Читать книгу "Тьерри Анри: одинокий на вершине - Филипп Оклер"

Тьерри, без сомнения, обладал природным даром бежать с мячом с неправдоподобной скоростью, но он не владел тем естественным балансом и поразительной способностью контролировать мяч, какие имелись у Денниса Бергкампа – первого среди равных ему в «Арсенале». И позже, когда защитники стали бояться Анри Непобедимого больше, чем любого другого форварда в Премьер-лиге, были времена, когда в майке под номером четырнадцать мелькал простой смертный. Мячи будут отскакивать под неудобным углом от его щитков; пасы, которые он обычно принимал без каких бы то ни было усилий, заканчивались аутом; один штрафной за другим летит выше ворот на несколько метров. Вы понимали, что в его игре всегда будет присутствовать элемент некой «необработанности».

С одной стороны, про Тьерри нельзя говорить экивоками, ему не подходят комплименты, подобно тому, который я слышал от одного коллеги в адрес Фрэнка Лэмпарда – что всему, что англичанин знает и умеет в футболе, можно научить и обучиться. Анри, вполне возможно, гений. С другой стороны, не только его одаренность позволила ему подняться так высоко. Можно заявить, что в его карьере был период, с 2002 по 2004 год, когда Анри имел все законные основания считаться лучшим игроком мира. Многие думали, что он намного больше заслуживает права обладать «Золотым мячом» в 2006 году – тогда трофей достался капитану итальянской сборной Фабио Каннаваро, – эта значимая награда, страстно желаемая Тьерри, так и осталась единственной, которая обошла его стороной. В течение этих блистательных лет, казалось, любой клуб мира готов был выложить за него состояние (и некоторые пытались: 50 миллионов фунтов стерлингов предлагали «Реал» и «Барселона», в 2006 году Дэвид Дейн не принял предложения), любая команда приняла бы его с радостью. Но даже тогда, на пике сил, был ли он самым великим? Я в этом сомневаюсь, ведь Зинедин Зидан тогда еще выходил на поле «Бернабеу»; а тот же Бергкамп играл на стадионе «Хайбери». Если внимательно изучать прогресс Тьерри, то разница между «лучший» и «величайший» (и осознание, что в его случае футбольный мир никогда не уравняет эти две превосходные степени) далека от бескорыстного восприятия. Кроме того, я пойду дальше и скажу: это преследовало и мучило его, и вопреки его любви к статистике ничто не стимулировало его в большей степени, чем обладание очередным рекордом. Чем больше списков он возглавлял, тем ближе подбирался он к футбольному пантеону; либо, если угодно, тем скорее он от него отдалялся, так как становилось ясно: никакое количество наград не может дать ему того особого положения, которое выделяло Беста или Яшина. Для настоящего момента в нашем рассказе о жизни Тьерри, на пороге его карьеры в «Монако», важно понимать одно – никто лучше него самого не осознавал собственных недостатков. Но он также прекрасно понимал, что обладает несокрушимым оружием – скоростью. «Мне это очень нравилось, – рассказывал он весной 2004 года Эйми Лоренс. – Когда ты самый быстрый в школе, то с тобой все считаются [в парижских пригородах это называлось бы «уважением»]. Тебе хорошо, ты чувствуешь себя королем класса! Другие всегда хотят быть с тобой в одной команде. Я очень рано это понял».

Само ясное мнение Тьерри о том, на что он на самом деле способен и чего стоит, могло показаться проявлением чрезмерной «гордости» даже тем, кто его больше всего любил. Вот как Панза рассказывал мне (и помните, он говорил о подростке, у которого только начал ломаться голос): «Тьерри излучал уверенность в себе. Никто и никогда не смог бы подумать, что окружающая обстановка может хоть как-то его переломить. Он выковал свой характер. Он научился выбирать себе друзей, постоянно контролировать ситуацию». Но эта гордость всегда смешивалась с долей смирения, сдержанности. Я рискну сказать, что такая амбивалентность мнений по отношению к Тьерри, столь заметная со стороны тех, кто с ним сблизился, в немалой степени связана с тем, какое из этих качеств брало верх над другим, с той непредсказуемостью, которая с самого раннего возраста была самой предсказуемой чертой его темперамента.

