Читать книгу "Хроники вечной жизни. Проклятый дар - Алекс Кейн"

Князь Константин оказался дородным стариком лет семидесяти пяти. Вид его разбередил в душе Димитрия давно зажившую рану. Он ходил по коридорам замка и думал, что когда-то здесь жила княгиня. Впрочем, он ни о чем не сожалел: не умри тогда Эльжбета, вряд ли он мог бы сейчас претендовать на московский престол.

Да и тосковать по ней Димитрий не мог: вся жизнь в теле Франсуа, словно подернутая легкой дымкой, казалась ему теперь далекой и ненастоящей. Господи, как давно это было, да и было ли?

В обязанности Демида входил выбор вин и медовухи, он пробовал каждый напиток и после этого подносил его князю. В ведение Димитрия он отдал винные погреба. С утра до вечера царевич принимал пузатые деревянные бочонки с вином, маркировал их, раскладывал по полкам, а когда Демид присылал список напитков к обеду, тащил их в трапезную и переливал из бочонков в большие золоченые емкости. Хозяина он видел лишь издалека и никогда с ним не общался, но это его не смущало: Димитрий верил в свою счастливую звезду и в то, что рано или поздно ему представится случай открыть свою тайну князю.

Через полгода так и случилось: Демид занемог и попросил Димитрия подменить его на время болезни. Царевич, одетый в богатую ливрею, торжественно встал рядом с золоченой купелью, держа в руке чашу и внимательно глядя на распорядителя трапезы.

В этот вечер князь ужинал один. По знаку дворецкого Димитрий поднес к столу чашу с вином и осторожно перелил его в кубок. Пан Острожский пригубил вина, даже не взглянув на подчашего. Димитрий вернулся на свое место.

Через несколько минут дворецкий-распорядитель снова подал знак, и юноша направился к князю. Но, не дойдя до него пары шагов, споткнулся, и хотя и удержался на ногах, но пролил наполненную чашу на нарядный камзол пана Константина.

Князь, с ног до головы облитый вином, вскочил и в ярости залепил Димитрию пощечину.

– Да что ж ты делаешь, неуклюжая бестолочь! – заорал Острожский. – Вон отсюда!

Кровь бросилась юноше в лицо, но он сдержал свой гнев и лишь горько заметил:

– Если б его светлость ведал, на кого поднял руку, то жалел бы об этом до конца своих дней.

Константин удивленно отпрянул и с усмешкой спросил:

– И кто же ты, подчаший?

Димитрий расправил плечи, вскинул голову и торжественно ответил:

– Так знай же, князь, что за столом тебе прислуживал сам царевич московский Димитрий, сын Иоаннов!

С этими словами он расстегнул пуговицы ливреи и продемонстрировал висящий на груди крест. Константин, изумленно хлопая глазами, долго смотрел на него. Было заметно, что богатый крест и гордый вид подчашего произвели впечатление. Но пан был человеком осторожным, потому, поколебавшись, сказал:

– Мне неведомо, царевич ты или нет, и узнать правду я не способен. А потому прошу тебя – покинь мои владения, кем бы ты ни был. Как пришел, так и уходи.

* * *

Пришлось Димитрию искать другого покровителя. Невозможно описать, как он был разочарован реакцией князя Острожского. Царевичу казалось, что стоит лишь открыться какому-нибудь знатному пану, как он, Димитрий, тут же получит и почет, и помощь. Но он ошибся. «Что ж, придется начинать сызнова. Только не отчаиваться! Я непременно найду того, кто даст мне войско и поможет отобрать у Бориса московский престол!»

И Димитрий снова отправился в путь. Помотавшись несколько месяцев, он оказался в литовском городке Брагин, и тут ему улыбнулась удача: он смог устроиться сокольничим к князю Адаму Вишневецкому, владельцу этих мест. Поскольку юноша прекрасно ездил верхом и в своей прошлой жизни не раз принимал участие в королевской охоте, выполнять эту работу для него не составляло труда. В его ведении находился Соколиный двор, где разводились кречеты, соколы и ястребы. Наравне с девятью другими сокольничими Димитрий кормил птиц, ухаживал за ними, обучал их. На княжескую охоту брались чаще всего соколы, с красотой полета которых другие птицы соперничать не могли.

Охоту князь Вишневецкий любил, и царевичу часто доводилось его видеть. Он был высок, широкоплеч, лет тридцати пяти, с коротко стриженными волосами и лихо закрученными усами.

Пан Адам, в свою очередь, приметил молодого сокольничего: тот держал себя почтительно, но с достоинством, без подобострастия и угодничества. «Ему бы самому князем быть», – не раз думал Вишневецкий, глядя на гордую осанку юноши.

Несмотря на частые встречи с паном Адамом, возможности открыться ему все не представлялось. Время шло, со дня отъезда Димитрия из монастыря минуло два года, а он ни на шаг не приблизился к своей цели. Устав ждать счастливого случая, царевич решил действовать сам.

В августе 1603 года княжеского духовника позвали к умирающему слуге. Войдя в прохладную комнату, которая располагалась в подвале Брагинского замка, он увидел лежащего на кровати бледного юношу. Священник осторожно подошел и сел на стоящий рядом с постелью стул.

Наблюдая за ним из-под ресниц, Димитрий мысленно улыбнулся: «Какое горестное выражение лица… Он меня жалеет. Не зря я двое суток не ел и не спал, выгляжу хуже некуда».

Он открыл глаза и тихо заговорил:

– Похоже, отец, пришел мой смертный час. Я хотел бы покаяться в своих грехах.

– Говори, сын мой.

– Я называл себя ложным именем и всю жизнь вынужден был скрываться. Меня зовут не Иван Прохоров. Я – Димитрий, сын царя московского Иоанна. Дядья мои и братья Романовы обманом заменили меня похожим мальчиком, который и был убит. И грех этот, батюшка, мучает меня всю жизнь.

Димитрий говорил долго, и хотя голос его был слаб и часто прерывался, история казалась весьма убедительной. Закончив свой рассказ, он добавил:

– Прошу тебя, отец, исполни мою просьбу: в изголовье моей постели спрятаны бумаги, передай их князю, когда я умру. Пусть убедится, что слова мои правдивы, и похоронит меня с почестями, достойными особы царской крови. Коли не дал мне Господь жить в соответствии с моим положением, так пусть хоть после смерти получу я то, чего достоин.

Ошарашенный духовник пробормотал приличествующие случаю слова, покинул «умирающего» и тут же направился к князю Вишневецкому.

Пан Адам был человеком умным и проницательным, а потому не спешил верить в рассказ сокольничего. Но не мог не вспомнить: он сам, глядя на юношу, не раз думал, что держится тот достойнее многих знатных особ. Живя на границе Московии, Вишневецкий знал о слухах про выжившего царевича, слышал и о том, что Романовы по надуманной причине были сосланы. Сложив все воедино, он решил, что по меньшей мере история эта заслуживает внимания, и отправил к Димитрию лакея с заданием незаметно вытащить бумаги. Другого слугу он послал за лекарем.

Царевич лежал, повернувшись к стене, когда дверь тихонько приоткрылась. Он замер, притворившись спящим. Через несколько мгновений он почувствовал, как чья-то рука осторожно обыскивает изголовье кровати. «Сработало!»