Читать книгу "Распутник и чопорная красавица - Маргарет Мур"

— Поставьте меня на ноги, милый утеночек, иначе что подумают слуги?

Он, не отвечая, продолжал нести ее наверх. Не зная, что делать, она залепетала, как полная дурочка:

— Ах, какой вы у меня романтичный! И какой сильный! А ведь вы не рассказывали, какой у нас замечательный дом… Иначе я бы давно попросила, чтобы вы привезли меня сюда. Вы столько времени ухаживали за мной и ни словом не обмолвились о своем доме! А какие здесь вышколенные слуги! Надеюсь, я им понравлюсь.

Маклохлан по-прежнему молчал, когда они проходили мимо служанок, которые, как подобает, склонили голову. Возможно, Огастес молчун.

Они очутились в коридоре, увешанном портретами и пейзажами. Стены здесь были окрашены в голубой цвет. Наконец, они дошли до комнаты в конце коридора. Как только они переступили порог, он заговорил:

— Вот спальня моей госпожи.

Смущенная оттого, что ее несли на руках, словно инвалида, Эзме огляделась по сторонам и оценила, в какой красивой комнате они очутились. Стены оклеены бледно-зелеными и голубыми обоями, шторы из зеленого бархата, вишневая мебель натерта до зеркального блеска. И все же обстановка оказалась не так важна, как то, что он по-прежнему держал ее на руках.

— Теперь можете опустить меня!

Он медленно поставил ее на ноги — ей показалось, что прошла целая вечность.

Они стояли почти вплотную друг к другу.

Вдруг он помрачнел, и Эзме от страха едва не потеряла сознание. Что еще случилось?

— А вы кто такая? — спросил Маклохлан, и Эзме поняла, что он обращается не к ней, а к кому-то у нее за спиной.

Обернувшись, она увидела, что по ту сторону кровати под голубым шелковым балдахином стоит женщина в простом сером шерстяном платье и белом простом чепце с подушкой в руках.

Эзме приняла ее за горничную и отметила ее красоту — пусть она и не молоденькая девушка и понадеялась, что ей не придется волноваться из-за того, что ее так называемый муж будет волочиться за служанками.

— Я миссис Луэллен-Джонс, экономка, милорд. Мне не сообщили о вашем приезде, — сказала женщина с валлийским акцентом, присаживаясь в глубоком книксене.

На благожелательную улыбку Маклохлана она ответила сурово насупленными бровями.

Эзме вдруг со всей ясностью поняла: даже если Маклохлан попытается соблазнить экономку, миссис Луэллен-Джонс вполне способна дать ему отпор.

В отличие от нее самой…

— Ага! Значит, мой поверенный нанял и вас? — спросил Маклохлан.

— Да, милорд. Последнее время я работала у лорда Рагглса.

— Как поживает старина Рагси? — спросил Маклохлан, лучезарно улыбнувшись, а Эзме робко подошла к громадному шкафу у двери.

— В последний раз, как я видела его светлость, он хорошо себя чувствовал, милорд, — ровным тоном отвечала миссис Луэллен-Джонс.

— Рад слышать! А теперь, если вы нас извините, миссис Джонс, — сказал он, — мы с женой хотели бы отдохнуть до ужина.

Эзме метнула на него настороженный взгляд и густо покраснела, заметив у него на лице то самое выражение, о котором они договорились в карете…

— Моя фамилия Луэллен-Джонс, милорд. Как прикажете поступить с вашим багажом?

— Отнесите все в гардеробную и распакуйте. Но сюда пусть никто не входит, пока мы не позовем!

Пока?.. Что он себе воображает?!

— Как вам угодно, милорд, миледи, — ответила экономка, с безмятежным видом вышла и закрыла за собой дверь.

Глава 5

Настороженная, готовая ко всему, Эзме ждала, что будет дальше, затаив дыхание. К счастью, Маклохлан не стал приближаться к ней. Он сунул руки в карманы брюк и, покачиваясь на каблуках, оглядывался по сторонам.

— Вижу, на новую отделку Огастес поскупился.

Решив вести себя так, словно ничто ее не волнует, Эзме начала стаскивать перчатки.

— Неужели так уж необходимо было изображать первобытного дикаря? Я не сабинянка, которую нужно похищать и на руках переносить через порог!

— Такое поведение показалось мне вполне уместным, — рассеянно ответил Маклохлан, подходя к потрескавшемуся высокому зеркалу в углу. — Оказывается, дом в худшем состоянии, чем я предполагал! Огастесу следует как можно скорее продать его, иначе скоро от него останутся одни развалины!

— Может быть, он рассчитывает, вернуться и заняться ремонтом.

— Может быть, в чем я лично сомневаюсь, — ответил Маклохлан, проводя пальцем по старому туалетному столику, словно ища несуществующую пыль: комнату, видимо, регулярно прибирают.

— По-моему, ваш поверенный нанял разумную прислугу.

— У Огастеса всегда разумная прислуга.

— Полагаю, за нее тоже платит мой брат? — спросила Эзме, вынимая шпильки из волос и складывая их на туалетном столике.

— Уж во всяком случае, не я, — бесстыдно признался Маклохлан. — Джейми прекрасно сознавал: как бы я ни пытался экономить, крупных расходов ему не избежать.

— А вы пытались экономить? — удивилась Эзме.

— Насколько возможно. И за все расходы я отчитаюсь.

Эзме неодобрительно поджала губы, понимая, что потраченные деньги все равно не вернешь. Маклохлан подошел к окну, раздвинул шторы и стал смотреть на сад.

— Не думаю, что пошел бы на такие жертвы ради женщины, которая меня бросила, — сказал он едва слышно, словно размышляя вслух.

Эзме мысленно согласилась с ним: она бы тоже не стала помогать мужчине, разбившему ей сердце. Но она больше не собиралась ни в чем признаваться Маклохлану.

— Мой брат очень добрый и великодушный человек.

— Очевидно, так, — ответил Маклохлан, — иначе он оставил бы меня на Тауэрском мосту!

Он отвернулся от окна, и Эзме с грустью увидела, что его всегдашняя язвительная, насмешливая гримаса вернулась на его лицо.

— Остается только радоваться, что я ни разу в жизни не был влюблен!

Он не был влюблен?!

— А вы, мисс Маккалан? Не потревожил ли ваше сердечко какой-нибудь симпатичный молодой джентльмен?

Так она ему и призналась — даже если бы и потревожил!

— Нет.

— Так я и думал, — ответил Маклохлан, снова доводя ее до бешенства своей улыбочкой.

Вдруг, не говоря ни слова и ничего не объясняя, он бросился на кровать и стал кататься по ней как одержимый.

— Что вы делаете?!

— Слуги должны думать, что мы с вами, оставшись наедине, тут же предались страсти.

— Зачем?

— Я ведь предупреждал, что в нашей семье мужчины отличаются бурным темпераментом.

— Мне очень жаль женщин вашей семьи. Что может быть хуже, чем оказаться игрушкой в руках мужчины! Во всем подчиняться ему.