Я помню, как, кажется, весной 2003 года направлялся к выходу из тренировочного центра «Арсенала» в Лондон Колни. В какой-то момент оказалось, что рядом со мной идет Тьерри. Это был один из тех дней, когда солнце играет в прятки, постоянно то исчезая, то появляясь из-за облаков, а ветер, кажется, никак не решится, что делать – то мягко прошелестит над головой, а то вдруг обдаст пронизывающим до костей холодом, а потом еще и добавит из ниоткуда, с ясного синего неба, несколько капель дождя. Мне всегда было странным образом не по себе в компании Тьерри; я не мог его «прочесть», хотя (а может быть, именно поэтому) он всякий раз был удивительно вежлив со мной; тем не менее он следил за тем, чтобы между ним и его хроникером, который пишет о нем дважды в неделю, постоянно имелась некая дистанция. Да, действительно, я начал заниматься футбольной журналистикой много позже моих французских коллег. Во многих из них с двадцатилетнего возраста, если не раньше, «воспитывалось» умение выстраивать «определенные отношения» с будущими звездами футбола. «Экип» и «Франс футбол», на сегодняшний день самые престижные издания в своем роде в моей стране (хотя другие также становились в определенное время весьма влиятельными в области, взять, к примеру, ежедневную газету «Паризьен» и воскресную «Ле журналь дю диманш»), определяли перспективных журналистов и давали им задания следить и освещать события национальных юношеских сборных или каких-то отдельных школ. Футболист, зарабатывающий миллионы, скорее доверится – и даст интервью – тому, кто примерно его возраста и кто делал репортажи об играх, когда тот играл в юношеской команде в турнирах до 17 лет, чем более старшему репортеру, такому, как я. Поэтому я затеял какой-то незначительный разговор про погоду, используя английскую фразу «четыре сезона за один день»; он повторил за мной эту фразу с какой-то мечтательной интонацией, которую я никогда уже не забуду. Затем я ушел с абсолютной уверенностью, что в календаре Анри существует бесконечное множество сезонов и никто не в состоянии предположить, когда один сменяет другой. Его настроение могло поменяться в мгновение ока, быстрее, чем это сумасшедшее небо над головой. В связи с этим мне вспоминаются слова Гилберта Честертона – в одном из своих эссе «Сияние серого цвета» он писал: «В сущности, нигде, кроме Англии, вообще нет погоды». Где-то есть климат; у большинства людей он есть; но Тьерри совершенно точно был человеком-погодой. Быть может, не слишком причудливо звучит мысль о том, что это одна из причин, почему он так любил и любит Англию. «Дождь – это друг футболиста», – сказал он мне однажды. Забудьте о перчатках, о носках, о шарфе-снуде, который много позже дотянется до самой середины носа: я никогда не слышал, чтобы Тьерри жаловался на холодные вечера к северу от Манчестера. Мяч скользит по траве – тем лучше. Ему нравилось разнообразие. Но опять же, тогда он был многогранным человеком, что могло многих раздражать. Некоторые вещи, однако, не меняются.

Безоговорочно должно вызывать восхищение то, что среди других его выделяла отнюдь не физическая форма, но способность критически рассмотреть и проанализировать свою собственную эффективность, им двигала безоговорочная страсть к игре, совершенно незаурядная для столь молодого человека, которую он сохранит до конца своей карьеры. Подросток Тьерри также осознавал, как жизненно важно для него искать хорошего совета. Те, кто предлагал ему свои знания и умения, видели, что к ним прислушаются и испытают благодарность. Возьмите, к примеру, ситуацию с Жаном-Мари Панза. Когда Паскаль Бло брал у Анри интервью для журнала «Экип» сразу же после окончания чемпионата мира – 2002, суперзвезда не испугался заявить о неизвестном «ЖМ» как об одной из ключевых фигур в своей жизни, поставив его рядом с Арсеном Венгером и Жаном Тигана. Буквально до недавнего момента он всегда контролировал, чтобы номер его мобильного телефона (который, как вы уже знаете, он менял все чаще по мере того, как его карьера двигалась вверх) всегда был у его бывшего тренера. Если он приезжал в Париж, то иногда звонил человеку, который нашел в свое время для него кровать на выходные, и работал его шофером, когда Тони не мог садиться за руль. Иногда Анри исчезал из жизни Панза, как это случилось после чемпионата мира в 1998 году, только для того, чтобы потом неожиданно, как снег на голову, появиться вновь. Случилось это в 2006 году, перед финальным матчем Лиги чемпионов. У Панза раздался звонок: «Жан-Мари, это Тити. Ну что, готовы к игре?» – «Что ты имеешь в виду?» – «Мы играем финал в Париже, и вы приходите на игру, я все устроил». И Тьерри действительно имел в виду «все» – для Жаном-Мари оплатили билеты и гостиницу. Я пытаюсь нарисовать портрет Тьерри, не окрашенный лестью, и будут моменты, когда вам станет трудно испытывать к нему симпатию (так же как и мне в свое время); но вот что вы должны иметь в виду: в глубине, в самом сердце характера Тьерри – и слово «сердце» я употребляю не просто так – находятся безотказная память и прочно утвердившееся там поэтому чувство преданности. В Монако этим чувствам суждено было пройти настоящую проверку.