Читать книгу "Откуда приходят герои любимых книг - Юлия Андреева"

Катаев упоминает о романе Ирен с его гимнастическим приятелем, возможно, он мстил впоследствии ей за эту измену, или на судьбу их отношений повлиял отец-генерал. В романе «Зимний ветер» Катаев вывел Константина Гавриловича как генерала и отца Ирен и затем, должно быть, из мести «расстрелял» (в действительности последний эвакуировался). В романе «Зимний ветер» Катаев выступает под именем Петя Бачей, Ирен же, как и была — дочь генерала. Имена ее сестер не изменены. Разрыв с Ирен приобрел политическую окраску: «Теперь кончено. Россия должна быть только монархией и ничем другим. А всех большевиков во главе с Лениным надо вздернуть на первой осине», — говорит Ирен и стреляет в Петю из дамского револьвера, но не попадает. Тогда он «несколько раз с наслаждением и злорадством хлопнул ее по щекам, приговаривая:

— Ах ты дрянь, ах ты генеральская тварь…

Она тонко завыла от боли и унижения и побежала по аллее, закрывая лицо руками. Черная вуаль зацепилась за сучок и повисла на кусте, с которого посыпался иней…».

Заметьте, «Зимний ветер» написан в 1960 г., к тому времени Катаев не видел Ирен 40 лет!

Неудивительно, что роман, написанный давним знакомым, дошел до сестер Алексинских, и вскоре они написали его автору все, что думали, и о его произведении, и об образе их дорогой покойной сестры, которую он вывел в романе злобной тварью.

«Дорогие „сестры А“! — отвечал Катаев.

Вы неправы, обвиняя меня в том, что я вывел в своем романе „Зимний ветер“ вашу семью. Это недоразумение, основанное на деталях… Ваши имена не столь самобытны, чтобы служить прямым указанием на семью… Вы должны понять, что у писательства есть свои великие законы, которые очень трудно перешагнуть».

Да, конечно, Инна, Ира, Шура, Мура — наверное, очень популярные в России имена, особенно в этом сочетании и с точными указаниями их возраста и того, что Шура и Мура близняшки. Так что это не объяснение, а отписка.

Удивительно другое, как можно столько времени держать в себе злость?!

В «Юношеском романе» наряду с Миньоной (Ирен) упоминается Ганзя, в которую юноша «безнадежно и горько» влюблен в то же время, когда встречался с Ирен. Целое исследование этой личности провел журналист Константин Васильев в статье «Римлянка-изгнанница» (журнал «Одесса», 1997, № 2).

Прототипом Ганзи стала Зоя Корбул. «Родная сестра Зоиного мужа подтвердила, что Катаев нарисовал ее точно: глаза „карие, какие часто встречаются у молдаванок“, волосы „темно-каштановые с еле заметным золотистым отливом“, невысокая — „неизвестно, как было заложено в меня тяготение к девушкам небольшого роста, как говорилось тогда, Дюймовочкам“. Но любил он ее не за внешность. Он никак не мог описать ее прекрасную неуловимость. Неосуществленное, связанное с ней, какое-то обещание счастья томило его всю жизнь» (Сергей Шаргунов. «Катаев. „Погоня за вечной весной“»).

Зоя Ивановна Корбул родилась 6 августа 1898 г. на Днепре. «По семейному преданию, их род брал начало от римского полководца Кобулона». Катаев придумал фамилию Траян не случайно: Марк Ульпий Траян — блестящий римский полководец. «Судьба привела меня, наконец, к Траянову валу, где я решил умереть, как скиф, отвергнутый римлянкой».

Зоя училась в одесской частной гимназии О.С. Белен-де-Баллю. В 1915-м она поступила на историко-филологический факультет Одесских высших женских курсов.

Что это был за роман? Судя по всему, Катаев куртуазно любовался девушкой со стороны, так что она вышла замуж, родила ребенка и позже уехала с семьей в Константинополь, возможно, так и не узнав о том, что в нее был влюблен поэт. Впрочем, посетив Америку во второй раз, он написал Зое: «С Новым годом. Неужели у Вас нет потребностей написать мне?». Получается, что она не могла не знать о его любви. Возможно, как и другие «возлюбленные» Валентина, Зоя время от времени получала очередное стихотворение в свой альбом, может быть, была переписка, которая просто не дошла до нас. Но если они действительно любили друг друга, почему тогда не поженились? Отчего судьба разбросала их по свету? Скорее всего, Зоя хоть и знала о чувствах Катаева, попросту не придавала им большого значения. Поэт, регулярно влюбляющийся в самых разных девиц, вряд ли может надеяться на то, что его будут воспринимать серьезно. Или пересилило новое чувство к человеку, за которого она вышла в конце концов замуж.

Финал этой истории оказался совершенно в духе высокой поэзии. Зоя и Валентин умерли в один день.

Людмила Рафаиловна Гершуни. Родилась в Одессе 27 ноября 1901 г. Отец — одесский 2-й гильдии купеческий сын Рафаил Хаимов Гершуни, мать — Эйдля. Валентин и Людмила поженились 12 мая 1921 г. в одесском отделе ЗАГС. По невыясненным причинам Катаев скрывал этот брак, длившийся всего лишь 8 месяцев. «Лущик и Розенбойм утверждали: „После разрыва с Катаевым она покончила с собой…“»[124].

«Катаев никому не говорил о Людмиле, — писал в книге «Катаев. „Погоня за вечной весной“» Сергей Александрович Шаргунов, — об этом браке дети Катаева впервые услышали от меня…

Розенбойм вспоминал, что, когда в 1982 году он задал Катаеву вопрос о Гершуни, тот вскинулся: „Откуда вы знаете?!“».

Тот же С. Шаргунов выносит предположение, что именно о Л. Гершуни написаны эти строки:

Но одной я ночи не забуду, Той, когда зеркальным отраженьем Плыл по звездам полуночный звон, И когда, счастливый и влюбленный, Я от гонких строчек отрывался, Выходил на темный двор под звезды И, дрожа, произносил: Эсфирь!

Анна Сергеевна Коваленко — вторая жена В. Катаева, но так как Валентин Петрович никогда не рассказывал о своем первом неудачном браке, в энциклопедиях считается первой. Они познакомились в 1919 г., в ту пору Анна была гимназисткой.

И там вдалеке у фонтана, Где дышится всем так легко, Впервые увидел вас, Анна Сергеевна Коваленко.

С Анной они поженятся в Москве в 1923 г.

«Может быть, эта любовь — как и все в мире — не имела не только конца, но не имела начала. Она существовала всегда».

Их очень много. Их — избыток. Их больше., чем душевных сил, — Прелестных и полузабытых, Кого он думал, что любил.

Они его почти не помнят, И он почти не помнит их, Но, Боже! — сколько темных комнат И поцелуев неживых.

Какая мука дни и годы Носить постыдный жар в крови И быть невольником свободы, Не став невольником любви.

Клавдия Заремба, она же Лазарева, она же Ирен. Возможно, в первый раз она появляется в образе «маленькой голодной царицы», поджавшей «сизые от купания губы»? — чудесный образ, величественный, трагикомичный, хищный! В «Траве забвения» Клавдия выступает как непримиримая большевичка, которая предает влюбленного в нее офицера, как, впрочем, предавала и Ирен из «Зимнего ветра», выдохнувшая: «Убейте его, он изменник».