Читать книгу "Русалка и миссис Хэнкок - Имоджен Гермес Гауэр"

– Мистер Хэнкок, – шепчет она. – Мистер Хэнкок, проснитесь.

Белая фигура пробует дверь, но та заперта. Она опять гремит ручкой и испускает жалобный потусторонний стон. Потом двигается вокруг строения, словно в поисках другого входа.

– Мистер Хэнкок! – Анжелике очень не хочется отходить от окна, но вот она уже нашаривает в темноте плечо мужа.

– В чем дело? – спрашивает он, сонно моргая.

– Там! – шепчет Анжелика. – Посмотрите!

Мистер Хэнкок наклоняется рядом с ней, и они двое, щека к щеке, смотрят в окно.

– О… – говорит он. – Это же Сьюки.

Да, так и есть. Девочка, одетая в тонкую белую сорочку, медленно и осторожно обходит летний домик, водя ладонями по стене. Она возвращается к двери и с размаху бьет в нее ногой – мистер и миссис Хэнкок слышат глухие удары. Она бьет снова и снова, потом наваливается на дверь плечом.

– Она ее выломает!

Ветер доносит до них пронзительный, горестный стон Сьюки, продолжающей колотить в дверь руками и ногами. Ни секунды больше не мешкая, Хэнкоки выбегают из комнаты и бросаются вниз по лестнице. В темноте Анжелика оступается и едва не вывихивает руку, которой крепко вцепляется в перила, чтоб не упасть, но она даже не замечает боли и несется босиком через холл, ни о чем думая. Супруги с грохотом распахивают французское окно, ведущее из гостиной на каменное крыльцо, и выскакивают из дома с громкими криками «Сьюки! Сьюки!».

Сначала они не видят девочку и стремглав бегут через лужайку, тяжело задыхаясь от непривычных усилий. «Где ты, Сьюки? Не ходи туда!» – кричит Анжелика, летя по траве в развевающейся ночной одежде. Муж неуклюже бежит впереди, пыхтя и отдуваясь. Вот он уже скрывается в густой тени за летним домиком – и сдавленно ахает. Сьюки Липпард, в мокрой от росы сорочке, сидит там на корточках, душераздирающе стеная от горя. После отчаянных попыток выбить дверь костяшки у нее ободраны, на босых ногах синяки и ногти обломаны до мяса. Мистер Хэнкок валится на колени рядом с ней и заключает в объятия. Она дрожит от холода и давится рыданиями. Кожа у нее просто ледяная, но, когда мистер Хэнкок пытается поднять девочку, она исступленно визжит: «Нет! Не трогайте меня! Нет, нет, мне нужно войти туда! Я должна войти!»

Он не привык таскать тяжелые грузы – особенно такие, которые извиваются, брыкаются, царапаются и больно пинаются костлявыми ногами, когда наконец умудряешься взвалить их на плечо. Но тем не менее он с трудом шагает вверх по склону, кряхтя от натуги, весь багровея, ощущая бешеное биение жилки на виске. Анжелика семенит рядом, а Сьюки простирает руки к летнему домику и воет так, словно ее похищают у родной матери.

– Тише, тише, – успокаивает Анжелика. – Все будет хорошо.

– Нет! Пустите меня обратно!

– Тебе сделается лучше, когда мы уйдем подальше оттуда.

Но Сьюки разражается рыданиями с новой силой.

– Нет! Мне никогда не сделается лучше! Только там на душе у меня становится спокойно. Пожалуйста, прошу вас, пустите меня!

– Несите ее в дом, скорее, – говорит Анжелика, и мистер Хэнкок со всей возможной поспешностью поднимается по ступенькам крыльца.

