Читать книгу "Откуда приходят герои любимых книг - Юлия Андреева"

Далее А. Жданов в своем докладе снова говорит об «окопавшемся в тылу Зощенко»: «Зощенко выворачивает наизнанку свою подлую и низкую душонку» (о повести «Перед восходом солнца») и так далее. Неудивительно, что Зощенко исключают из Союза писателей, его перестают печатать, его имя полностью вычеркнуто из отечественной литературы. С этого момента даже при издании зарубежных произведений, переведенных М. Зощенко, имя переводчика не указывалось. Тем не менее в переводе Зощенко вышли книги А. Тимонена «От Карелии до Карпат», М. Цагараева «Повесть о колхозном плотнике Саго» и две виртуозно переведенные повести финского писателя М. Лассилы — «За спичками» и «Воскресший из мертвых».

Теперь, не имея возможности жить с публикаций, Зощенко снова взялся за башмачное ремесло.

Только после смерти И. Сталина встал вопрос о восстановлении Зощенко в Союзе писателей, этим вопросом занимались Симонов и Твардовский. Но если Твардовский ратовал за термин «восстановление», то Симонов предлагал принять заново и только по произведениям, изданным после 1946 г., так как все прежнее принято было считать литературным хламом, иными словами, Зощенко мог вступить, но только как переводчик.

В результате его приняли в 1953 г., и уже в мае 1954 г. Зощенко и Ахматову приглашают в Дом писателя для встречи с группой студентов из Англии.

Оказалось, что английские студенты настаивали на том, чтобы им показали могилы Зощенко и Ахматовой, на что им ответили, что в самом скором времени обоих писателей им предъявят живьем. Там же на откровенный вопрос, как писатели относятся к губительному для них постановлению 1946 г., Зощенко ответил, что с оскорблениями в свой адрес он не может согласиться, он русский офицер, имеющий боевые награды, в литературе работал с чистой совестью, его рассказы считать клеветой нельзя, сатира была направлена против дореволюционного мещанства, а не против советского народа. Этой речью писатель вызвал на себя вторую волну возмущения: «Зощенко не исправился, а наоборот укрепил свои позиции».

Через месяц состоялось собрание, на котором Зощенко обвинили в том, что он осмелился публично заявлять о несогласии с постановлением ЦК. Симонов и Кочетов пытались уговорить Зощенко «покаяться».

«Я могу сказать — моя литературная жизнь и судьба при такой ситуации закончены. У меня нет выхода. Сатирик должен быть морально чистым человеком, а я унижен, как последний сукин сын… У меня нет ничего в дальнейшем. Ничего. Я не собираюсь ничего просить. Не надо мне вашего снисхождения — ни вашего Друзина, ни вашей брани и криков. Я больше чем устал. Я приму любую иную судьбу, чем ту, которую имею»[123].

В 1955 г. Зощенко обратился в Ленинградское отделение Союза писателей с заявлением предоставления пенсии, но получил ее только через три года, незадолго до смерти.

Последние годы жизни писатель провел на даче в Сестрорецке. Скончался 22 июля 1958 г. в 0:45, умер от острой сердечной недостаточности. Похоронен в Сестрорецке, так как хоронить писателя на «Литераторских мостках» Волковского кладбища власти запретили.

ДОНЖУАНСКИЙ СПИСОК ВАЛЕНТИНА КАТАЕВА

Когда мы говорим, что Булгаков запретил сестре выходить замуж за Катаева, чем разрушил их любовь, не стоит забывать, что синеглазка при этом не кинулась в пруд и не приняла яд, а, повздыхав немного, вполне благополучно вышла замуж за другого человека. Что же до Катаева, отсутствие денег у последнего — это, на самом деле, полбеды. Булгаков отлично знал злобный, мстительный характер новоявленного жениха, да и влюблялся юноша во всех встречных барышень без исключения. Женщины сходили с ума по Катаеву. Вот, к примеру, что писала о Валентине Петровиче его третья жена Эстер: «Он был необыкновенно красив, рыцарствен, галантен, а главное — в каждую минуту интересен».

Был он влюблен и в сестру своего друга Юрия Олеши — Ванду. «В предсмертном бреду, она часто произносила мое имя, даже звала меня к себе» (Катаев ссылается здесь на свидетельство самого Олеши: «Умирая в 1919 году от тифа, Ванда звала Валентина Катаева, буквально умерла с его именем на устах»).

Так что, возможно, в чем-то Булгаков прав.

К примеру, в 1913 г., Валентин познакомился с сестрами Алексинскими — Инной, Ириной, Шурой и Мурой. Влюбился в Ирину «Ирина Константиновна Алексинская родилась 5 мая 1900 года. Отец — генерал-майор артиллерии, мать — любительница музыки и поэзии. Болезненная девочка, в отличие от сестер, получила домашнее образование, рисовала, писала стихи, играла на рояле — в доме образовалось что-то вроде салона или „кружка поклонников“. Шура вспоминала, что Катаев „влюбился в сестру с первого взгляда“, так это или не так, однако об Ирен им написано больше, чем о какой-либо другой…», — пишет Сергей Шаргунов в своей книге «Катаев. „Погоня за вечной весной“». Всем своим любимым девочкам/девушкам/женщинам Валентин Катаев посвящал стихи, есть стихи, посвященные Ирине, но главное, что она стала у него прототипом Ирен Заря-Заряниц-кой в «Зимнем ветре» и Миньоны в «Юношеском романе».

«На фотографиях Ирен часто прижимает к себе кошек, в ее круглом личике с большими глазами тоже есть что-то задумчиво-кошачье», и Катаев писал о ее «кошачьем язычке» (в голодные годы она стала лепить из глины и раскрашивать кошек и диковинных монстриков, которых сестрицы продавали «на толчке». На последней карточке 1927 г., где Ирен, уже лежачая, с лицом, как череп, белая кошка поверх одеяла внимательно щурится в объектив). Рожденная в мае, она считала сирень своим цветком. «За то, что май тебя крестил / И дал сиреневое имя…» — писал Катаев, а в другом стихотворении (журнал «Жизнь», 1918, № 1, июнь) объяснялся так:

Твое сиреневое имя В душе как тайну берегу. Иду тропинками глухими, Твое сиреневое имя Пишу под ветками сквозными Дрожащим стоком на снегу…

В ее записной книжке было немало его стихотворных посвящений (некоторые печатались в одесских газетах и даже столичных журналах), но она писала и сама. Вот, к примеру, стихотворение «Поэту — от девочки с сиреневым именем» (адресат назван «возлюбленным»):

Из сиреневой душистой неги Я сплету причудливый букет И тебе его в окошко брошу — Получай, возлюбленный поэт! Отряхнись скорей от сонной лени И, вдыхая запах, — вспоминай: Это та — чье имя из сирени Сплел тебе, для счастья, звонкий май.

Во время Первой мировой Катаев служил в артиллерийской бригаде ее отца, Константина Гавриловича Алексинского. Все знали, что Валентин пишет Ирен полные любви и тоски письма, и представьте, как восприняли окружающие изданное в 1916 г. в журнале «Театр и кино» его же стихотворение «К ногам Люли Шамраевской». Минимум как предательство.

Тем не менее разрыв произошел только в 1918 г. Ночное признание в любви и отказ. Мы не знаем причину, по которой Ирен в конце концов отвергла Валентина. В 1920 г. они увидятся в последний раз, и Ирина отдаст ему пачку писем, полученных с фронта, а в 1927-м умрет от туберкулеза.