Читать книгу "Телефонист - Роман Канушкин"

– А наш писатель сказал, что вы в Крыму, – поделилась она невинно, хотя ей хотелось кричать. – Дочку проведываете.

– Так съездила уже! – незамедлительно отозвалась Мадам и спохватилась: – Ой, Оленька, спасибо тебе за подарки! Огромное спасибо, милая. Всё подошло, что передавала, дочурке моей. И размер, и цвет. Картинка-девочка!

– Правда? – пролепетала Ольга, тут же заставила голос звучать твёрже. – Я так рада… А что тут-то? Гостите у кого?

Мадам ей смущённо улыбнулась:

– Подлечиться надо чутка. Ты уж меня не выдавай, милая, у вас с ним и без меня хлопот хватает, – вздохнула. – Приболела немного, возраст… У нас же в Крыму медицина, сама понимаешь, – посетовала она и бодро заверила: – Но мир не без добрых людей…

– Это правда, – согласилась Ольга. – Что-нибудь серьёзно? Помощь нужна? Больница есть хорошая…

– Нет, спасибо, всё, что надо, люди делают. Да ты не беспокойся, милая, пустяки! На следующей неделе уже на работу выхожу.

– Вот как? – Ольга словно невзначай открыла коробку, которую крутила в руках, достала длинную спичку. – Он вас уже ждёт не дождётся.

Мадам снова вздохнула:

– Не вовремя я уехала, – в голосе беспокойство. – Но прихватило. А болячки свои напоказ выставлять…

– Так тоже нельзя, Елена Павловна! Не чужие мы вам всё-таки, – Ольга задумчиво посмотрела на спичку в своей правой руке.

Мадам отвернулась за кофеваркой, гейзерное бурление только что закончилось. Камеры повсюду, её давно заметили, и если она не ошибается, у неё в распоряжении всего несколько минут. Ольга медленно, с нажимом провела по воспламенителю. Сперва огонёк зарделся лениво, потом ярко вспыхнул, чёрный внутри с осыпающимися неоновыми искрами по краям. Мадам покосилась на спичку и улыбнулась Ольге:

– Забыла спросить: молоко, сливки?

– Не надо, – Ольга покачала головой. – Елена Павловна, а что вы знаете о своём работодателе?

– В смысле?!

– Сколько вы у него работаете?

– Так три года уже.

– Дольше, чем мы знакомы, верно? – сказала Ольга. – В два раза дольше. И до вашего появления он превращал дом в свинарник.

– Мужики, – усмехнулась Мадам.

Чтобы не обжечь пальцы, Ольга затушила спичку. Взяла новую. Мадам принялась разливать кофе по чашкам. В первую очередь Ольге. Шок мало по малу отпускал её. Она узнала эту чашку. И подносик – Палех. Интересно, где сейчас можно достать такое? Рыжий котёнок, дом, которого не было. Здесь изменилось всё, в этом месте, которое она когда-то так любила. Этого дома не было, долгое время, а потом его отстроили заново. В точности воспроизвели всё. Даже подносик и чашки. Только без фей, одни лишь демоны. Но когда вы практически не ограничены в средствах, вы можете создать это замертвевшее, каменное время. Холодок пощекотал Ольгин затылок. Надо держать себя в руках. Шок проходил, и только сейчас она поняла, насколько была безрассудна. И насколько ей в действительности страшно. Но выхода нет. Ольга зажгла вторую спичку. С еле слышным стоном Мадам вздохнула. На мгновение звук воспламеняемой смеси словно выдавил из пространства другие звуки. Мадам уже наливала кофе себе.

– А ещё он мне рассказывал про вашу бабушку, гадалку, мол, соседи её звали конотопской ведьмой. Правда?

– Да, бабушка была добрая, – улыбнулась Мадам. – Лечила многих… Гадала. Баловалась приворотами.

Эти спички горели долго. Но Ольга тут же затушила одну и взяла новую. И зажгла. Мадам в задумчивости посмотрела на огонь. Затем спросила:

– Что это ты делаешь, Оленька?

Ольга подняла горящую спичку, которой был не страшен ветерок.

– В детстве мы так играли, – пояснила она будто не своим голосом, холодным, жестоким и полным отчаяния. – Поджигали всякую живность. Сначала лягушек. Это было очень смешно.

– Оленька…

– Потом котят, щенков с помойки. И не только. Ведь не только? Правда?

Мадам как-то странно дёрнула головой.

– Три года… Немало. У нас с ним был всего год с небольшим. Как вы это делали?

– Что?

– Рукопись.

– Я не понимаю, Оленька…

Ольга засмеялась, страшно, неприятно:

– Точнее, как ты это делала?

– Не понимаю…

Ольга усмехается, но теперь по-другому. Ей бы остановиться, но она не могла остановиться: порой отчаяние и горечь несправедливости делают нас безрассудно бесстрашными, а потом остаётся только отчаяние. Ольга гасит спичку, тут же зажигает следующую. Шипящий звук, пламя, чёрное внутри…

– Не только котят и щенков. И раздувшихся лягушек. Вот такими в точности спичками. Такие они были?

Мадам, как заворожённая, смотрела на разгорающийся огонёк. Чашка давно уже была полной, и теперь кофе из кофеварки Bialetti переливался через край.

– Не только живность, верно? – тихо сказала Ольга. – А вот и этот самый дом. Помнишь?

– Бабушка была доброй, – монотонно произнесла Мадам.

– Нет, посмотри! Это ведь другой дом. Того давно нет. Он сгорел. До тла!

– Добрая, и доченька пошла в неё…

– Только это были не мы, с этими спичками, от которых не убежать. Не я, верно? Нас не было трое. Это были вы, вдвоём. Это были вы!

Мадам похлопала глазами, на её лбу образовались капризные складки, потом сказала в сторону:

– В неё пошла дочура моя…

– В кого?! – Ольгин смешок вышел зловещим. Не затушив спичку, которую держала в руке, она взяла следующую, зажгла. Мадам быстро, словно украдкой, посмотрела по сторонам. Потом огонёк притянул её взгляд, но стон, сорвавшийся с её губ, теперь прозвучал громче.

– Глазками пошла в неё, – сказала она.

Ольга бросила в траву обе горящие спички, Мадам, косясь, проследила за ними. Ольга тут же вытащила из коробка новую.

– Бабка… – несколько хныкающе произнесла Мадам.

– Да. Конотопская ведьма, и маленькая дочь в Крыму, – согласилась Ольга. И чуть приподнялась, отстранив от себя коробку воспламенителем к Мадам. – Только ничего этого нет! А есть вот это.

И она зажгла эту новую спичку, медленно, а потом подняла на уровень глаз Мадам. И та отшатнулась от неё, как от удара. Глаза её потемнели, и игра пламени словно трансформировала лицо, вычленив какие-то незнакомые черты. Мадам ссутулилась и устало вздохнула.

– Нет, не отворачивайся! – потребовала Ольга. – Три года… Как ты воровала рукописи? Фотографировала? Смотри, такие были спички, правда?

– Не делай этого, – вдруг попросила Мадам. И что-то случилось с её голосом. – Это была не она! Это была я. Она ничего не знает.

Вся недавняя слабость в Ольгиных ногах и эта муть в желудке вернулись. И теперь не холодок, а ощущение жути поднялось по спине к затылку. Потому как что-то случилось с голосом Мадам, женщины, которая только что жаловалась на возраст и связанные с ним болезни. И, наверно, он мог быть так же Ольге знаком, этот голос, как и этот воскресший из прошлого дом. Это был высокий, по-детски звонкий голос совсем юной девушки.