее, что по рекомендации врачей старик покинул санаторий и переехал по следующему адресу: Редондо-Бич, мотель «Брызги моря», Гибискус-лейн, 10671.

Услышав «Лео Троцкий», Базз понял, что дело в шляпе. И Базз направился в прокат автомобилей и взял старый «форд»-седан. Оплатил прокат машины за неделю вперед, показал служителю свои водительские права и попросил дать листок бумаги и ручку, и написал:

Доктор Лезник, некоторое время я был в команде большого жюри. За этот период были убиты Коулмен и Лофтис, и мне известно, что происходило между ними в 42-44 годы. Эту информацию я не разглашал. Посмотрите газеты, если не верите. У меня возникли проблемы, и я вынужден уехать из Лос-Анджелеса. Но мне хотелось бы поговорить с вами о Коулмене. Все, что вы мне расскажете, до большого жюри не дойдет, иначе у меня будут крупные неприятности.

Т. Микс

Базз поехал в мотель «Брызги моря», надеясь, что после смерти Мала люди из управления прокурора прекратили поиски Лезника. Мотель стоял в конце проулка, выходящего на берег океана. Офис размещался в строении в виде устремленной к звездам ракеты. Базз подошел к ракете и позвонил. К нему вышел прыщавый молодой человек:

— Вам нужна комната?

— Мистер Троцкий еще жив?

— Еле-еле. А что?

Базз протянул ему записку и пятерку:

— Он у себя?

— Он всегда дома. Или на пляже. Куда он может деться? На танцы ему уж не ходить.

— Передай ему это, сынок. Пятерку оставь себе. Если скажет, что поговорит со мной, то, значит, у Авраама Линкольна появился родной брат.

Молодой человек попросил Базза подождать у машины, сам пошел к коттеджам и постучал в одну дверь. Дверь отворилась, он вошел. Через минуту вышел, неся два шезлонга. Рядом, держась за него, ковылял согбенный старец. Интуиция Базза не подвела: перед кончиной Лезнику хотелось заполучить благодарного слушателя.

Базз ждал, пока они подойдут. Еще за десять шагов старик протянул ему руку. В глазах застыла болезнь, лицо землисто-серое, весь он как-то иссох. Но голос звонкий, а на губах играет гордая улыбка:

— Мистер Микс?

База, боясь сломать старику кости, легонько сдавил ему руку:

— Да, доктор.

— И в каком вы чине?

— Я не полицейский.

— О-о? А что же вы делаете в группе большого жюри?

Базз взял у парня шезлонги, тот пошел к себе, ухмыляясь, а Лезник остался с Баззом, держа его за руку.

— Так что же? — повторил он свой вопрос. — Я полагал, что в команде Эллиса Лоу одни блюстители порядка.

Баззу казалось, что старик совсем ничего не весит, и легкий бриз с океана может унести его прямиком в Каталину:

— Да просто деньги нужны были, — ответил Базз. — Пойдем на пляж, поговорим?

Лезник указал на место под крутым берегом, где не было битых бутылок и мусора. Базз осторожно довел его туда, причем шезлонги его отягощали куда больше, чем хворый спутник. Поставил шезлонги друг против друга как можно ближе, если вдруг голос изменит доку. Усадил его в шезлонг; доктор сразу утонул в складках халата…

— А знаете, что заставило меня стать доносчиком? — сказал Лезник.

Поведение настоящего стукача: ему надо обязательно оправдаться. Базз уселся в свой шезлонг:

— Что?

Лезник улыбнулся: ему явно хотелось излить душу:

— В 1939 году представители федеральной власти предложили условия досрочного освобождения моей дочери, которая отбывала заключение в тюрьме Техачапи за наезд на пешехода. Непредумышленное убийство. Тогда я был официальным психоаналитиком коммунистической партии в Лос-Анджелесе, каковым и остаюсь. Мне сказали: если предоставлю им доступ к моим файлам для проверки в 1940-м в генеральной прокуратуре штата и других местах, они немедленно освободят мою дочь. В тюрьме Андрее к тому времени оставалось пробыть еще минимум четыре года. А поскольку она рассказывала, какие издевательства ей приходится переносить от смотрительниц и сокамерниц, я, ни минуты не колеблясь, согласился.

Базз дал старику отдышаться и сразу перешел к Коулмену:

— А то, что вы не раскрыли файлы Лофтиса за 42-44-й годы, это из-за этой истории с Коулменом?