Читать книгу "Изумительный Морис и его ученые грызуны - Терри Пратчетт"

Персики сжала грифель в обеих лапках и тщательно нарисовала: «Крысы не должны убивать друг друга».

Персики немного отстранилась. Да… неплохо вышло… «капкан» – хороший символ для обозначения смерти, а для пущей важности она изобразила еще и мертвую крысу.

– А если все-таки придется? – уточнила она, не отрывая глаз от рисунка.

– Значит, придется, – отозвался Фасоль Опасно-для-Жизни. – Но все равно так нельзя.

Персики грустно покачала головой. Она поддерживала Фасоль, потому что… ну, потому что было в нем что-то такое. Он не отличался ни крупным ростом, ни проворством, он был почти слеп и совсем слаб, и порою он даже поесть забывал, увлекшись очередной мыслью, которая никому прежде в голову не приходила – по крайней мере, никому из крыс. Мысли эти по большей части ужасно раздражали Гуляша – как, скажем, в тот раз, когда Фасоль Опасно-для-Жизни спросил: «Что есть крыса?» – а Гуляш ответил: «Зубы. Когти. Хвост. Бежать. Прятаться. Жрать. Вот что такое крыса».

Фасоль сказал тогда: «Но ведь теперь мы еще и способны задаваться вопросом: «Что такое крыса?» – вот как он сказал! – А значит, мы теперь нечто большее».

«Мы – крысы, – доказывал Гуляш. – Мы бегаем туда-сюда, мы пищим, мы воруем еду, мы делаем новых крыс. Для этого мы созданы!»

«Но кем?» – спросил Фасоль Опасно-для-Жизни, что привело к очередному спору по поводу доктрины о Большой Крысе Глубоко под Землей.

Но даже Гуляш следовал за Фасолью, равно как и другие крысы – такие, как Гуталин и Пончик Вход; и все они прислушивались к его словам.

А Персики, в свой черед, прислушивалась к их разговорам. «Нам даны носы», – объяснял Гуталин своим взводам. Но кто дал крысам носы? Мысли Фасоли Опасно-для-Жизни постепенно просачивались в головы его сородичей, а те и не замечали.

Фасоль придумывал новое мышление. Новые слова. Способы понимать все то, что с крысами происходит. Здоровенные крысы, крысы, покрытые шрамами, прислушивались к жалкому заморышу, потому что Изменение увело их в темноту, и, похоже, один только Фасоль понимал, куда они идут.

Персики оставила его рядом со свечой и отправилась на поиски Гуляша. Тот сидел у стены. Как большинство старых крыс, он вечно жался поближе к стенам, подальше от открытых пространств и слишком яркого света.

Его, похоже, трясло.

– С вами все хорошо? – спросила Персики.

Крыс перестал дрожать.

– Отлично, все отлично, я в полном порядке! – рявкнул Гуляш. – Прихватило меня малость, вот и все, ничего серьезного!

– Я просто заметила, что вы не пошли ни с одним из взводов, – проговорила Персики.

– Я в полном порядке! – заорал старый крыс.

– У нас в поклаже еще осталось немного картошки…

– Не нужна мне жратва! Я в полном порядке!

…А это означало, что с ним действительно что-то не так. Вот почему он не захотел поделиться своими познаниями. Ведь его познания – это все, что у него осталось. Персики знала, как крысы обычно поступают с одряхлевшим вожаком. Она следила за выражением его глаз, когда Гуталин – такой молодой и сильный – говорил со своими взводами, и понимала, что Гуляш думает о том же самом. О, на виду у всех он держался молодцом, но в последнее время все больше отдыхал да прятался по углам.

Старых крыс обычно выгоняли из стаи, они какое-то время перебивались как могли в одиночестве и постепенно сходили с ума. Вскоре появлялся новый вожак.

Персикам очень хотелось втолковать Гуляшу одну из Мыслей Фасоли Опасно-для-Жизни, но старый крыс не любил разговаривать с самками. Он вырос в убеждении, что самки – они не для разговоров.

А Мысль была такова:

Это означало: «Мы – Измененные. Мы – не такие, как Прочие Крысы».

Глава 4

«В приключениях главное – чтобы они не затягивались надолго, а не то, чего доброго, к обеду опоздаешь», – думал мистер Зайка.

Из книги «Приключение мистера Зайки»

Глуповатый парнишка, девчонка и Морис сидели в просторной кухне. То есть парнишка сразу понял, что это кухня: выступающую часть печи с топкой увенчивала громадная чугунная плита, по стенам висели сковородки, а длинный стол был весь изрезан ножом. Вот чего здесь, похоже, недоставало, так это еды – традиционного атрибута любой кухни.

Девочка подошла к металлическому сундуку в углу и, пошарив за воротом платья, извлекла на свет огромный ключ на шнурке.

– Никому доверять нельзя, – промолвила она. – А крысы, эти гадины, крадут в сто раз больше, чем съедают.

– Не думаю, – возразил парнишка. – Самое большее в десять раз.

– А ты внезапно в крысах разбираешься? – усмехнулась девочка, отпирая металлический сундук.

– Не то чтобы внезапно, я многое узнал о них, когда… Ой! Больно же!

– Прошу прощения, – покаялся Морис. – Я тебя, кажется, случайно оцарапал? – И попытался состроить гримасу, красноречиво говорящую: «Не будь дурнем, а?» – что для кота куда как непросто.

Девчонка подозрительно зыркнула на него и вновь отвернулась к сундуку.

– Тут есть немного молока, еще не ставшего творогом, и парочка рыбных голов, – промолвила она, заглядывая внутрь.

– Меня все устраивает, – заверил Морис.

– А как насчет твоего человека?

– А, этого? Да ему любые объедки сгодятся!

– Есть хлеб и колбаса, – сообщила девочка, извлекая молочный бидон из металлического буфета. – К колбасе мы все относимся с недоверием. Вот еще крохотный кусочек сыра, но довольно-таки антикварный.

– Наверное, нам не следует съедать вашу еду, если ее так мало, – запротестовал парнишка. – У нас есть деньги.

– О, мой отец говорит, если мы не будем гостеприимны, пострадает репутация города. Мой отец – мэр, чтоб ты знал.

– То есть он – правительство? – уточнил парнишка.

Девочка воззрилась на него.

– Да, наверное… – отозвалась она. – Хотя сформулировано странновато. На самом деле законы издает городской совет. А мэр просто управляет городом и со всеми спорит. Он, между прочим, говорит, наши пайки должны быть не больше, чем у других людей: в нынешние тяжкие времена мы должны выказывать солидарность. И без того плохо, что туристы перестали приезжать на наши горячие источники, а тут еще худшая напасть – крысы! – Девочка вытащила из огромного кухонного буфета пару блюдец. – Отец говорит, если мы все поведем себя благоразумно, то еды на всех хватит, – продолжала она. – Я считаю, это весьма похвально. Я целиком и полностью согласна. Но мне кажется, после того как ты выказал солидарность, ты имеешь право на небольшую добавку. А на самом деле мы, по-видимому, получаем чуть меньше, чем все прочие. Ты представляешь? Как бы то ни было… значит, ты в самом деле волшебный кот, да? – докончила она, наливая молоко в блюдце. Молоко не столько лилось, сколько медленно сочилось, но Морис был уличным котом, и ему случалось пить молоко с такой богатой внутренней жизнью, что того гляди само уползти попытается.