Читать книгу "Формула Кошачьего царя - Сергей Саканский"

Он нашел нужное место и принялся читать:

– Агара абара гар! Карера бурера бер! Сюбага забага стюб!

Алиска опять засмеялась. Внезапно один из котов повернул голову и посмотрел на Жарова.

– Агара абара гар – шираз! – продолжал Жаров. – Карера бурера бер – гараз! Сюбага забага стюб – атас!

– Там что же – так и написано – атас? – спросил Клюев.

– Какое-то восточное слово. Не мешай, – сказал Жаров. – Агара абара гар – самар! Карера бурера бер – базар!

Меж тем кот отвлекся от миски и медленно пошел к Жарову. Краем глаза он видел, что Алиска уже не смеется. Она с тревогой смотрела в его сторону. Произнесла, протягивая руку:

– Подействовало, смотрите! Он идет.

Жаров вытер тыльной стороной ладони пот со лба. Вся его рука была уже в крови.

– Держись! – воскликнул Ярцев. – Сейчас бросится.

Жаров не двинулся с места. Кот подошел к нему вплотную, и скрылся под раскрытой книгой. Жаров почувствовал влажно прикосновение к своим пальцам. Инстинктивно хотел отдернуть руку, но удержался. Пусть будет эксперимент. Если укусит, то не так уж и страшно.

– Что он там делает? – просил Пилипенко, подходя.

– Он лижет мне руку, – сказал Жаров.

– Зачем?

– Слизывает кровь с пальца.

Пилипенко нагнулся и посмотрел под книгу. Его лицо выражало глубокую задумчивость.

Меж тем коты, один за другим отвалились от миски и принялись кататься по земле, гребя лапами, вяло борясь друг с другом.

Ярцев в своем спецкостюме с длинными рукавами стоял в нерешительности.

– И это все? Будут они атаковать или нет? – с раздражением спросил он.

– Скорее – нет, – сказал Пилипенко. – Но этот дурацкий эксперимент все же, возможно, будет иметь результаты.

– Неужели? – удивился Клюев.

– По крайней мере, одно происшедшее в ходе эксперимента событие навело меня на кое-какую мысль… Доктор Минин, можно тебя на минутку?

Пилипенко отвел Минина в сторону и о чем-то вполголоса поговорил с ним. Коты продолжают резвиться под действием валерьянки.

* * *

На обратной дороге Минина забросили в судебный морг, все остальные вернулись в управление. Жаров не задавал лишних вопросов, по опыту зная, что на этой стадии расследования его друг лишь только огрызнется в ответ. А то, что расследование почему-то вступило в новую фазу, было вполне ясно: иначе зачем отвезли Минина в морг?

Минут сорок просидели в кабинете следователя, словно в каком-то клубе: Жаров читал газеты, а Пилипенко с Клюевым играли в шахматы. Да, это и вправду был клуб – продолжение тайной курилки в 5-й школе, бывшей женкой гимназии, ее коридоров и классных комнат, которые когда-то были переполнены шустрыми гимназистками…

Во дворе затормозила машина, хлопнула дверь. Вскоре вошел Минин, в распахнутой куртке, с болтающимся шарфом и, как всегда, с бумагами в руках.

– Все так, как ты предполагал, – с порога сказал он. – Раны у Карасика ничем не примечательны, меж тем как раны старушки полны кошачьей слюны.

– Вот видишь, – сказал Пилипенко, обернувшись к Жарову, – этот нештатный эксперимент все-таки изрядно помог расследованию.

От внимания Жарова не ускользнуло, что его друг в этот момент легонько прищелкнул пальцами под столом. Значит, понял что-то важное, – подумал Жаров, заметив также, что этот ключевой жест не всегда демонстративен.

– Что сие может значить? – спросил Жаров, невольно подражая архаичной речи Пилипенки.

– Не знаю, не знаю… – проговорил следователь, но журналисту было вполне ясно: все он теперь знает.

Ладно, если его не хотят посвящать в служебные тайны, он просто уйдет. Отправится в редакцию, что-нибудь вяло поделает там… Правда, и дел на сегодня не было никаких: текущий номер сверстан, а до следующего еще можно отдохнуть день-другой.

– Ты в контору или домой? – зачем-то поинтересовался Пилипенко и, получив ответ, утвердительно кивнул.

В одиннадцать часов ночи он появился на пороге редакционного офиса или «конторы», как он переиначивал это слово.

– Думаю, нам есть смысл кое-куда прогуляться, – объявил следователь. – Это в центре, пешком.

Жаров накинул плащ. Ладно, вообще не буду задавать никаких вопросов, раз так.

Они прошли мимо памятника Лесе и углубились в старые дворы нижнего города. Говорили о чем угодно, только не о насущном деле. Внезапно Пилипенко остановился.

– Это здесь, – объявил он.

Они стояли напротив одноэтажного дома с темными окнами. Ограда возле дома была кованой. Пилипенко потрогал вычурные завитки.

– Сразу видно, хороший кузнец, – сказал он.

– Что это за дом? – спросил Жаров.

Пилипенко косо посмотрел на него, проговорил:

– Скажем так: мастерская.

– Чья – кузнеца? Не этого ли Гущина, что за моей Лидочкой ходит?

– Точно. Этого.

Жаров встревожился:

– Ты что замыслил-то? Уж не собираешься ли туда лезть?

– Именно. А ну, подсади!

– Так, может быть, я с тобой? – без особой надежды пробормотал Жаров и получил в ответ отрицательный жест накрест поставленных рук.

Пилипенко занес ногу на ограду. Пожав плечами, Жаров помог ему подняться.

– А мне что делать? – спросил он уже через кованые листья и цветы.

– Стой на атасе. Помнишь, как за инжиром лазили?

Жаров, конечно же, все помнил. Глубоко засунув руки в карманы плаща, надвинув берет на глаза, он прохаживался по улице, поглядывая по сторонам. Инжир, конечно, самая вкусная ягода на свете. Хозяева, которых маленькие Вова и Витя обворовывали каждый сентябрь, для чего и с уроков сбегали, давно уже умерли. Их красавица-дочка вышла замуж, продала дом и уехала с мужем неизвестно куда. Дом перестроили, теперь там жил нувориш. Быстро, легко и бессмысленно изменился мир…

Жаров услышал шаги. Сквозь орнамент просунулась рука, положила на основание ограды длинный сверток, он металлически звякнул о камень. Затем над мертвым растительным царством возникла нога. Пилипенко перевалился через ограду. Жаров помог ему спуститься. Следователь забрал сверток и засунул его за пазуху.

– Что это? – поинтересовался Жаров, впрочем, не ожидая ответа, но Пилипенко охотно пояснил:

– Инструмент. С его помощью кузнец держит заготовку на наковальне.

– Что ты все темнишь? – с раздражением произнес Жаров. – Друг, называется.

– Так надо, – спокойно возразил Пилипенко. – Мы отлучимся ненадолго, а ты подожди в редакции. Когда закончим операцию, я все тебе расскажу. Будет у тебя совершенно улетная статья.