При свете свечей, торопливо зажженных в спальне, девочка представляет собой ужасное зрелище: губы у нее синие, кожа пятнисто-серая, ногти фиолетовые от холода, будто она только что тонула в штормовом Северном море, а не бродила в саду росистой летней ночью. Бедняжка вся покрыта синяками и кровавыми ссадинами, и, когда Анжелика стягивает с нее мокрую сорочку и закутывает в одеяла, она сразу вся обмякает, точно мышь, спасенная из когтей кошки, глаза у нее стекленеют, челюсть вяло отвисает. Сьюки не просто угнетена, но совершенно раздавлена. В ней нет ни малейших признаков жизни. Когда мистер Хэнкок пробует заговорить с ней или влить ей в рот капельку глинтвейна, она в полном изнеможении отворачивает лицо и закрывает глаза.

– О господи… – Анжелика сгорбившись сидит у кровати, растирая ледяные пальцы девочки. – О господи, неужели это я натворила такое?

Мистер Хэнкок стискивает плечо жены и хрипло произносит:

– Не вы – я.

– Нет-нет, вы просто привезли мне то, что я просила.

– Мне не следовало привозить ее сюда.

– А мне следовало поступить иначе, когда я ее обнаружила. Ах, сэр, неужели Сьюки умрет из-за нее? Она такая холодная, такая неподвижная.

Однако доктор, прибывший перед самым рассветом, пощупавший слабый пульс девочки, осмотревший разбитые костяшки и сломанные ногти на ногах, лишь приподнимает бровь и кратко сообщает:

– Нервное расстройство. Ночные блуждания, вспышки гнева, нанесение себе телесных повреждений – такое часто наблюдается у барышень ее возраста, хотя причины столь подавленного состояния мне лично совершенно непонятны.

– Но чем же можно ей помочь? – раздраженно спрашивает Анжелика.

– Я пропишу хорошее снотворное. Но вы должны обращаться с ней построже. Она у вас наверняка избалована. Вы, так сказать, вырубите дубину на свою спину, если не приструните свою племянницу. Сильные страсти в девочке доставляют окружению много беспокойств, но во взрослой женщине они просто невыносимы. Обуздайте ее сейчас, миссис Хэнкок, пока она не приобрела дурную репутацию.

– Ничего подобного мы делать не собираемся! – сердито отрезает Анжелика, и доктор, прощаясь, с сочувствием смотрит в глаза ее мужу.

Когда Сьюки наконец засыпает, Анжелика скрещивает руки на груди и говорит:

– Мы должны положить конец этому. Немедленно. Пойдемте со мной.

Они накрывают девочку еще одним одеялом и на всякий случай запирают комнату снаружи, после чего спускаются в холл и через дверь для прислуги проходят в заднее помещение, где на стене висят в ряд кожаные пожарные ведра.

– Снимите несколько, – велит Анжелика, которая из-за своего малого роста не может до них дотянуться. – Живее, живее. Не я должна вами командовать, а вы – мной.

Они выходят на лужайку, неся по два ведра каждый.

Небо уже приобрело зеленоватый оттенок, ближе к горизонту переходящий в синий, потом в ярко-белый и, наконец, в густо-оранжевый цвет спелого абрикоса. Над рекой вдали стелется туман. В саду расцветает утро: маргаритки разворачивают лепестки навстречу солнцу и пчелы жужжат в разросшихся розовых кустах.

– Странный же свадебный подарок вы преподнесли мне, – задумчиво произносит Анжелика, когда они приближаются к летнему домику. – Живую тварь, слишком несчастную, чтобы кому-либо ее показывать. Диковинное существо, настойчиво внушающее нам, что наши мечты неосуществимы. Дайте мне ключ.

– Что вы задумали? – с подозрением спрашивает мистер Хэнкок, но тотчас ставит ведра на землю и послушно отцепляет ключ от связки.

Ведущая вниз лестница чисто вымыта, ступени выровнены и закреплены строительным раствором, чтоб не осыпались под ногами. Сводчатые помещения внизу теперь не затхлые: после тщательной уборки воздух здесь свежий, и от расстеленных на кирпичном полу ковров исходит запах камфоры. К стенам крепятся многочисленные канделябры, и Анжелика переходит от одного к другому, зажигая все свечи.