Читать книгу "Страхи мудреца. Книга 2 - Патрик Ротфусс"

Но я был готов. Я преодолел рефлекторное желание уклониться. И при этом на миг застыл, не отступая и не наступая.

Разумеется, на это-то Карсерет и рассчитывала на самом деле: на мгновенное колебание, пока я борюсь с желанием сбежать. Она одним-единственным легким шагом подступила ко мне вплотную и схватила меня за запястье. Рука у нее была как железный наручник.

Я, не задумываясь, применил оригинальную двуручную версию «укрощения льва», что показала мне Целеана. Идеальный вариант для девочки, борющейся со взрослым мужчиной или для музыканта, пытающегося вырваться из рук адемской наемницы, которая намного сильнее его.

Я сумел освободить руку, а незнакомый прием заметно выбил Карсерет из колеи. Я воспользовался этим и проворно нанес удар «посевом ячменя», резко хлестнув костяшками пальцев по внутренней стороне бицепса.

Удар вышел не особенно сильный — дистанция была слишком короткой. Но, если бы мне удалось попасть в нерв, рука у нее бы онемела. Это не только ослабило бы ее левую сторону, но еще и усложнило бы выполнение всех элементов кетана, требующих двух рук. А это значительное преимущество.

Поскольку мы по-прежнему оставались на короткой дистанции, я сразу вслед за «посевом ячменя» выполнил «вращающийся жернов»: коротко и сильно толкнул Карсерет, чтобы она потеряла равновесие. Мне удалось упереться в Карсерет обеими руками и даже сдвинуть ее сантиметров на десять, однако равновесия она отнюдь не потеряла.

И тут я увидел ее взгляд. Я-то думал, она и прежде на меня злилась, но это все было ничто. А вот теперь я сумел по-настоящему ее ударить. И не один раз, но дважды. Варвар, приступивший к учебе меньше двух месяцев тому назад, дважды сумел ударить ее, да еще на глазах у всей школы!

Я просто не возьмусь описать, как она выглядела. А даже если бы и взялся, на вас это не произвело бы должного впечатления: ее лицо по-прежнему было почти совершенно бесстрастно. Вместо этого скажу вам одно. Я еще никогда в жизни не видел человека в подобном гневе. Амброз. Хемме. Денна, песню которой я раскритиковал, маэр, которому я бросил вызов. Все они были как бледные свечки по сравнению с пламенем кузнечного горна, что бушевало в глазах Карсерет.

Но даже в пылу самой буйной ярости Карсерет по-прежнему сохраняла полный контроль над собой. Она не стала бешено размахивать руками или орать на меня. Она держала все слова при себе, пережигая их, как топливо.

Я не мог победить в этом бою. Но мои руки, приученные сотнями часов тренировок, двигались автоматически, стремясь воспользоваться преимуществом, которое давала мне короткая дистанция. Я шагнул вперед и попытался схватить ее за руку, чтобы сделать «взметнувшийся гром». Она взмахнула руками, отбивая атаку, и ударила ногой, делая «лодочника у причала».

Думаю, она не рассчитывала попасть. Более опытный противник непременно бы уклонился или заблокировал удар. Но я слегка оступился, потерял равновесие и замешкался. Поэтому ее стопа уперлась мне в живот и толкнула меня.

«Лодочник у причала» — это не резкий удар, рассчитанный на то, чтобы ломать кости. Это толчок, предназначенный для того, чтобы заставить противника потерять равновесие. А поскольку я уже и так потерял равновесие, меня он сбил с ног. Я с размаху рухнул на спину, откатился и остался лежать, неловко разбросав конечности.

Ну, и конечно, кто-то скажет, что я сильно ушибся и слишком растерялся, чтобы подняться на ноги и продолжать бой. А кто-то скажет, что хотя мое падение и выглядело зрелищно, однако ушибся я не так уж сильно и что мне случалось вставать на ноги и после более тяжелых ударов.

Лично я думаю, что грань между растерянностью и хитростью порой бывает довольно тонкой. Ну а насколько тонкой, я, пожалуй, предоставлю решать вам.

ГЛАВА 127

ГНЕВ

— Чем же ты думал? — осведомился Темпи. Разочарование. Резкий упрек. — Каким дураком надо быть, чтобы бросить меч?

— Она же первая его бросила! — возразил я.

— Да, только затем, чтобы тебя обдурить! — сказал Темпи. — Это была ловушка.

Я пристегивал ножны Цезуры так, чтобы рукоять оказалась у меня за плечом. После того как я проиграл бой, никаких особых церемоний не проводилось. Магуин просто вернула мне меч, улыбнулась и похлопала меня по руке, как бы утешая.

Я посмотрел вниз, на медленно рассасывающуюся толпу, и ответил Темпи вежливым недоверием.

— Что же, я должен был оставить при себе меч, когда она была безоружна?

— Да! — полное согласие. — Она же впятеро более сильный боец, чем ты! Если бы ты оставил меч, у тебя, может, и был бы шанс.

— Темпи прав, — раздался у меня за спиной голос Шехин. — Летани требует знать своего врага. Если уж бой неизбежен, разумный боец пользуется любым преимуществом.

Я обернулся и увидел, как она спускается по тропе. Рядом с ней шла Пенте.

Я сделал жест «вежливая уверенность».

— Если бы я оставил меч и победил, Карсерет оказалась бы в дураках, а ко мне люди стали бы испытывать неприязнь за то, что я получил ранг, которого не заслуживал. А если бы я оставил меч и проиграл, это было бы унизительно. Так или иначе, это отразилось бы на мне дурно.

Я обвел глазами Шехин и Темпи.

— Я прав или ошибаюсь?

— Ты не ошибаешься, — сказала Шехин. — Но и Темпи не ошибается.

— Всегда следует стремиться к победе, — сказал Темпи. Твердо.

Шехин обернулась к нему.

— Главное — успех, — сказала она. — Для того чтобы преуспеть, победа нужна не всегда.

Темпи жестом изъявил «почтительное несогласие» и открыл было рот, чтобы что-то ответить, но Пенте перебила его:

— Квоут, ты не поранился во время падения?

— Не особенно, — сказал я, осторожно поведя плечами. — Так, наверно, несколько синяков.

— А у тебя есть, что к ним приложить?

Я покачал головой.

Пенте шагнула вперед и взяла меня под руку.

— У меня дома все есть. Пусть эти двое стоят и рассуждают о летани. Нужно же кому-то позаботиться о твоих ушибах!

Она держала меня под руку левой рукой, и оттого ее слова получились странно безэмоциональными.

— Да, конечно, — сказала Шехин, помедлив, и Темпи поспешно выразил согласие. Однако Пенте уже решительно вела меня вниз.

Мы прошли метров триста. Пенте легонько придерживала меня за руку.

Наконец она заговорила на атуранском, со свойственным ей слабым акцентом:

— Ты действительно так сильно ушибся, что тебе требуется мазь?

— Вообще-то нет, — признался я.

— Я так и думала, — сказала она. — Но после того, как я проиграла бой, мне обычно не нравится, когда мне объясняют, как именно я его проиграла.