Читать книгу "Хроники вечной жизни. Проклятый дар - Алекс Кейн"

Внезапно он вспомнил, что Федор Романов говорил про Василия: тот не видел царевича с младенчества и, значит, не подозревает о подмене. А дознание закончилось подтверждением несчастного случая. То есть, кем бы ни был убитый ребенок, для всего мира Димитрий теперь мертв. «Смогу ли я доказать свое происхождение? Конечно, ведь моя мать и другие родичи живы. Да и Романовы в случае надобности подтвердят, что я царевич. Ведь для того они меня и спасли, чтобы отблагодарил их, когда сяду на престол».

Мысль о том, что он сможет претендовать на трон самой огромной в мире страны, буквально сводила с ума. «Да и какой страны! Армия сильнейшая, народ богобоязненный, верный, женщины красивы как на подбор! И все это будет под моей властью, все подчинится моей воле!»

Немало времени понадобилось Димитрию, чтобы свыкнуться с мыслью о своем царском происхождении и будущем могуществе. Конечно, он жил при дворе французских королей, считался кузеном Екатерины и дядей ее детей, но всегда помнил, что это лишь удачная выдумка, позволившая ему занять высокое положение. По сути, он оставался сыном перчаточника. Но теперь все было по-другому. Волею случая он присвоил тело настоящего царевича и сейчас все больше ощущал себя сыном русского государя. Все чаще грезил он о будущей безграничной власти.

* * *

Между тем время шло, дни складывались в месяцы, а месяцы – в года. Димитрий рос, внешне все более превращаясь в послушника, но в душе призвания к служению не имел. Он все время ждал, когда появятся Романовы и призовут его на царство. Хотя, конечно, было понятно, что, пока царь Федор жив, ожидать этого не приходится.

Со временем Димитрий стал подмечать изменения в своем характере. Ему не сиделось на месте, все время куда-то тянуло, он то и дело нарушал устав монастырской братии, его часто наказывали, но это не помогало. В нем бушевала страсть к авантюрам и какая-то бесшабашная, граничащая с безумием удаль. Чем дольше он учился, чем глубже постигал православие, тем сильнее верил, что ему, царевичу, ничто не страшно, что он Богоизбранный и Господь охранит его от любых опасностей. Ему даже стало казаться, что он не вполне человек. Нет, он выше, раз уж он бессмертен, волен отнять жизнь у любого, да еще по совершенной случайности вселился именно в царевича. «Это не может быть совпадением, – размышлял он в восторженном исступлении, – определенно, я больше, чем человек. Я высшее существо!»

* * *

Вечером 7 января 1598 года Михаил Никитич Романов приехал к старшему брату Федору в знаменитые на всю Москву белокаменные палаты в Зарядье. Выскочив из саней и поеживаясь от трескучего мороза, он почти бегом направился к дверям.

Внутри стены и потолок палат были щедро украшены росписью, узкие окна с полукруглым верхом забраны резными решетками, лавки вдоль стен обиты красным бархатом. Хозяин восседал за длинным дубовым столом, заставленным кувшинами, блюдами, жбанами и кубками. Федор, увидев брата, улыбнулся и указал на обитый тисненной кожей стул, приглашая присоединиться к трапезе. Но тот, жестом велев слугам выйти, с ходу выпалил:

– Царь умер!

Федор Никитич ахнул, перекрестился на красный угол, пробормотав поспешно: «Покой, Господи», и нетерпеливо спросил:

– Кого наследником оставил?

Михаил развел руками:

– Никого. Сказал – на все воля Божия, с тем и преставился.

Глаза старшего брата блеснули. Опустив голову на грудь, он задумался. Михаил налил себе медовухи, выпил и сказал:

– Федор, надо срочно за Димитрием ехать.

– Погодь.

– Да чего годить? Объявим, что он жив, да надежных людей в Ростиславль пошлем. Наше время начинается, царь всю жизнь будет нам благодарен за спасение.

– Не торопись, Михаил, с этим всегда успеется.

– Что ты задумал?

Федор молчал. Казалось, в уме он просчитывает возможные варианты.

– Допустим, – наконец начал он, – что Димитрия нет. Кого тогда могут выбрать?

– Ну-у… Годунова могут. Тебя могут. Князя Мстиславского, Богдашку Бельского аль Шуйского.

– Нет, Бельский с почившей династией сродства не имеет, так что вряд ли осмелится… Федька Мстиславский, конечно, фигура видная, первый боярин в думе, но до меня ему далеко.

– Не пойму, куда ты ведешь?

– А вот куда, братец. Из всех бояр только три человека всерьез будут на трон претендовать – я, Василий Шуйский да Бориска. И шанс у меня неплохой. Так зачем же от нашего счастья отказываться да Димитрия звать?

Михаил в изумлении отпрянул:

– Да что ты, Федор? Да как же? Димитрий – царь наш законный, не можем мы его предать.

Федор Никитич нетерпеливо тряхнул головой:

– Ты вот что, Михаил. Сейчас отправляйся к братьям нашим и скажи им, чтобы про Димитрия ни слова. Наоборот, пусть бояр подговаривают за меня высказываться. Повалим Бориску и заживем! Династию Романовых приведем на престол!

– Да в уме ли ты, братец?

– Ты мне всегда доверял и сейчас доверься. Все будет как нужно. Езжай к Алексашке, Ваньке, Василию, в общем, ко всем нашим. И строго-настрого вели, чтоб рот на замке держали. А я к Щелкаловым поеду, авось договорюсь с ними.

– В Кремль тебе надо, там все бояре ныне.

– Что ж, добро, туда и поеду. Лишь бы с патриархом не встретиться. Уж этот точно Бориску поддержит. А потом к Щелкалову.

Михаил сокрушенно покачал головой. Конечно, стать членом новой царской династии ох как соблазнительно… Но как же Димитрий? «Нехорошо, совсем нехорошо».

Видя его колебания, Федор подошел к брату и похлопал его по плечу:

– Не думай плохого, мы царевича не обидим. Коли будем видеть, что Годунов нас осиливает, тут же про него и скажем. В конце концов, все одно, что мы, что Димитрий на троне, лишь бы не Бориска, ханское отродье.

– Не лежит у меня душа к такому лживому делу, Федор.

– Сам подумай, что для Руси лучше. Я человек опытный, в летах, а Димитрий что? Юнец-послушник, сколько ему сейчас годков-то, пятнадцать? Он небось уже и помнить не помнит, от чьего семени рожден. Ну что он хорошего может сделать? Где ему понять чаяния людей? Да к тому ж, сам знаешь, он сын от шестого брака Иоанна, невенчанного. Половина бояр его и за наследника-то не признает. Объявится он, а тот же Годунов повелит его схватить. И либо смерть ему будет, либо смута на Руси, ежели кто из бояр за него встанет.

Тяжело вздохнув, Михаил кивнул:

– Это да. Ладно, давай попробуем. Но помни, Федор, отрока я в обиду не дам. Пусть живет безмятежно.

Федор Никитич кивнул, серьезно посмотрел на Михаила и положил руку ему на плечо:

– Клятву, брат, даю тебе нерушимую. Ежели стану царем, Димитрия не трону.

* * *

Ранним утром следующего дня князь Василий Иванович Шуйский садился в сани, чтобы ехать в церковь. Лет сорока пяти, среднего роста и телосложения, с длинной окладистой бородой и суровым взглядом, он был одним из знатнейших бояр Руси. Род Шуйских состоял в родстве с Рюриковичами, чем князь Василий очень гордился.